Что ту началось! Шум, гам, суматоха! Ужасная толкотня: всего нескольким счастливчикам удалось сразу же выбежать на улицу, прочие же посетители жались друг к другу, согнанные наёмниками.
Папочкины прихвостни? Не очень похожи. Его охрана холёная, будто не караул при благородном сэре, а аристократы не хуже остальных. А тут поднялись будто простые горожане, таких в городе увидишь и не скажешь сразу, что что-то с ними не так.
— Это плохо, — сама себе сказала Одри.
И она метнулась в кухню, на ходу расталкивая официантов и поваров. И те как назло словно специально оказывались на пути, мешались, кричали, и всему виной был Джокер с его приятелями. Одри протискивалась между работниками кухни, сюда же успели забежать некоторые из посетителей в надежде на спасение.
Ну что, допрыгалась? Ох не так Одри себе представляла вольную жизнь! В планах маячило совсем другое: сытая Европа, флиртующий Нью-Йорк, дикая, пряная Индия, степенный Тибет и пахнущая хвоей русская Сибирь. Одри хотела сесть на первый попавшийся поезд и ехать, слушать стук колёс, мечтать, смотреть в окно на проносящиеся мимо суетливые города и одинокие поля. Деревья бы качались в сумерках, желая Одри счастливого пути. «Я хочу на море!» И другой поезд повёз бы её к тёплым берегам, к крикливым чайкам и сутулым угрюмым горам. Только тогда Одри написала бы отцу первое письмо, что-то вроде: «Тут ласковые закаты и приветливые рассветы, я пью молодое вино и пьянею, наконец-то я могу тебя простить». Одри насыпала бы в конверт жёлтого горячего песка — кусочек её новой жизни, вольной, беззаботной.
Но романтические мечты Одри рассыпались под топотом ботинок. Она даже не понимала пока, в спешке улепётывая от головорезов, чего она испугалась больше. Плена? Или что не увидит моря?
Она бежала наугад, попав из душной кухни в не менее душный коридор. Стучала во все двери. Заперто. Одри запыхалась, рюкзак постоянно соскальзывал, наспех накинутый на одно плечо, и мысль поправить его и надеть правильно ускользнула ещё там, в зале.
Одри толкнула последнюю дверь и — слава богам, открыто! — выскочила на улицу. Парковка, мусорные баки, и из-за поворота с визгом колёс выскочил микроавтобус и резко вырулил наперерез. Одри бы смогла, наверное, успеть добежать до забора и перелезть через него, но планы рушились, как карточный домик. Когда она толкнула дверь, выскочила на улицу, навстречу ей уже шёл Джокер, тот самый, которого Одри любила разглядывать в утренних газетах. Не торопясь, чуть покачивая головой и ухмыляясь. Глаза так и горели от предвкушения, в них читалось: «Никуда ты не денешься».
— Здравствуй, красавица!
Одри попятилась, глядя на Джокера: их разделяли всего несколько метров, но ведь попытка не пытка, Одри бы и рада была метнуться в сторону, к забору, но её больно схватил за локоть один из головорезов в маске клоуна.
А Джокер на ходу поправлял волосы и ни на миг не сводил с Одри глаз.
Море явно откладывалось на неопределённый срок.
— Неве-ежливо вот так убегать, не попрощавшись. Где твои мане-еры?
— Отпустите меня! Или…
— Или что? Пожалуешься на меня па-апо-очке? — последнее слово Джокер прорычал.
«Отпустите!» — Одри извернулась и укусила негодяя, слишком больно сжимавшего её руку. И секунды хватило, чтобы он разжал пальцы и дал сдачи, отвесив Одри звонкую пощёчину. На мгновение всё вокруг вспыхнуло, заискрилось, словно сотни огней праздничных фейерверков выстрелили в небо, но так же быстро всё померкло. Щека горела. Одри приложила ладонь, удивляясь, отчего же она не ощущает тот жар.
— Э-эй! Мы же негодяи, — голос Джокера был насквозь пропитан сарказмом, — но не такие, мы не бьём девушек, особенно таких хор-р-рошеньких.
Одри покосилась сначала на того, что в маске, а после на Джокера.
— Я тебя напугал, куколка? Ты боишься? Это из-за шрамов, да?
Одри попятилась, когда в руке Джокера блеснул небольшой нож. О нет, совсем не этого она ожидала от сегодняшнего дня. А может и правда не следовало сбегать из дома? Не сегодня, по крайней мере. Джокер вытянул руки и поманил Одри, глядя на неё ласково, но за этой обманчивой теплотой скрывался взгляд хищника.
— Иди сюда, куколка.
Он схватил её за шею и притянул к себе. Погладил нежную кожу, аккуратно провёл лезвием по щеке, не оставляя ни следа, но демонстрируя, на что способен. Рука легла удобнее на затылок, и Одри ойкнула.
— Хочешь историю? У меня была дочь, непослу-ушная, стропти-ивая! Как ты. Она вечно запиралась в своей комнате и обвиняла меня в том, что я слишком серьёзный папочка, никогда не улыба-аюсь. И я старался, улыбался ради неё, и мне казалось, что этого мало, что моя дочь всё ещё думает, что я слишком хмурый. И тогда… — Он приподнял лицо, демонстрируя шрамы. — Я вставил лезвие себе в рот и….
Джокер отпустил Одри и отступил на шаг, улыбнувшись широко, радостно, глаза его искрились.
— …теперь я всегда улыбаюсь!
Одри, не помня себя от страха, не глядя пнула Джокера, развернулась на сто восемьдесят градусов и понеслась со всех ног с парковки. Она бежала и слушала громкий, заливистый смех, полный удовольствия и оттого ещё больше подстёгивающий бежать и не оглядываться.
Она не успела. Одри не пробежала и половины пути до чёртового забора. И почему туда,а не в обратную сторону? Один из преступников быстро догнал её — куда уж девчонке тягаться с теми, у кого в венах течёт страсть к погоням и убийствам? — резко рванул на себя и подхватил, чтобы Одри не свалилась. Она закричала, но он встряхнул её как следует, как мешочек с бочонками для игры в лото, и Одри сдалась. Наёмник привёл её к Джокеру, и он усмехнулся, грозя ей пальцем:
— Строптивая и дикая. Мне нравится.
Он подцепил небольшой непослушный локон, тёмный, цвета горького шоколада и отрезал. Похлопал себя по карманам, выудил зелёный платок и завернул в него волосы.
— У нас ведь есть ДНК Брюса Уэйна? Да? Посмотрим, не наврала ли ты нам, птичка.
— Что если наврала? Что тогда?
Джокер причмокнул, пожал плечами и улыбнулся:
— Тогда я отправлю тебя полета-ать.
— А если я с вами не пойду?
Он вздохнул и знаком попросил у одного из наёмников верёвку.
— А выбора у тебя нет, красавица.
Одри посмотрела в его безумные глаза. Она не видела злобы или ненависти, она видела интерес. Кто такой Джокер? Шутник масштабов Готэма. Может, Одри — повод для его очередной шутки? Можно строить из себя жертву, биться в истерике и лить слёзы, которые не проймут ни Джокера, ни его головорезов, а можно посмотреть, что будет дальше. Прости, море, никак не получается встретиться.
Одри изобразила наивность и послушно протянула руки. Верёвки плотно легли на её запястья, обнимая, словно змея жертву.
***
Одри сидела на стуле и покачивала ногой. Совсем не так она себе представляла плен. Хотя до этого дня, надо признать, она вообще не думала, что с ней такое может произойти. А ведь мечты о вольной жизни были так близки, рукой подать, и вот они: манящая Франция, жизнерадостная Италия, ласковое и неспокойное море Греции. Но грёзы разбились о скалы действительности. Наверное, если бы Одри жила у отца, рядом с ним, она бы лучше понимала весь масштаб грохочущего имени Брюса Уэйна. Она знала отца по его звонкам, по видеосвязи, изредка он прилетал к ней в Тауншип, в основном на рождество и на день рождения, плюс-минус десяток дней в году. Он думал, что заменил ей отца, подсунув взамен лакеев, гувернанток, нянек, учителей, по поводу и без присылал дорогие подарки, дарил сертификаты в лучшие дома моды. Всё это было для неё безделушками. Как новое платье от Диор заменит отца?
А гувернантка? Она целовала Одри перед сном не потому, что любила её, а потому, что ей за это платили.
Так кто из них заигрался больше? Одри, которая мечтала утром выходного дня увидеть живую улыбку отца, а не по видеосвязи? Настоящую, сияющую, только для неё. Или папочка заигрался, забыв, что детей надо любить не на расстоянии?
Она огляделась. Полупустая комната, ничего лишнего: стол, стул. Минимализм во всей своей красе, папе бы понравилось. Разве что свисавшая с потолка лампочка не произвела бы должного впечатления, а так очень даже. Почти уютно, если не считать связанных рук. И наручников, которыми Одри приковали к стулу. И только она представила себе, как сбежала бы со стулом наперевес, щёлкнул замок.
