Артемий влюблённо посмотрел на супруга, пересекаясь взглядом с ним, и Алексис страстно прильнул к его губам, столь родным и тёплым, проводя костяшками пальцев по его шёлковой щеке.
— Фу! — возмутилась Ливви и уткнулась носом в ключицу отца, зажмурившись и вынуждая королей рассмеяться.
— А затем, не устояв пред красотой юноши, король влюбился в него до беспамятства, — самодовольно ухмыльнулся Алексис.
— И каменные стены его сердца рухнули в одночасье, — подтвердил Артемий. — Познав заботу и покой рядом друг с другом, они больше никогда не расставались. А вскоре у двух королей родилась прелестнейшая принцесса, и они поклялись защищать её любой ценой. Но в один ужасный день короли совершили ошибку перед своим народом, и с тех пор подданные возненавидели их лютой ненавистью. Маленькая принцесса оказалась в опасности, и перед королями встал выбор: остаться вместе иль исправить свои ошибки, преследовавшие их долгие годы.
Мышцы в теле Алексиса натянулись, и юноша нахмурился, насторожившись.
— И в конце концов король принял решение защитить свою семью и покинуть трон, дабы ненависть осерчавшего народа не добралась до маленькой принцессы. Оставив её одну с отцом, король ушёл, уводя за собой всю опасность. С тех пор в королевстве впервые воцарился мир и покой.
Алексис отпрянул от супруга и принялся сверлить его вопросительно-возмущённым взглядом, ощущая, как к горлу подкатывает ком тревоги.
— Это грустная сказка, папа, — хмурилась Ливви и расстроенно надула щёки.
— Вовсе нет, — отрицал Артемий с трепетной улыбкой и приподнял её подбородок, обращая внимание на себя. — В сердце короля жила любовь, благодаря которой он был готов пойти, на что угодно, дабы сберечь судьбу своей принцессы и супруга. Любовь, пусть и заставляет идти на жертвы, и есть счастье.
— Уверен, король мог бы посоветоваться со своей семьёй перед тем, как принять столь радикальное решение, — злился Алексис, понимая намёк.
— Вы снова ругаетесь, — поникла Ливви.
Король бросил на мужа укоризненный взгляд, однако всё же смягчился, чтоб не тревожить дочку.
— Перестаньте ссориться, — просила принцесса. — Лучше поцелуйтесь. Я больше не буду отворачиваться, честно-честно.
Артемий и Алексис в унисон усмехнулись, переглянувшись. Его Величество вновь про себя заметил, как красив его супруг. За этот золотистый оттенок карих радужек напротив он отдал бы жизнь и даже больше. В такие моменты юноша не понимал, как смеет сердиться на него, столь очаровательного кудрявого мальчика, с чьего лица молодость не уходила с годами, а лишь процветала. Разве можно видеть всё самое прекрасное этого мира в глазах одного человека?
Алексис послушно прильнул к сладким губам, не имея сил противиться их притяжению.
— Я люблю тебя, — посчитал нужным напомнить король.
— До последнего вздоха? — прошептал Артемий, проводя ладонью по точёным скулам супруга.
— До последнего вздоха, — кивнул Алексис.
— Что такое до последнего вздоха? — полюбопытствовала Ливви.
— Это наша семейная клятва, — ответил Его Величество, нежась в тепле супруга. — Она значит, что мы будем любить друг друга всегда, несмотря ни на что.
Принцесса, улыбнувшись, обняла обоих королей одновременно, прижимаясь к ним щёчкой.
— До последнего вздоха, — произнесла она.
— До последнего вздоха, — в унисон повторили Артемий и Алексис.
Ливви сладко зевнула и потёрла глазки.
— Уже поздно, мой ангел, — заметил монарх и обнял дочурку со спины сильной рукой, как бы охраняя её сон.
— Спокойной ночи, папочка, — прошептала малышка, глядя на Артемия, и вытащила из-под подушки игрушечного дракончика, укладывая его рядом с собой.
— Добрых снов, моя прекрасная принцесса, — ответил тот, ласково прильнув губами ко лбу дочки, пока её глазки слипались от усталости.
— И тебе спокойной ночи, папочка, — повторила Ливви, сжимая в маленькой ручке мизинец Алексиса.
— Спи сладко, — ответил юноша, зарываясь носом в волосы девочки и прикрывая веки.
Артемий обнял их обоих и переплёл ладони с супругом, купаясь в бархатных прикосновениях. Кто бы мог подумать, что были времена, когда Алексис спал в этой постели в полном одиночестве.
— Я так сильно люблю вас, — шептал монарх, любуясь дремлющими дочерью и мужем.
— Мы тоже любим тебя, папочка, — вздохнула Ливви сонно.
Как ни странно, Алексису спалось тревожно. Громкие удары сердца в ночной тишине мешали отправиться в царство Морфея, и юноша лишь прислушивался к мирному сопению Артемия и Ливви, убеждаясь раз за разом, что они всё ещё рядом. Странное предчувствие никак не оставляло короля. По утру он будет обязан выяснить у супруга, что тот задумал и что значила его сказка, иначе волнительные догадки не отпустят монарха.
Лишь после полуночи Алексису удалось провалиться в крепкий сон, пока сквозь затуманенный разум он не ощутил, как кто-то отпускает его руку, расплетая пальцы, и невесомо целует в лоб, словно это лишь видение.
Будоража открытую кожу, холод раннего утра вскоре проник в королевские покои, пробегаясь по остывшему одеялу и напоминая Его Величеству о наступлении нового дня. Покрывшись мурашками, юноша поёжился и рефлекторно подвинулся к мужу в поисках тепла. Алексис вытянул руку вперёд, недовольно что-то промычав, когда в конце концов не добился ни от кого нежных объятий. Но ладонь нащупала рядом лишь помятые простыни. Ливви всё так же мирно сопела у отца под боком, однако остальная часть постели пустовала.
— Теми, — хмурясь сквозь дрёму, прошептал Алексис, дабы не разбудить ненароком дочку, — вернись в кровать. Твой супруг нуждается в тепле и заботе.
Ответа не последовало, спальня окунулась в тишину.
Юноша перевернулся на спину, сонно потирая глаза, и наконец разлепил веки, озираясь.
— Теми? — позвал король ещё раз, прежде чем не обнаружил, что мужа в покоях и вовсе нет.
И куда это он отправился в столь ранний час?
Внезапно взгляд Алексиса упал на два конверта с королевской печатью, лежащих на соседней подушке. Его Величество насторожился и потянулся за ними, заглядывая на обратную сторону: первое письмо было адресовано самому Алексису, а второе — Ливви. Юноша, не имея ни малейшего понятия, что происходит, тихонько развернул первый конверт, тут же узнавая знакомый почерк Артемия, мелкий и сжатый, словно тот пытался уместить слишком много на одном листе бумаги. В полумраке предрассветного часа Алексис присел на кровати и мысленно погрузился в написанное, даже ни о чём не подозревая.
«Дорогой Алекс, я сажусь писать это, даже не зная, что сказать. Полагаю, я должен извиниться?.. Однако, как ни странно, мне вовсе не жаль. Мы могли бы спорить бесконечно, но времени остаётся все меньше и меньше. В какой-то момент может случиться непоправимое. Ты ведь уже догадался, что я сделал, верно? Прошу, ответь, что да, иначе мне придётся через боль и разорванное сердце подтвердить это на бумаге. Я ушёл, Алекс. В ночи, пока ты и Ливви крепко спали. Я бросил вас. Именно так, ведь я пытаюсь заставить тебя возненавидеть меня вновь. Так было бы проще. Однако, клянусь, делаю я это из лучших побуждений. Ты бы никогда не согласился с моим решением, никогда не отпустил бы. Сейчас, вероятно, ты злишься и не понимаешь, почему я всё-таки поступил по-своему.
Однажды мне сказали, что если любишь, должен отпустить. Я не желаю отпускать ни тебя, ни нашу малышку и, поверь, мне также тяжело оставлять тебя и Ливви. Смотрю на вас, столь очаровательных и безмятежно спящих в обнимку, и хочется лишь остаться, пригреть. Но покой давно покинул наши жизни, и обыкновенными объятиями мне вас не защитить. Я очень люблю вас. Ты даже не можешь представить, как сильно.
Умоляю, не тоскуй и не плачь обо мне, родной. Сейчас тебе придётся быть сильным и твёрдым и взять всю свою волю в кулак. А теперь читай внимательно. Я вынашивал план спасения Великого Королевства долгие недели, и моей последней к тебе просьбой будет его реализация, дабы ничто не пропало впустую. Я покинул королевство. Тебе не обязательно знать, как именно, однако только помни, что я в порядке, и, вероятно, уже очень далеко. Однако для тебя я должен умереть, как и для всего народа, коль мы хотим, чтобы они и правда поверили в то, что добились своего. Объяви во всеуслышание, что я был отравлен насмерть, организуй погребальную церемонию, скорби на публике, делай всё, как полагается человеку, который потерял любимого. Иронично лишь то, что это недалеко от правды.
