Сбегая вниз по черной крутой лестнице, он столкнулся с двумя австралийскими офицерами, которые дали ему глотнуть виски из бутылки и повели его еще в один дом; они хотели устроить там парад всех барышень, но мадам сказала, что все барышни заняты, а австралийцы были так пьяны, что все равно ничего бы не увидели, и они начали ломать мебель. Дику удалось улизнуть прежде, чем явились жандармы. Он пошел наугад по направлению к отелю, но тут опять началась тревога, и он очутился в толпе бельгийцев, потащивших его в шахту подземной дороги. На вокзале подземной дороги была одна очень хорошенькая девица, и Дик попытался объяснить ей, что ей следует пойти к нему в отель, но тут к нему подступил полковник спаги,[28] который ее, как оказалось, провожал; на нем была красная туника, вся в золотых шнурах, и его нафабренные усы топорщились от ярости. Дик объяснил ему, что все это недоразумение, посыпались извинения, и все оказались braves alliés.[29] Они обошли несколько кварталов в поисках выпивки, но все уже было закрыто, так что они с величайшим сожалением расстались у дверей отеля, где жил Дик. Он вошел в номер в великолепном настроении; в номере оба его товарища мрачно мазались аргиролем и мечниковской мазью. Дик состряпал из сеоих похождений захватывающую историю. Но те двое сказали, что он совершил гнусность, покинув свою даму и оскорбив ее лучшие чувства.
– Ребята, – начал Фред Саммерс, глядя то на одного, то на другого своими круглыми глазами, – это не война, это гнуснейший… – Он не мог подобрать слова.
Дик потушил свет.
Новости дня XXII
В НАСТУПАЮЩЕМ ГОДУ ПРЕДВИДИТСЯ ВОЗРОЖДЕНИЕ ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГ
ДЕБС ПРИГОВОРЕН К 30 ГОДАМ ТЮРЬМЫ
Ах как долог путь в прекрасный
Край мечты моей
Где сияет месяц ясный
Свищет соловей
возникнут новые поколения и благословят имена тех людей, которые имели мужество отстаивать свои убеждения, умели по-настоящему ценить человеческую жизнь, противопоставляя ее материальным благам, и, преисполненные братского духа, боролись за великую возможность
ВОЕННЫЙ ЗАЕМ ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА ВОЕННЫЙ ЗАЕМ
С МЕДЬЮ ВЯЛО ВСЛЕДСТВИЕ НЕОПРЕДЕЛЕННЫХ ПЕРСПЕКТИВ
ЖЕНЩИНЫ ГОЛОСУЮТ КАК ИСКУШЕННЫЕ ПОЛИТИКИ
возрождаются почтенные, старинные мясные блюда, как, например, рагу, гуляш, мясные паштеты, печенка и бекон. Каждый германский солдат носит в кармане платяную щетку; как только его приводят в камеру, он достает эту щетку и принимается чистить свое платье
РАБОТОДАТЕЛЬ ДОЛЖЕН УБЕДИТЬСЯ ЧТО РАБОЧИЙ – ОСНОВА ВСЕГО
Ах как долго мне томиться
Ах как долго ждать
АГИТАТОРЫ НЕ ПОЛУЧАТ АМЕРИКАНСКИХ ПАСПОРТОВ
оба оказались уроженцами Трансваальской области и в пути заявили, что, с их точки зрения, британский и американский флаги ничего собой не представляют и что оба они нисколько не будут огорчены, если эти флаги очутятся на дне Атлантического океана; далее они признались, что они – так называемые националисты, то есть принадлежат к партии, во многом схожей с нашими ИРМ. «У меня нет намерения, – пишет Херст, – встречаться с губернатором Смитом ни в обществе, ни в частной жизни, ни на политической арене, так как я не вижу никакой пользы для себя»
САМОУБИЙСТВО НА МОРЕ; ОБЛАВА НА ДЕЗЕРТИРОВ
Вот счастливец Дядя Сэм
У него орлы – пехота
У него и кавалерия
У него и артиллерия
Двинем немцам по усам
Молись кайзер небесам
Камера-обскура (30)
вспоминая о серых скрюченных пальцах густой крови капающей с холста о булькающем дыханье раненных в легкие о вонючих клочьях мяса которые вносишь в санитарный автомобиль живыми и выносишь мертвыми мы сидим втроем на дне высохшего цементного бассейна в маленьком саду с розовой оградой в Ресикуре
Нет должен быть какой-то выход учили нас Страна свободы совести Дайте мне свободу или дайте мне… Вот нам и дали смерть[30]
солнечный полдень сквозь легкую тошноту оставленную горчичным газом я чувствую запах букса чайных роз и белых флоксов с пурпурным глазком три коричнево-белые полосатые улитки с бесконечным изяществом свисают с ветки жимолости над моей головой высоко в синеве сонно словно корова на привязи пасется привязанная колбаса пьяные осы липнут к перезрелым грушам, которые шмякаются оземь всякий раз как расположенные неподалеку орудия изрыгают тяжелые снаряды с грохотом уносящиеся в небо
помнишь это жужжание ты гулял в лесу и спугнул вальдшнепа
зажиточные деревенские жители основательно построили ограду и маленькую будку сортира с чисто вымытым стульчаком и четвертушкой луны в дверях точь-в-точь как у нас на родине на какой-нибудь старой ферме основательно разбили садик и кушали фрукты и нюхали цветы и основательно подготовили эту войну
к черту Патрик Генри в хаки является на осмотр и вкладывает все свои гроши в Заем свободы[31] или дайте мне…
arrivés[32] шрапнель пощипывая струны своих арф из крошечных пороховых облачков ласково приглашает нас к славе счастливые мы следим за осторожными движениями улиток в полуденном солнце вполголоса разговаривая о
La Libre Belgique[33] ПисьмаЮния. Ареопагитика Мильтон ослеп во имя свободы слова Если найти правильные слова народ поймет даже банкиры и попы я ты мы должны
Где трое за правду встанут
Там три царства падут во прах
мы счастливы разговаривая вполголоса под полуденным солнцем об après la guerre[34] о том что наши пальцы наша кровь наши легкие наше мясо под грязным хаки feldgrau bleu[35] могут еще расти наливаться сладостью пока мы не упадем с дерева как перезрелые груши arrives это знают и певучие éclats[36] шипящие газовые бомбы яко их есть царство и слава или дайте мне смерть
Рэндолф Борн
Рэндолф Борн
появился на нашей планете,
лишенный удовольствия выбирать себе местожительство или карьеру.
Он был горбун, внук пастора-конгрегационалиста, родился в 1886-м в Блумфилде, Нью-Джерси; там он кончил начальную школу и среднюю школу.
Семнадцати лет от роду он поступил на службу секретарем к одному морристаунскому дельцу.
Он учился в Колумбии, работая на фабрике валиков для пианол в Ньюарке, работая корректором, настройщиком роялей, аккомпаниатором в школе пения при Карнеги-холле.
В Колумбийском университете он слушал лекции Джона Дьюи,[37]
получил заграничную поездку, давшую ему возможность посетить Англию, Париж, Рим, Берлин, Копенгаген,
написал книгу о школах Гэри.[38]
