— С добрым утром! Пора вставать! Кто долго спит, тот пропускает всё веселье.

Одри натянула на голову покрывало, прячась от ворвавшихся солнечных лучей, слишком ярких и слишком ранних, чтобы начинать утро с дурных вестей. Будьте прокляты все, кто придумал вставать спозаранку. А для Джокера и его подельников за это должен быть приготовлен отдельный котёл в аду. Хотя он их и без того там ждёт не дождётся.

— Отвалите, — сонно протянула Одри, не желая выныривать из сновидений.

— Где твоё воспитание, красавица?

Джокер сорвал покрывало и бросил его рядом с кроватью.

— Эй!

Одри обиженно посмотрела на Джокера и села, прислонившись спиной к стене, выкрашенной в зелёный цвет. Утренняя прохлада бодрила, но в сонных мечтах пока плавал кофе. Чёрный, как ночь, горький, как жизнь, беспросветный, как новый день. И вишенка на торте — хрустящий тост, что готовила Ребекка, гувернантка из недавнего сытого прошлого. Кофе с золотистым тостом не помешали бы стать этому утру чуточку добрее.

Джокер подхватил стул и подставил его поближе к кровати, сел напротив Одри, облокотившись на спинку.

— Сколько тебе лет, птичка?

Одри поёрзала. Руки затекли и теперь ныли, не давая как следует сосредоточиться на мыслях, собрать их во что-то более или менее понятное.

— Девятнадцать. Исполнилось четыре месяца назад.

— И что папочка подарил тебе на день рождения?

— Яхту, —буднично ответила Одри, будто каждая девушка получала на свои девятнадцать что-то подобное.

— Ух ты-ы! И где-е она?

Одри пожала плечами.

— Нечаянно утонула.

«Пшшш», — Одри изобразила скованными руками тонущий корабль, идущий на дно. И прошептала:

— Как Титаник.

— Сколько же миллионов ты утопила?

— Почему сразу утопила? — возмутилась Одри, будто отчитывалась перед отцом. — Она сама.

— Ну конечно! Яхты же тонут каждый день, ма-аленькие де-авочки топят их как розовые мечты в суровой реальности. Та-ак?

Одри насупилась. Взбучку ей тогда устроили такую, что мама не горюй. Головомойка была просто крышевыносящая, а Одри закатывала глаза и держала оборону: «Это не я!» Может быть, папочка и поверил ей или сделал вид, что поверил, но уж кого не обмануть, так это Альфреда. Он лишь спросил: «Зачем ты так с ним?» Затем.

А через месяц она сняла кругленькую сумму со счёта и сбежала, не встретив на пути особых сложностей. Всё как всегда: Одри отвезли в университет, но уже днём она сбежала с занятий прямиком в банк. Её не сразу хватились, потому что до этого она ни разу не сбегала. Комнатная домашняя девочка, привыкшая получать всё по каждому капризу. Наверное, так всё и было, но Готэм перевернул её мировосприятие. Оказывается, здесь нельзя просто выйти и отправиться гулять, проехаться на метро и заявиться на работу к отцу. Всё было под какими-то сумасшедшими запретами. Не дыши, не живи, не ходи туда, не езди сюда, не делай того, не смотри так. Кошмар, а не жизнь.

Одри хватило на три месяца. Она откровенно скучала на званых вечерах в чью-нибудь честь. Очередной старпёр или очередная богатенькая кошёлка. Ску-учно. Одри подменяла шампанское на воду, но самый шик — разлить по бокалам водку вместо игристого вина и наблюдать за реакцией снобов. При этом она делала невозмутимое лицо. «Водка? У вас в бокале? Да вы что?» Какая прелесть.

Папочка сердился. Альфред закатывал глаза, а Одри сбегала к гостям, в самую толпу, от долгих нудных разговоров. Она ненавидела эти званые ужины. И чтобы побесить всемогущего Брюса Уэйна, приходила на них в кедах, в старых потёртых джинсах или драных лосинах, в вытянутых майках, а в уши втыкала музыку, и «Guns N’ Roses» скрашивали её одиночество.

— И с кем ты жила в Тауншипе? С мамочкой?

— Мама умерла, когда я была совсем маленькой. А в ссылке я жила с Ребеккой, гувернанткой, и с Тодом.

— То-од? Кто такой То-од? — Джокер всплеснул руками.

— Это долгая история.

Он исподлобья посмотрел на Одри и улыбнулся уголком губ.

— А мы с тобой никуда не торопимся, красавица.

Одри поджала под себя ноги и зачесала непослушные волосы назад.

— У папы был компаньон, давно, я ещё была маленькой, и мистер Бойер ввязался в какую-то мутную авантюру. Он очень подвёл папу, кажется, в этих разборках потом даже Бэтмен фигурировал. Видимо, настолько всё было плохо, и когда мистера Бойера посадили в тюрьму, мой отец принял решение забрать его сына к себе на воспитание. Как во времена викингов, я об этом читала. В Англии, кстати, такое тоже практиковали. Это такие гостевые заложники. Мы росли вместе, папа готовил его к какой-то должности в своей компании.

— Какая печальная история, — наигранно удивился Джокер. — То есть па-поч-ка хотел тебя выдать замуж за этого… как его… Тода.

Одри скривилась.

— Что? Нет! Нет! Тод ужасно скучный, он как папино окружение, такой же весь правильный. Просто обожал ходить в оперу, ни одного сезона не пропускал и меня таскал с собой, — Одри закатила глаза и процедила сквозь зубы: — Отец настаивал, чтобы я ходила.

Одри смолкла, вспоминая те долгие часы, растянутые на целые века. Как она не могла дождаться, когда уже Отелло задушит Дездемону, когда они все друг друга передушат и можно будет спокойно уехать домой. Какие-то истеричные мамзели даже умудрялись пустить слезу, чуть громче, чем требовалось, чтобы окружающие их мужчины тут же бросились утирать фиалкам слёзы, целовать их руки и вообще вести себя как полные болваны.

— Пришлось ходить, но при условии, что будем сидеть на балконе в первом ряду. Я покупала попкорн в соседнем кинотеатре и стреляла им по головам внизу. Представьте себе: сидят эти хлыщи, на сцене душераздирающее пение очередной актрисы, и тут — бах! — меткий удар сверху, — Одри кусала пальцы, уносясь всё глубже в воспоминания. — Тод… Папа не мог так со мной поступить. Это же… Ужас. Фу.

Джокер вызвал одного из своих помощников, и тот скрылся за дверями. Долго ждать его не пришлось, уже совсем скоро он ввалился в комнату с телефоном подмышкой, и за ним тощей змейкой тянулся длинный провод. Мужчина в маске поставил телефон на кровать и смахнул с него пыль. Одри было спросила, не проще ли обзавестись сотовым телефоном, двадцать первый век как-никак, на что Джокер усмехнулся и облизнул губы. Всё оказалось куда прозаичней: в простенький телефон вставлен блокировщик сигнала, поэтому отследить сигнал невозможно, тогда как сотовые с их электроникой куда сложнее перепрограммировать. Одри не поверила, но тип в клоунской маске протянул карточку, и Джокер вставил её в боковую прорезь аппарата.

— Хочешь позвонить па-а-апочке? Он не узнает, где мы, — Джокер кивнул на карточку и протянул Одри трубку.

Одри с недоверием посмотрела сначала на телефон, потом на Джокера.

— Вы мне помогаете?

— Неа. У каждого из нас есть своя выгода. Я могу утолить жажду твоих вопросов, потом и ты немного поработаешь на благо нашей маленькой, но очень перспективной компании.

Одри написала на листочке номер телефона, и помощник не торопясь набрал его. Гудки ворвались в тишину, растягивая ожидание и проверяя выдержку ждущих.

— «Уэйн корпорейшн», меня зовут Карла Мину. Чем могу вам помочь?

Одри кашлянула. Карлу она не знала, но в огромном механизме корпорации кого только не было.

— Здрасьте, — неуверенно поздоровалась Одри. — А могу я услышать Брюса Уэйна?

— Кто его спрашивает?

— Одри. Его дочь.

Долгая напряжённая тишина разрывала комнату, буравила её. Секунды превращались в столетия, а минуты — словно нескончаемый поезд времени, бескрайняя вереница. Ожидание наматывало нервы на невидимый кулак, и уже хотелось сойти с ума, повесить трубку, забыть и забыться. Попрощаться с прошлой жизнью и отпустить грехи прошлому. Наверное, на лице Одри красноречиво выписывались эмоции, потому что Джокер не сводил с неё глаз. Ему было наплевать на телефон, его, кажется, нисколько не волновало, ответит кто-то или нет. Джокеру нравилось читать книгу по имени Одри.

— Слушаю, — осторожный голос Брюса Уэйна нарушил тяжкое ожидание, и Одри с облегчением вздохнула.