Лопнула кожа, и кровь заструилась на плиты. Перебирая четки, Монтуа ровно молвил:
− Не упорствуй, сын мой, говори, кто напал на вас, почему упустили мадридского гонца, где брат Лоренсо?..
− Хорошо… Я скажу правду,− едва шевеля вздувшимися красными лохмотьями губ, пролепетал юноша.
Все напряглись: ни звука, лишь стук сердец и дыхание.
− Брат Лоренсо продолжает идти по следу… Мы долго не могли напасть… Потому как он был под охраной солдат полковника Бертрана… А за Пачукой… Мы встретились с НИМ… − Габриэль сцедил красную нитку слюны, тяжело вздохнул… − ЕГО меч поражал любого. В отряде осталось двенадцать человек… Это всё, что я знаю, мой генерал… С этим Лоренсо послал меня в Мехико.
− Мерзавец! Он вновь повторил то, что мы уже слышали десять раз! − сигара рассыпалась в пальцах Кальехи.
Взлетела плеть и опоясала терновым венком голову узника, уже не чувствовавшего боли… Когда цепь опустилась, тело брата Габриэля безжизненно рухнуло на камень.
* * *
В покоях Малого кабинета Кальеха дал себе волю:
− Ну, что вы скажете, Монтуа?! Что? Вы верите в бред этого сдохшего пса?
− На мою долю не выпало счастья щелкать орехи… Вице-король − вы, а не я, ваше высокопревосходительство… вам и отвечать, если что… − четки мерно свершали свой ход по кругу.
И когда Кальеха готов был обрушиться на святого отца во всей силе своего гнева, тот тихо, но твердо продолжил:
− Кто теряет разум с утра, тот к вечеру совсем глупеет. Жизнь несется вперед, ваше высокопревосходительство, как горная речка, и мы в сей стремнине не более как щепки.
− Что вы этим хотите сказать?!
− Фатум! Все в руках Фатума, герцог. Но я успокою вас,− в голосе Монтуа зазвенел металл.− Орден всегда берет гребень по волосам. Был бы меч, а с ним везде можно пробить дорогу.
− Бросьте вашу иносказательность, падре! Она вот где у меня,− вице-король схватил себя за горло.− Довольно! Сыт! Говорите по существу!
− По существу!.. − Монтуа хищно обнажил шеренгу мелких зубов.− По существу − брат Лоренсо и есть тот меч, который снесет голову майора де Уэльвы.
− Dios garde a usted40, монсеньор! − Кальеха дель Рэй, не поднимая более глаз на Монтуа, принялся обрезать сигару золотым ножом. Веря, что люди падре выполнят приказ неукоснительно, герцог попытался выбросить андалузца из головы.
Глава 4
В глазах рябил неясный, расплывчатый строй непро-глядного кустарника. Струи горячего, порой густого, как сироп, воздуха, настоенного на травах, омывали лицо.
Приближающийся шорох шагов холодил грудь майора.
Ветки хрустнули… Из цветов прыснули перепуганные кузнечики. Диего держал звериную тропу на прицеле, примечая малейшие изменения листвы. Испарина покрывала напряженные скулы. Еще шаг, второй, последний…
Голос пропал, язык застыл в горле. Точно во сне он медленно опустил ружье… перед ним была Тереза. Исцарапанная, в изодранной юбке, она стояла напряженная, готовая ко всему и… тряслась от испуга.
Откинув оленебой в траву, он бросился навстречу. Она припала к его груди, рыдания не давали ей говорить. Вся плоть была словно единый клубок переживаний; дыхание дерганое, стиснутое, точно белка в руке.
Де Уэльва крепче обнял ее плечи, привлек к себе. Тереза подчинилась, прежней скованности в девушке не было.
Он не заметил, как его правое бедро исподволь прижалось к ее бедру. Тереза не отодвинулась, не встрепенулась. Она молчала и пристально смотрела на него. Так, впитывая друг друга глазами, они стояли Бог знает сколько.
Ветер стих, будто канул. Над гребнями пенных волн белоцвета порхали бабочки пестро и беззаботно, как в детстве.
К ручью, что бежал голубым шнурком через долину, робко из-за холма выходил табунок вилорогих антилоп; среди камней шныряли пустынные зайцы и сурки. И над всей красотой золотого дня кружил белохвостый орел, то близкий, то страшно далекий и сирый, как само одиночество.
Диего поймал себя на том, что дыхание у него нарушилось. Ему вдруг захотелось сказать что-то нежное, успокаивающее, но в густой бирюзе ее глаз он увидел немую мольбу: «Молчи, не надо никаких слов…»
Тереза покачнулась. Жаркий, пахнущий молоком аромат дыхания лизнул де Уэльву. В голове всё поплыло, сплошное золотистое пятно и две карминовые полоски губ… Его ладонь заполнила грудь − непонятная, тугая, прекрасная. Тысячи крохотных стрел блаженства протыкали до дрожи, сводили с ума…
Ее пальцы запутались в его волосах. Шляпа упала рядом. Душа была распахнута для любимого открыто и чисто, как лепестки весеннего цветка.
− Убери,− шепнула Тереза,− она мешает тебе и мне.
И, не дожидаясь ответа, сама отстегнула шпагу.
У майора слабо мелькнула мысль о возможной опас-ности, но он похоронил ее под волнами чувств и же-ланий.
* * *
Их ложе из цветов и трав окружали зеленые стены зарослей, крышу алькова заменяло синее небо, в котором купались, звенели быстрые птицы.
− Погоди, я помогу тебе,− пальцы Терезы быстро расстегивали камзол, снимали ремень портупеи…
Майор стянул врезавшуюся под мышки сорочку, высоко вздохнул. Ботфорты слетели на землю.
− Я сейчас,− улыбнулась она, встала и, не говоря ни слова, принялась раздеваться.
Тереза расшнуровала корсет, сбросила его, следом упала юбка, приглушенно щелкнула застежка пояса…
Диего потерял самого себя. Казалось, остались только глаза, живые, что ртуть. Они неотрывно смотрели и запоминали Терезу, запоминали навсегда. Он издали любовался ее ягодицами, прямой спиной и длинными сильными ногами − Тереза спустилась к звенящему в овраге ключу. Через какое-то время она вышла из темной листвы, чуть покачивая бедрами.
Девушка подошла к нему, присела на корточки, слегка откинув голову:
− Любимый,− в тишине знойного полдня голос ее прозвучал мелодично и, как показалась де Уэльве, влажно. Он протянул руки. Ладони их дотронулись друг до друга, пальцы сплелись. Диего ощутил непредвиденную силу в обманчивой легкости ее рук.
− Ты любишь меня?.. − губы Терезы прижались к его виску.− Я тоже.
«Господи, благодарю Тебя, я с ним…» − слезы блеснули в глазах девушки.
− Я хочу, я хочу… чтобы тебе было приятно. Слышишь? − она сильнее прижалась.− Только не говори ничего… и не думай… Знай, я люблю тебя.
Он снова ощутил свежее дыхание Терезы. Обнаженное тело плавно подалось вперед. Круглые груди коснулись его лица стянувшимися кофейными сосками, упругую прохладу которых ощутили губы. Чуть выше левой ключицы лазоревыми ниточками бежали две жилки, ныряя в кремовую смуглость плеча.
Де Уэльве вновь отчаянно захотелось сказать что-то особенное, но язык безмолвствовал. Майор ласково целовал ее шею.
Пальцы Терезы скользили по его лбу, щекам, зарывались в волосы, не находили места и вновь бежали, будто гонимые слепые в трепетном смятении, по дорогим тропинкам лица…
Блаженное состояние счастья набирало горную высоту. Вязким нескончаемым потоком оно ручьилось от головы к ногам, а от ног к голове…
− Тебе, правда, сладко со мной?
Вместо ответа он неестественно дернул головой и уткнулся в ее плечо, придавив всей тяжестью тела.
Она открыла глаза и обомлела − кровь бежала по пробору и волосам Диего, часто капая ей на шею. Только теперь она услышала встревоженный храп иноходца дона, скрытого в зарослях. Темно-медная мускулистая рука схватила ее за волосы и рванула на себя.
Глава 5
Первый раз нить паутины, которую плел Монтуа, вы-скальзывала из его рук. Выскальзывала из рук человека, коий был прирожденным интриганом и досконально разбирался в политических хитросплетениях, как лис в заячьих норах.
Двадцать лучших монахов-воинов во главе с братом Лоренсо были брошены им в погоню за андалузцем. Но пока ползла лишь черная полоса неудач. «Что делать? −Генерал иезуитов начинал не на шутку волноваться.− Не дай Бог, этот гонец и впрямь доберется до Калифорнии. Заклятый враг! Он наломает дров! Спутает карты!»
