Пестель нервно тряхнул головой. Виктория искоса наблюдала за ним.
— Как же все это затянулось, — вздохнул он, и ей на мгновение стало обидно.
— Ты мог хотя бы сделать вид, что рад мне, — упрекнула она его.
Он повернулся к ней так круто, что она непроизвольно отпрянула. Его глаза смотрели пристально со смешанным чувством отчаяния и ярости. Виктория уже видела его таким. Она знала, что такой Пестель может быть опасен. Она боялась его, и все-таки она даже не вздрогнула, когда он приблизился к ней почти вплотную.
— Все очень плохо, Виктория, — сказал он так тихо, что она едва расслышала его слова. — Все очень плохо. Каждого из нас могут арестовать с минуты на минуту, у нас не осталось времени! Тебе лучше уйти сейчас. Потом будет труднее.
Виктория смотрела на него во все глаза, не понимая, говорит он это всерьез или шутит. Она приехала к нему, она готова все бросить ради него, а он говорит ей «уходи»?..
— Нет, — она покачала головой и бессознательно повторила: — Нет… Уже слишком поздно.
Они стояли друг напротив друга, яркий солнечный свет жег лицо. Еще месяц назад Виктории казалось, что все наконец осталось позади. И даже когда Пестель говорил, что они все обречены и считал назначенную дату восстания конечной точкой, Виктория верила, что это еще не конец. Даже там, в Петербурге, навещая Кондратия и общаясь с его женой, она надеялась, что все останется по-прежнему, и это лето не последнее их общее лето. Даже жадно хватая первые слухи о мятежниках в Малороссии, она гнала прочь мысль, что это как-то относится к Пестелю. Да, она боялась, что его могут арестовать. Да, она злилась и в панике металась по комнатам, отправляя очередное письмо и не получая ответа.
Нет, она не хотела верить в то, что все может закончиться так плохо.
Быть может, это в последний раз, вдруг пронеслось в голове Виктории, и молодая женщина задохнулась от потрясения — как много времени они потеряли! Скоро, уже совсем скоро случится то, что должно случиться. Точка невозврата пройдена. Пути назад нет.
Она его потеряла.
В безотчетном порыве Виктория подалась вперед, обхватила лицо Пестеля ладонями, развернула к себе. Ей хотелось прижаться к нему, отдаться — раз и навсегда, и быть только с ним, всегда! Она встала на носочки и прильнула губами к его губам. И Алексей Дмитрич, и все другие отговорки поблекли и ушли в небытие. Пестель пока еще был с ней. Остальное не важно.
— Виктория… — прошептал Пестель, когда она, задыхаясь, разомкнула поцелуй.
— Молчи! — взмолилась Виктория, гладя его волосы. — Умоляю тебя, молчи!
Он притянул ее к себе ближе, и девушка уткнулась носом ему в плечо. Знакомый запах пороха и сургуча проник в самую душу. Виктория заключила его в кольцо рук и закрыла глаза. Он рядом. С ней. Живой.
Она будет вспоминать эту секунду всю жизнь.
Уже потом, когда…
— Я тебя ненавижу! — сквозь слезы прошептала Виктория, обнимая его ещё крепче. — Ненавижу!
— Прости меня, — глухо ответил Пестель, гладя ее по спине, как маленькую девочку.
Виктория рыдала у него на груди, не в силах остановиться.
— Вам нужна только ваша виктория, — горько всхлипывала она, чувствуя разрывающую сердце боль. — Но вы хотя бы раз думали о том, что станет с вашими близкими после… всего этого? Хотя бы раз вы думали, как они будут жить уже без вас? Как я буду жить без тебя?!
Пестель отстранил девушку, чтобы заглянуть ей в глаза. Он не мог сказать ей, что в последние дни он только и думал, что о ней. Он не мог объяснить ей всего, что было у него на душе. Все, что он мог — это приподнять ее лицо за подбородок и наклониться к ней ближе.
— Мне нужно гораздо больше, — едва слышно выдохнул он, не веря своему голосу. — Единственная Виктория, которая мне нужна, сейчас плачет.
Она не выдержала его взгляда и спрятала лицо на его груди. Виктория плакала, а Пестель продолжал растерянно гладить ее по спине и плечам. Впервые в жизни он даже не предполагал, что ему делать дальше. Виктория завтра уедет обратно в Петербург, а он еще пробудет на Украине неизвестно сколько времени. Когда они увидятся снова, неизвестно.
Неизвестно, увидятся ли они вообще.
Виктория молчала, и лишь слезы тихо катились по ее щекам. Пестель держал ее в своих объятиях, глядя на освещенную ярким светом стену прямо перед собой. Он старался ни о чем не думать.
Любые слова сейчас были бы неуместны. Оба понимали, что совсем скоро им придется расстаться, и поэтому особенно остро ощущали каждую секунду. То, что еще совсем недавно казалось незыблемым и постоянным, рассыпалось в прах. Пестель слишком долго верил, Виктория слишком долго ждала. А жизнь проходила мимо, и столько шансов было упущено…
— Уезжай, — тихо попросил Пестель и добавил: — Я приеду в Петербург. Я найду тебя, как только смогу. Обещаю.
Он мимолетно коснулся губами ее виска. Виктория ему поверила.
========== -16- ==========
— Выступать только потому, что вас раскрыли, мы не станем.
Трубецкой злился, и Пестель это видел. Сидя за столом напротив него, он мог только угрюмо молчать и пытаться совладать с раздражением, которое князь неизменно у него вызывал. Незаметно сжимая пальцы в кулак, Пестель смотрел прямо на него — лицо холеное, бакенбарды обрамляют безупречные скулы, глаза смотрят с холодком. Важный, надменный и крайне неприятный человек. И как Кондратий может ему так доверять, думал про себя Пестель, следя за каждым изменением на лице Трубецкого. Он предаст их при первой возможности, это ясно, как день.
Рылеев сидел вдали от них, потихоньку отхлебывая свой чай. В первое время он не вникал в разговор вовсе — просто молча слушал, и это очень не нравилось Пестелю. В какой-то момент у него даже промелькнула мысль о том, что он догадался о них с Викторией, но вскоре эта мысль перестала его терзать. Рылеев горел только одной идеей, ничего остального он не замечал. Удивительно, как слеп он был в некоторых вещах!..
Прошло какое-то время, прежде чем он вступил в диалог:
— Лично я не верю Павлу Ивановичу, и не верю давно, — сказал он то, что Пестель меньше всего ожидал от него услышать.
Не скрывая своего удивления, он уставился на недавнего товарища, требуя объяснений. Мысль о Виктории и запоздалый страх снова пришли ему в голову. А вдруг Рылеев что-нибудь у него спросит? Может быть, он узнал, куда и для чего ездила Виктория в тот памятный летний день?..
Чтобы спрятать истинные эмоции, Пестель передернул плечом и довольно сухо поинтересовался:
— Вот как, Кондратий Федорович?
Он намеренно подчеркнул интонацией свое обращение к нему, и Рылеев, кажется, покраснел. Он звякнул ложечкой о край чашки, и Пестелю вдруг с неимоверной силой захотелось выбить эту самую чашку из рук поэта.
Рылеев что-то ему ответил, потом Трубецкой снова повторил то, что уже было сказано раньше. Пестель, чувствуя, что назревает скандал, понял, что пора уходить. В тесной комнате было душно, но окно открыть не представлялось никакой возможности — рама была плотно запечатана. Сжав и разжав кулак, чтобы наладить кровообращение, Пестель встал из-за стола и одним быстрым движением свернул карту. Это получилось у него резче, чем он предполагал, и выдало клокотавшую в нем ярость.
Конечно, и Рылеев, и Трубецкой правы — выступать сейчас было бы верхом неразумности. Пестель, отрезвленный недавней неудачей, это понимал. Как понимал он и то, что время уходит стремительно и безвозвратно.
Он вышел из кабинета, погруженный в свои мысли. В том, что никакие усилия теперь не приведут к объединению Обществ, не оставалось сомнений. Да, императору известно о том, что на юге замышляют противозаконное деяние. Да, ему еще пока неизвестно, что такой же опасный штаб расположен прямо у него под боком — в Петербурге.
Нет, ни Трубецкой, ни Рылеев не станут рисковать.
Пестель с кислым лицом стремительно миновал наводненную людьми гостиную. Кто-то из офицеров хотел остановить его, а может, ему всего лишь показалось. Он вышел в коридор и на секунду остановился, чтобы перевести дух и успокоиться. Пестель всегда был импульсивным, эмоции поглощали его целиком, а это, как он знал, чревато последствиями.
