— Мои воины — лучники, — сказала Дан, подходя к Арагорну и ведя за собой Иорвета, который не отпустил ее руку. — Расположи их так, чтобы их участие оказалось наиболее эффективным, а потери — наименьшими. Король не был… рад нашему участию.

— Я тебя понял, — шепнул в ответ Арагорн, зная по рассказам Леголаса, насколько король Трандуил в гневе неприятен. И если Дан сумела уговорить его, значит, и он пойдет ей навстречу.

Даэнис покорно дала Иорвету взять себя за руку и увести, точнее, утащить: Тауриэль едва не споткнулась, засмотревшись на то, как одноглазый эльф, весь в пыли и засохшей чужой крови, словно не выдержав, прижал Дан к стене, целуя в губы, а та, отвечая, сунула пальцы ему за воротник кольчуги. Верх неприличия. Трандуил, наверное, обоих бы сейчас отчитал, шипя не хуже великих змеев севера, но… Тауриэль почувствовала зависть. Ее возлюбленный много лет покоится в земле, они так и не успели побыть вместе, лишь короткие встречи несколько раз, а холодная и равнодушная как сам король принцесса, оказывается, вовсе не к Леголасу стремилась, не к брату, а к… скорее, к любовнику. Если Трандуил не собирался позволять Леголасу встречаться с занимавшей не последний пост в государстве Тауриэль, то этот бандит с шрамом на пол-лица точно не получит титула и статуса законного супруга принцессы с позволения его милости. Впрочем, оборвала она сама себя, внуки Орофера могут поспорить с его сыном в своенравности.

— Ты здесь, — Леголас вдруг оказался рядом с ней, такой знакомый, почти родной. Они не виделись с Битвы пяти воинств, Леголас даже не знал, что Трандуил позволил изгнанной вернуться — король позаботился о его неведении и велел самой Тауриэль молчать и не попадаться ему на глаза, чтобы не расстраивать принца.

— Ваше высочество, — Тауриэль скорее склонилась. Она искренне переживала за Леголаса, зная о его чувствах и понимая, что не сможет ответить взаимностью. Эльфы любят лишь однажды. Леголас не хотел утруждать ее своей невзаимной любовью, он лишь радовался ее прибытию.

— Когда Даэнис сказала о лучших лучниках Лихолесья, я сразу подумал о тебе, — улыбнулся он. — Теперь у меня нет сомнений в победе.

***

— Знаешь, как dh’oine говорят? — лениво спросил Иорвет, погладив Даэнис по щеке; кожа у нее стала другая на ощупь, более гладкая, она теперь словно выскальзывала из его рук, и он сильнее сжимал ее руки, навалился всем весом, отчего она даже всхлипнула от боли, но он не мог вести себя по-другому: она казалась чужой, и его не покидало ощущение, что она в любой момент может исчезнуть, выскользнуть, оттолкнуть его. Дан, запутавшаяся в собственном одеянии, связанная, пойманная им, теперь казалась ему трофеем, завоеванной победой, а не соратницей и другом, как раньше. — Если красть — так у дракона, если спать — так с королевой. Ты, конечно, не королева, но принцесса тоже сойдет.

— Что это ты крал у дракона, — Дан, так и не поняв его настроения, села на шкуре, на которую ее повалил Иорвет, одним движением сорвав шкуру со стены, и принялась торопливо приводить себя в порядок. Иорвет спутал ей волосы и демонстративно сорвал с нее корону, и Даэнис ничего не имела против, но ей еще командовать своим отрядом. Трандуил со свойственной ему обидной честностью сказал, что командир из нее получится в лучшем случае лет через тысячу, и велел в самом начале боя передать командование Тауриэль, а самой занять самую безопасную позицию и слушаться старших. Даэнис спросила короля, скажет ли он Тауриэль, и тот, переоценив свой авторитет, ответил, что он отдал приказ самой Даэнис, значит, он не сомневается в ее благоразумии. Дан кивнула покорно, вовсе не собираясь исполнять волю государя: она столько лет таскалась за Иорветом, который оставался лучшим командиром эльфов из когда-либо существовавших, он учил ее, объяснял, иногда прямо в постели, чтобы не терять времени, он всегда требовал, чтобы она — она одна — не слепо повиновалась, а понимала, зачем он принимает то или иное решение. Отличный шанс применить знания на практике, а победителей не судят — Трандуил ничего не скажет, когда она вернется в Лихолесье с победой. Даэнис видела орков лишь в видении, но считала, что они просто выглядят как уродливые люди и умирают также легко и быстро, как они.

— Нож, смотри, — Иорвет потянулся за своей лежащей на полу перевязью и вытащил инструктированный драгоценными камнями короткий кинжал. — Как мне сказал тот, кто в этом разбирается, это кинжал из Эребора, горы гномов, причем сделанный до захвата горы драконом, а потом он попал в Морию, еще одно гномье царство, где я его и украл. Но это было сокровищем дракона, так что все сходится.

Иорвет завязал штаны на поясе, замечая, что несмотря на пробежку по равнинам и сражения, не похудел нисколько, да и вообще по сравнению с прошлой жизнью приключения здесь — просто поездка на лечебные воды. Эльф надел рубашку и кожаный жилет сверху, потом натянул митриловую кольчугу.

— Такое чувство, что я голый, — недовольно сказал он, разводя руки в стороны. Кольчуга обрисовывала его тело так, словно была из ткани. — Она ничего не весит. Как ты ее носила, она тебе велика должна быть?

— Что поделать, зато легкая, — Дан пожала плечами и встала, любуясь им. — Я пойду к лучникам и… когда тебе крикнут «стреляй», стреляй сразу двумя стрелами, хорошо?

— Ненавижу прорицателей, — отозвался Иорвет, подошел к Даэнис сзади, снова расстегнул ей воротник и прижался губами к шее. Она сразу завела руку назад, потянула его за обрезанные волосы на затылке, и он неожиданно для самого себя удивился ее покорности, хотя она никогда прежде ему не отказывала. Он больше не воспринимал ее как свою leede, которую сам растил и воспитывал, да и что греха таить, в постель сам затащил, только ей двадцать стукнуло. Киаран, знавший о Феникс и том, что Иорвет старался не забывать однажды спасшую его отшельницу и помогал ей, поймал его, когда он шел в палатку, где она его ждала, и шепнул, что если Феникс восстанет из пепла погребального костра и спросит с него, что он посмел сделать с ее дочерью, то Иорвету будет нечего сказать в свое оправдание.

— Она ребенок! — Киаран впервые пошел против Иорвета и какого-то из его решений. — Ей двадцать! Ты ее разве для этого себе взял?!

— Лучше уж я, — Иорвет даже не разозлился, наоборот, ему даже понравилось, что Киаран волнуется. В случае незапланированной смерти, будет кому ее оставить. — После меня ее и под фисштехом никто не тронет. Или ты сам хотел?

Судя по взгляду Киарана, так и есть. Иорвет уже рот открыл, чтобы сказать что-то, но из палатки выглянула сама Дан, у которой руки тряслись от волнения и ожидания, и уставилась на Киарана и Иорвета, которого тот держал за перевязь, прижав спиной к дереву.

— Йорвет… — то, как она произнесла его имя, стало ответом для обоих эльфов, и Киаран одновременно резко опустил голову и разжал пальцы, а Иорвет, поглядев на него с сожалением, нырнул в темноту палатки. Даэнис обняла его за шею сразу, укладывая на себя прямо в одежде — насмотрелась в лагере; а что поделать, нет у них покоев с запирающимися дверями. Своего командира сейчас слышат часовые, знают, что он делает, все те, кто обходит лагерь — теперь Даэнис считается его собственностью, как лук и флейта, к которым любому запрещено прикасаться под страхом смерти. Иорвет, сняв с себя только кольчугу, лег на бок, разглядывая Дан в темноте. Отдать ее Киарану, скрепить их дружбу еще сильнее — он ведь воспитывал Дан как отец, и возьми ее Киаран, они бы стали почти родными… Даэнис провела языком по его губам, тронув по-особому пересекающий их рубец, и мысль отказаться от нее показалась Иорвету сумасшедшей. Ну нет, точно нет. Дан шептала чужие слова, как положено, что влюблена, любит, хочет, потом искренние — все ее желание слилось в одно его имя: Йорвет, Йорвет, Йорвет, ближе, еще ближе, она даже разделась полностью, чего Иорвет, да и никто из лагеря в то беспокойное время позволить себе не мог, но ей он позволил, отметив про себя, что если уж ей с ним так спокойно и безопасно, что она даже глаза закрывает, то он защитит ее всегда, умрет, но не позволит никакому Роше даже коснуться ее.