Их диалог вдруг прервал резкий и громкий детский то ли плач, то ли крик, и Алексис тут же забыл, о чём шёл разговор, озираясь. Юноша, не раздумывая, побежал на звук, оставив друга позади. Короля через минуту догнал всполошённый Артемий.

— Где Ливви? — набросился на мужа с вопросами Алексис, глаза которого широко распахнулись в страхе за дочку.

— Я был уверен, что она ушла с тобой, — ответил тот взволнованно и принялся нервно оглядываться по сторонам в поисках маленького силуэта поблизости.

Монарх стукнул себя ладонью по лбу, обвиняя в безответственности, как вдруг позади раздался родной тонкий голосок — и с сердца будто упал камень.

— Папа! — звонко позвала Ливви, подбегая к королям.

Артемий вмиг бросился к малышке, падая перед ней на колени, и прижал к себе, с облегчением выдыхая.

— Принцесса моя, — произнёс он и принялся пристально рассматривать дочку, проверяя, всё ли с ней хорошо, — как ты? Ничего не болит?

Ливви не выглядела столь грустной или расстроенной, сколько злой и обиженной. Хотя под её глазом уже сиял заметный синяк, девочка не пустила ни единой слезинки.

— Не болит, — ответила она.

— Что с тобой случилось? — обеспокоенно поинтересовался Алексис, поднимая принцессу на руки.

— Я гуляла возле арки, и там были другие дети, — начала рассказ Ливви. — Я хотела поиграть с ними, а они сказали, что не будут дружить со мной, потому что вы с папой плохие и убиваете людей. Я не поверила и ответила, что это неправда, что вы добрые и хорошие. Они начали толкать меня, и потом я дала им сдачи, и они убежали.

Артемий нервно переглянулся с супругом, осознавая, что настал момент, которого они так опасались. Их грехи добираются и до маленькой принцессы, подвергая её опасности. Дело доходит до предельной точки. Нужно было срочно что-то предпринять, пока не стало слишком поздно, и к Ливви не подобрались ещё ближе. Этого не должно было случиться.

Алексис с наигранным укором посмотрел на дочку:

— Ангел мой, что я говорил тебе о том, что всё…

— …нужно решать мирным путём, — продолжила малышка, заучив фразу наизусть, и виновато опустила ресницы. — Но они обижали вас, я не могла…

— Всё хорошо, милая, — успокоил Артемий, погладив Ливви по щеке с лаской, — всё хорошо. Они могут говорить, что им угодно.

— Но это неправда! — возмутилась принцесса, запротестовав, и замахала кулачками. — Вы очень хорошие, просто они вас не знают.

— Да, ты права, — кивнул Алексис. — Однако никогда-никогда больше никого не бей. Нельзя делать людям больно. Ты ведь не хочешь, чтобы делали больно тебе?

Ливви замотала головой.

— Не будешь никого бить? — уточнил юноша.

— Не буду.

— Обещаешь?

— Обещаю, — вздохнула малышка.

Солнце медленно спускалось за горизонт, окрашивая рыжими лучами королевский сад. Лепестки цветов сложились в бутоны, приготовившись ко сну, а влажный ароматный воздух над Белым дворцом наполнился неизвестной тревогой. Ветер, словно вестник грядущих бед, завывал, путаясь между ветвями деревьев и холодя кожу.

Вскоре королевская семья вернулась в замок и отправилась прямиком в покои. Ливви распрощалась с Грегори, пожелав ему спокойной ночи, и шустро вбежала в спальню, ожидая, когда отцы последуют за ней и закроют двери на ночь. Алексис умилённо наблюдал, как дочка радостно запрыгнула на кровать и гордо поглядела на Артемия, становясь на носочки.

— А я почти такая же высокая, как папа! — заявила она.

Расплывшись в улыбке, король влюблённо посмотрел на маленькую дочку и подошёл к ней, хватая на руки так, чтобы девочка оказалась на голову выше его.

— Видишь, какая ты уже большая? — усмехнулся Артемий.

— Когда я вырасту, я буду такой же сильной и смелой, как ты, — пообещала Ливви.

— Конечно, будешь, моя королева, — заверил Его Величество и щёлкнул принцессу пальцем по кончику носа, заставляя её хихикать.

Алексис прошёл к постели и присел на край:

— Для того, чтобы вырасти сильной, нужно много спать. Поэтому нам пора готовиться ко сну.

— Папа, — надулась Её Высочество, глядя на короля, — ещё чуть-чуть.

— Правда, дорогой, — поддержал Артемий, — ещё чуть-чуть.

— Вы в сговоре против меня? — с подозрением прищурился Алексис.

Монарх переглянулся с Ливви и коснулся губ указательным пальцем, жестом прося хранить молчание:

— Мы ничего ему не скажем?

Малышка помотала головой, хитро улыбаясь.

— Предатели, — фыркнул Алексис и обиженно сложил руки на груди.

— Папочка, не грусти, — извинилась Ливви. — Я лишь хочу ещё потанцевать, а потом мы пойдём спать.

Артемий состроил супругу щенячьи глазки, вынуждая того наконец расколоться и махнуть рукой. Король нехотя расплылся в улыбке, наблюдая, как дочка обнимает отца за шею, а потом складывает их руки в лодочку, грациозно выпрямляя спину. Среди трепещущих огоньков на фитилях свечей Артемий закружил малышку по покоям в импровизационном вальсе, как однажды было на балу в честь четвёртого дня рождения Её Высочества, и принялся что-то напевать в такт. Тихонько отстукивая ладонями ритм танца, Алексис не сумел сдержать улыбки и не словить себя на мысли, что Артемий смотрит на Ливви несколько иначе, чем обычно: с более глубокой любовью и заботой, нежностью и счастьем, и даже с толикой приятной печали, словно это их последний вальс.

Его Величество вдруг подхватил принцессу и защекотал, укладывая на кровать, отчего малышка расхохоталась. Задорный смех принцессы напоминал звон колокольчика.

— Папа! — завизжала Ливви. — Спаси!

Алексис прилёг рядом с дочкой, ухмыльнувшись, и обнял её, защищая, пока та переводила дыхание.

— Ангел мой, — ехидно произнёс король, — мы ведь не оставим это так просто?

Ливви не успела и моргнуть, как отец вдруг притянул Артемия за руку на постель и принялся активно щекотать в отместку. Принцесса, недолго думая, напала на монарха тоже, хитро хихикая.

— Каюсь! — заявил Артемий сквозь слёзы смеха. — Сдаюсь!

Алексис помиловал супруга, давая тому возможность продохнуть, а Ливви упала прямо отцу на грудь, обнимая и счастливо улыбаясь.

— Папы, можно я сегодня посплю с вами? — просила принцесса, моляще глядя на королей.

— Конечно, можно, — кивнул Артемий, усаживая дочку себе на колени. — Что угодно для моей любимой принцессы.

— Ты избалуешь её, Теми, — упрекнул Алексис и поставил подбородок мужу на плечо, мимолётно целуя его в щёку не в силах сдержаться от соблазна.

— Не вижу в этом ни толики дурного, — поспорил монарх, изогнув бровь.

Ливви, облачившись в белоснежную ночную сорочку, забралась под одеяло между королями, а Алексис тут же загрёб её в охапку, целуя в макушку. Подперев голову рукой, Артемий любовался супругом и дочкой, нежно смахивая непослушную прядь волос со лба принцессы и закладывая её Ливви за ушко.

— Папа, расскажи, пожалуйста, сказку, — обратилась она к королю.

Артемий присел, опираясь спиной о подушки, и сделал вид, словно усердно над чем-то размышляет.

— А что же мне будет за это? — ухмыльнулся юноша.

Ливви выкарабкалась из объятий Алексиса, подползла к отцу и оставила на его щеке тёплый поцелуй. Артемий довольно заулыбался от уха до уха и взял дочку на руки, усаживая себе на живот. Её Высочество обняла короля за шею, заинтригованно взглянув на него, и уложила кудрявую голову на его грудь.

— Я тоже не прочь послушать, — вмешался Алексис и прижался губами к плечу супруга, подлизываясь.

Монарх сильной рукой обнял и мужа, и дочку и блаженно прикрыл веки. Золотистое мерцание свечей дрожаще переливалось на коже в полумраке спальни.

— Однажды, давным-давно, жил да был злой и властный король, — начал рассказ Артемий. — Его сердце было каменным, и король никогда никого не любил, будто бы и вовсе не умел любить. Он держал своих подданных в страхе, а правил жестоко, живя лишь ради мести своим врагам. Но в один прекрасный день король повстречал на своём пути прекрасного юношу: его волосы были черны, как смоль, кожа белоснежна, словно фарфор, а глаза сверкали изумрудами, ярче, чем драгоценности в королевской казне.