Пальцы разжались, и клинок бесслышно исчез, растворившись в воздухе. Решение пришло почти мгновенно.

Локи скорбно покачал головой.

— Вот незадача, — со вздохом выдавил он из себя, пряча волнение за едкой усмешкой. — Я же тебя не люблю. А какой прок от того, что ты умрешь просто так?

Нужно убедить Тора в том, что его брат — самое бездушное существо во всех девяти мирах.

Это будет просто.

— Но я слишком хочу отомстить Хеле, — крепко сжимая кулаки и вскидывая голову, продолжал говорить Локи. — Поэтому давай.

Тор не сдвинулся с места. Он все так же неподвижно стоял, пристально и недоверчиво глядя на брата единственным глазом.

Ждал подвоха.

— Ну же! — выходя из себя, крикнул Локи. — Давай! Я же знаю, ты был бы рад моей смерти!

— Не так… — Тор покачал головой. — У нас с тобой все должно было сложиться не так…

Локи подошел вплотную к Тору и поймал его взгляд.

— Поздно, — холодно отчеканил он, чувствуя, как к горлу подступает предательский ком. — Пора платить по счетам.

И — чтобы наверняка:

— Просто знай: я ни о чем не жалею. Я бы предал тебя снова. И тебя, и отца.

Ложь.

Ложь, которая попала в цель. Локи услышал утробный рык отчаяния, с которым Тор подался ему навстречу, а следом за ним почувствовал сильный толчок в грудь. Земля ушла из-под его ног, и трикстер, нелепо взмахнув руками, рухнул в пропасть. Падая, Локи еще несколько секунд видел лицо Тора и его взгляд — отчаянный, виноватый, полный боли и сожаления.

Последнее, что он выхватил из подступающего к нему мрака прежде, чем пропасть поглотила его, — высокое небо, которое медленно, но верно окрасилось в кроваво-красный оттенок.

Тору очень хотелось тряхнуть головой и очнуться от страшного видения.

Вот только все было по-настоящему. Локи погиб, упав в пропасть.

Снова.

Только на этот раз у него не было Тессеракта, чтобы спастись.

Как будто наяву, Тор услышал совсем рядом его голос:

«И что ты мне сделаешь? Убьешь меня? Второй раз?..»

Тор почувствовал, как что-то обожгло его кожу. Медленно, еще не до конца осознавая произошедшее, он посмотрел на свою руку. На его раскрытой ладони, сверкая ослепительно-ярким светом, лежал оранжевый камень. Маленький, на вид совсем обычный, он словно подмигивал Громовержцу, насмехаясь над ним. Трудно было поверить в то, что все так охотятся за ним. Вряд ли бы кто-то еще заплатил за этот мерцающий кусок сингулярности ту непомерно высокую цену, которую заплатил он.

Тору вдруг невыносимо сильно захотелось бросить этот камень в пропасть. Он уже даже сжал его в кулаке и занес руку назад, но вдруг остановился.

Если он откажется от Камня Души, смерть Локи будет напрасной.

Боль в груди вдруг стала невыносимой.

— Слушай, Дух! — в отчаянии крикнул Тор, оборачиваясь туда, где еще несколько минут назад парил в разреженном воздухе Хранитель Камня Души. — Скажи, что мне теперь делать!

Эхо тут же подхватило его крик и разнесло его по бесконечному простору этого пустынного мира. Призрак исчез, так же неслышно, как и появился.

Тор остался один.

Колючий ветер задул сильнее, как будто прогоняя незваного гостя. Щеки стало неприятно покалывать — застывали, превращаясь в льдинки, слезы. Подкашивались ноги, и было трудно дышать. А Камень Души все так же обжигал ладонь, как будто хотел выжечь на коже Громовержца одному ему известное клеймо.

Клеймо, с которым Тору придется жить.

В последний раз он оглянулся назад, словно хотел высечь в памяти это место.

Место, в котором прервалась их долгая с братом история.

Они с Локи дети.

Асгардский сад. Весна. Воздух наполнен ароматом роз, к которому примешивается запах свежеиспеченного шоколадного печенья, доносящийся с кухни.

Локи лежит на траве, щурясь от яркого солнечного света — Тор видит его еще издалека, когда спешит к младшему брату, чтобы угостить его украденным прямо с противня лакомством. Тор знает, что Локи не любит жару, но в этот день даже он решился подставить бледное лицо солнечным лучам.

Спотыкаясь и весело смеясь, Тор подбегает к нему почти вплотную.

— Смотри! — он падает перед ним на колени, и из полов его рубашки на траву падает печенье. — Осторожнее, оно еще горячее, — предупреждает Тор, противореча сам себе и тут хватая принесенное лакомство.

Локи сглатывает слюну и осторожно тянет за краешек любимое шоколадное печенье. Обжигаясь и спеша, мальчики поедают его, и печенье кажется особенно вкусным от того, что оно прямиком из печи. Локи ест лакомство и довольно щурится — прямо как кот, даром что не мурчит. Тор понимает, что с печеньем он угадал — юный Громовержец помнит, что Локи любит шоколад и на дух не переносит изюм.

А потом они слышат изумленное восклицание и понимают, что кухарка заметила пропажу печенья. Братья переглядываются и, понимая друг друга без слов, бросаются бежать — прямо по клумбам, ломая любимые мамины цветы и пугаясь собственной дерзости. Птицы в саду начинают петь громче, как будто хотят выдать заговорщиков своим пением.

Локи в шутку грозится перестрелять их всех из рогатки. А Тор лишь снисходительно улыбается, зная, что его маленький брат, который и мухи не обидит, всего лишь показывает ему свое бахвальство.

А обожженный кончик языка слегка щиплет, и трава щекочет босые пятки.

Небо над их головами постепенно светлело. Утро, которое решало судьбы всех живых существ, вступало в свои права.

В отсветах восходящего солнца золотой дворец казался еще красивее, чем он был на самом деле. На башни, увенчанные острыми пиками, невозможно было смотреть — так ярко плясали на них солнечные блики. Нежная зелень сада успокаивала взгляд, но тревожила сердце. Сиф с высоты скалистых гор смотрела на любимый с детства сад, в котором она знала каждый цветок, и чувствовала, как неумолимо теряет что-то важное.

Она знала, что в последний раз смотрит на Асгард в свете утренних лучей.

С трудом оторвав взгляд от дворца, Сиф обернулась назад — туда, где длинной шеренгой шли к междумирной Тропе асы, потерявшие в один миг все, что было у них много лет. Хеймдалль уводил их из Асгарда.

— Я бы попытался тебя отговорить, если бы не знал, что это ни к чему не приведет.

Сиф вздрогнула и тут же встретилась взглядом с янтарными глазами Хранителя. Хеймдалль стоял в двух шагах от нее, пристально глядя на девушку. Он смотрел серьезно и — как показалось Сиф — немного печально. Так смотрят те, кто знает, что неизбежное не отодвинуть и не изменить.

Тянуть действительно было больше нельзя — в Асгарде уже давно стало опасно находиться.

Сиф тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли, и уверенно сказала:

— Я остаюсь. Без Тора…

Ее голос сорвался, и девушка замолчала. Эмоции захлестнули ее, и Сиф ничего не могла с этим поделать.

Хеймдалль перевел взгляд на дворец и сказал, обращаясь к девушке:

— Ты знаешь, где находится Тропа.

Сиф вздрогнула. Зачем ей это теперь, когда она твердо решила, что останется здесь ждать Тора? Когда она решила, что погибнет, сражаясь с ним плечом к плечу. Сражаясь за мертвых друзей, за прежний Асгард, за прошлое.

Хеймдалль не сказал ей больше ни слова. Он ушел, возглавив длинную колонну беженцев, а Сиф оставалось только смотреть на то, как один за одним асгардцы исчезают в расщелине в скале — портале, ведущим в Мидгард.

Сиф видела все — и то, как открылся портал, и то, как в Асгарде появился он. Девушка узнала его сразу же — про Таноса она слышала не раз, и теперь, увидев его вживую, почувствовала, как внутри нее вскипает ненависть. Огромный, угрожающий, принесший с собой нечто поистине ужасное. Сиф чувствовала, еще не зная точно, но верно угадав его намерения: Танос пришел для того, чтобы забрать Камни Бесконечности. Чтобы забрать жизнь некогда процветающего Асгарда.

Едва завидев нежданного гостя, девушка ничком упала на землю и прижалась к траве, стараясь быть максимально незаметной. Танос прибыл в Асгард в обход Радужного Моста и оказался аккурат у подножья дворца на огромной дворцовой площади — всего в нескольких метрах от места, где скрывалась Сиф. Высокая трава и куст дикого Трезолла скрывали девушку от чужих глаз и позволяли ей видеть все, что происходило прямо перед ней.