====== Сезон 1. Часть 1. ======

Осень 1920 г.

Анни – Кенди

Кендис Уайт Эндри

Уэст-Ривер, 265

Чикаго

Иллинойс

28 сентября.

Милая, дорогая Кенди!

Ты не представляешь, как я расстроена твоим отказом составить нам компанию.

Я помню, ты говорила, что любуешься чикагским сентябрем, но Майами – это нечто. Лазурный океан, голубое небо, теплый воздух, пальмы, люди… Какие здесь люди, Кенди! Не сомневаюсь, ты влюбилась бы в каждого из них. Они доброжелательны и обходительны, вежливы и жизнерадостны. Мы с Патти как-то заблудились по пути на пляж – так дорогу нам показывал чуть ли не весь город!

Кстати, о Патти.

Уверена, ты очень беспокоишься за свою подругу, и хочешь поскорее узнать, как она. Так вот, волноваться тебе не о чем. Разумеется, она все еще грустит о Стире, и война не отпускает ее так же, как и всех нас. Ты ведь слышала о ее клубе? Патти раз в неделю собирает в гостиной нашего особняка людей, которые потеряли на войне близких. Я думала, что это не лучшая затея, отговаривала ее, как могла, но ты не поверишь, Кенди, как упряма стала наша Патриция! Она отмахнулась от меня, как от назойливой мухи, и пошла дальше развешивать свои объявления.

И ты знаешь, она правильно сделала. Такая молодец, наша Патти! На первом собрании угостила всех этих людей холодным лимонным чаем и кексами, и заявила, что слышать ничего не желает о войне. Предложила каждому вспомнить какую-нибудь светлую историю о погибшем, и поведать ее остальным. Ты бы видела, как вытянулись лица у этих бедолаг! Патти пришлось начать – она рассказала о первом полете Стира на самолете. Помнишь? Он тогда еще взял тебя вторым пилотом.

Разумеется, после этой истории все заулыбались, и наперебой бросились говорить сами. Теперь каждую неделю я слушаю удивительные истории об удивительных людях, честное слово, будь у меня хоть капля писательского таланта, я собрала бы все, что услышала, и составила бы из этого книгу.

Так и появился «Клуб Патриции». Между прочим, его численность возросла в два раза, и я переживаю, как бы не пришлось искать помещение попросторней и закупать еще парочку чайных сервизов.

Когда мы не заняты подготовкой к заседаниям клуба, то много времени проводим на природе. Не уверена, что Патти в восторге от этих прогулок, но она во всем меня поддерживает, а я так увлеклась рисованием морских пейзажей! Я присылаю тебе вместе с письмом один из моих набросков, чтобы ты могла оценить всю палитру закатного неба и океана.

Еще нам очень помогает бабушка Марта. Патти, наконец, уговорила ее бросить работу (ты видишь, как она изменилась, наша Патти?), и теперь бабушка ищет, чем же себя занять. Последняя ее идея – купить попугая и научить его говорить. Попугая назвали Гордон, и он делает в обучении большие успехи, правда, я не стану писать тебе слова, которые он выучил – я всегда краснею, как их вспоминаю. Бабушка Марта говорит, что он настоящий пиратский попугай, а пираты только так и выражаются.

В общем, мы все постепенно оживаем.

Ну а теперь, сестренка, я хочу узнать больше о том, как живешь ты.

Как проходит твоя работа в госпитале? Ты писала, что Фрэнни вернулась с фронта – она все та же снежная королева, что и раньше?

Как поживает мистер Альберт, то есть, дядюшка Уильям, разумеется? Мадам Элрой еще не свела его с ума светской жизнью?

Ты ездишь в Дом Пони? Я ужасно соскучилась и по мисс Пони, и по сестре Марии, по всем детям, по Тому и Джимми. Расскажи о них все, что знаешь, пожалуйста!

И последнее – как дела с Нилом? Ты не писала мне с тех пор, как ваш развод был официально оформлен. Он не слишком тебе навязывается? Он, разумеется, сильно изменился после того, как ты дала согласие на брак, но признайся – в душе Нил такой же надоедливый пакостник, как и раньше? (Прости, я все еще не могу забыть ему тот случай с лошадью, хотя это и было так давно)

Я надеюсь получить твой ответ как можно скорее – мы читаем твои письма за вечерним чаем, и все – и я, и Патти, и бабушка Марта – ужасно по тебе скучаем.

С любовью,

твоя сестренка Анни.

P.S. Не собиралась писать об этом, но, думаю, ты хотела бы знать. Я видела Терри недавно – его труппа здесь на гастролях. Он выходил из здания театра, был один, без Сюзанны, и выглядел очень несчастным.

Кенди-Анни

Анни Брайтон

Олд-Катлер-роуд, 12

Майами,

Флорида

1 октября.

Анни, дружочек мой!

Я села писать тебе ответ, как только получила от тебя весточку, но…

Ты хочешь знать так много, я не представляю, как уместить все в одном письме!

Для начала, скажу: я очень рада, что у вас все в порядке. Мне нравится тон, которым ты пишешь – сразу видно, что ты полна оптимизма. И за Патти я ужасно рада – признаюсь, я очень волновалась за нее, но теперь, увидев, каким благородным делом она занялась, я уверена – она справится со своей грустью.

Передай бабушке Марте, что ее попугай уже заочно меня покорил. Я очень хочу его видеть, но, думаю, мне придется сначала запастись берушами – я не большая поклонница пиратов.

И огромное спасибо за эскиз – он замечательный! Ты очень талантлива, правда. Не бросай это занятие.

Теперь по порядку.

В госпитале полно дел, но это вполне обычный для меня объем работ. Я помогаю больным, стараюсь относиться ко всем благодушно и вежливо, а это ой как нелегко. Ты не представляешь, какие пациенты иногда мне попадаются – грубые, резкие, жестокие. Как только встречаю такого, сразу понимаю – это человек, который побывал на поле боя. Их гораздо меньше в госпитале с тех пор, как война кончилась, но те, кто все еще здесь, кажется, очерствели до глубины души.

Недавно один такой, мистер Робертс, едва не довел меня до слез. Не знаю, чем бы все кончилось, если бы не появилась Фрэнни и не отчитала его.

Она действительно вернулась, и теперь мы работаем вместе. И – да, она все такая же строгая и серьезная, если ты об этом. Пожалуйста, не называй ее «снежной королевой», она ведь на самом деле очень храбрая и хорошая. Я восхищаюсь ее мужеством.

У нее на запястье тонкий шрам, ее поранило осколком, когда она тащила на себе раненого солдата. И мне почему-то кажется, что это – далеко не единственная отметина, которую оставила на Фрэнни война. Если бы ты видела ее, ты бы согласилась со мной. Она носит глухо застегнутые платья и плотные чулки, и никогда не переодевается в присутствии других медсестер. Тем не менее, я ни разу не слышала, чтобы она жаловалась или рассказывала страшные истории о войне.

Зато по госпиталю ходят другие занимательные истории – о моем разводе. Каждый больной считает своим долгом обсудить со мной это «несчастье». Мне очень сложно убедить их, что причиной моего развода не были измены мужа или его пьянство. Никто не хочет верить, что двое молодых людей могли развестись просто потому, что поняли – их брак был ошибкой.

Про мистера Альберта (Я так никогда и не привыкну звать его дядюшкой!) я толком сказать ничего не могу. Он исправно выполнял свои обязанности главы семьи Эндри вплоть до прошлого месяца. Ходил на приемы, целовал руки потенциальным невестам, общался со всеми этими банкирами, юристами, журналистами…

Однако в конце августа, одним ничего не предвещавшим вечером, ко мне в дом приехала тетушка Элрой со всеми своими слугами. Она размахивала руками, требовала рассказать, где Альберт (точнее, «куда я его дела»), и успокоилась, лишь увидев, что я ошарашена не меньше ее.

В общем, как ты поняла, бродяга Альберт вновь сбежал.

Теперь мне периодически приходят от него письма на обрывках бумаги и почтовых открытках. Когда он писал в последний раз, он как раз был в Египте, собирался примкнуть к какой-то экспедиции, изучающей пирамиды.

Анни, я так рада, что ты спросила про Дом Пони!

Я ездила туда на прошлых выходных, а до этого – сразу после развода. Там все по-прежнему, мне порой кажется, что Дом Пони – это заколдованное место. Он выглядит таким же, как и в то время, когда мы с тобой вместе играли под отец-деревом. Понимаешь, совершенно таким же! Даже трещина в стене около двери ничуть не изменилась. Словно время там вовсе не имеет власти. И мисс Пони, и сестра Мария тоже ни капельки не постарели.