Всё то время, пока он изучал гудящий под ветром пенёк и сам дул на него, стараясь вызволить на волю какие-нибудь ещё звуки, ему казалось, что брат его где-то здесь, рядом, как и мама. Однако мама оказалась довольно далеко на берегу, вылавливая редкую рыбу, а Пашутка же пропал неизвестно куда.
Обратившись к стоящим торчком ушам и заработав носом, Миша принялся крутить головой по сторонам, а затем и сам начал вертеться, но ничего не увидел и не почувствовал. Брата не было.
– Паша, – позвал он, – Пашутка! Где ты?
Никто ему не ответил. Оказавшегося в одиночестве медвежонка хлестнул жгучим холодом страх, от чего целая тьма мурашек затопала по всему телу. Тут же окружающие деревья показались ему перевоплотившимися злыми духами, задумавшими что-то недоброе. Угрюмыми, жуткими стали они, впитав в себя весь солнечный свет и, как будто, стало так темно, как бывает только в пасмурный день.
– Не смешно! Куда ты спрятался! – нарочно бодрым голосом опять позвал Мишутка. Он боялся спрыгнуть с пенька, но и оставаться на нём было страшно. И только добрый медвежий дух, какой так же существовал наравне со злым, подбадривал медвежонка.
– Паша!
Тревожный шум раздался сзади: затрещали ломающиеся ветки, послышались чьи-то приглушённые шаги, переходящие в бег. Сердце у медвежонка забилось сильнее, и едва он успел повернуться, как был сбит с пенька своим смеющимся братцем.
– Ха-ха, – торжествовал он, – я неуловим! Видишь! И силён!
– Слезь с меня, – негодовал Мишутка и попытался спихнуть с себя брата, но тот был крупнее и только сильнее прижал его к земле.
– Слезь! – брыкаясь задними лапами, Мише удалось сбросить смеющегося Пашутку, – зачем ты испугал меня?
– Я тренировался в бесшумности. Ведь, когда я выросту, то буду как тот медведь: большим, бесшумным и… и неуловимым!
– Как же, будешь, – Миша тряхнул головой и побрёл на берег озера. Он обиделся на своего непоседливого старшего брата, постоянно стремящегося подшутить над ним.
– Ты куда? – догнал его всё ещё улыбающийся Паша. Не сразу он понял, что Миша не хочет с ним разговаривать.
– Эй, ты чего? Обиделся что ль?
Миша молчал. Так они прошли какое-то время.
– Ладно, прости, меня, – нехотя проворчал Пашутка.
– Пожалуйста, – добавил он минуту спустя.
– Пожалуйста, – повторил.
– Прощаю… но не делай так больше, мне не нравится.
– Тебе вообще мало что нравится, даже по деревьям лазить не любишь!
– Люблю я! Только лазаю не так высоко, как ты… Ой, а с кем это наша мама?
Мишутка опять раньше заметил опасность, чем его старший брат, во время разговора безмятежно глазеющий по сторонам, оценивая какое на этот раз дерево покорить. Надо же, чтобы оно было высоким, а не абы каким! Однако быстро оказалось, что никакой опасности нет, ведь их мама, рядом с которой стоял ещё один медведь, не выказывала никаких признаков волнения. Наоборот, была очень рада и оживлённо разговаривала.
– Здрасьте, – тихонько поздоровались медвежата, когда бочком подошли к маме и тут же оказались за ней. Только чёрные бусинки-глазки, да шевелящиеся топырчатые ушки выглядывали из-под надёжной защиты. Да ещё влажный нос, тянувшийся к незнакомцу.
– Вот и они! – добродушно отозвался незнакомец, – ну, привет-привет! А кто же из вас тот самый храбрый Пашутка, а?
– Кто же? – не дождавшись ответа оробевших медвежат, медведь рассмеялся, – сестрица, сдаётся мне, ты немного преувеличивала, говоря, какие храбрые твои сыновья.
– Я! – пискнул Пашутка, выходя из-под защиты мамы, – н-не боимся ничего!
– Ой! – притворно испугался незнакомец, оказавшийся братом старой медведицы.
– Я, Паша!
Взрослые медведи рассмеялись.
– Ты смотри, какой грозный!
– Так, а я тебе про что говорила, Топтыг!
– Да, вот и пришло поколение на смену, – громче закряхтел он, – ну, удалая молодёжь, будем знакомы. Я брат вашей замечательной мамы. Топтыгом меня величать.
Мишутка фыркнул и рассмеялся.
– Ой, простите, – испугался он, – просто имя у вас…
– Странное, да? – развеселился медведь, – ну, наша с сестрицей мама тоже не была лишена чувства юмора, так что я не обижаюсь.
Братья во все глаза смотрели на стоявшего рядом с ними их дядю. Он показался им таким же старым, как и их мама. Но был крупнее, не таким здоровым, как чужак, но всё же большим.
– Ну, так как ты перезимовал? – вспомнила медведица о своём вопросе.
– Ох, хорошо, скажу тебе по секрету, сестрица, нашёл я такое дивное местечко! Даже из спячки выходить не хотелось, да только живот…
Топтыг кивнул на свои впалые бока.
– Да уж, – рассмеялась старая медведица, – то-то я вижу, что ты подзадержался. Даже испугалась, вдруг что случилось.
– Да что могло со мной случиться, – отмахнулся её брат.
– Мы тут чужака повстречали, неделю назад, – начала медведица, сыновья её притихли, – большой. Никогда его не видела.
– Да, эта новость уже по всей тайге разнеслась, даже за хребет перевалила. Читал я.
– Откуда он?
– Не знаю, – безмятежно пожал плечами Топтыг, щурясь от яркого солнца, – вроде говорят он пришёл совсем из далёких мест. Будто совершенно не местный. Из-за моря даже будто.
– Из-за моря? – страшно удивилась старая медведица. Братья переглянулись.
– Ага, как будто. А может и не оттуда, а с самого Севера. Что ему надо, никто не знает. Вот только, – понизил голос Топтыг, – перед его появлением, всегда обнаруживали…
Старая медведица шикнула, склонив голову в сторону детей. Те слушали так жадно, что даже дышать забывали. Зато уши их торчали, как локаторы.
– Ишь! – воскликнул Топтыг, – знатные у вас ушки, смотрите не вытягивайте сильно, а то они совсем не медвежьими станут!
– Это как? – спросил Пашутка.
– А вот как у зайцев, видели?
Братья покачали головами.
– Ну, ещё увидите! – зычно захохотал Топтыг.
*******
– Как думаешь, а про что говорил дядя Топтыг? Тогда? – не унимался Пашутка, нафантазировав уже столько вещей за эти недели, что у Миши голова шла кругом.
– Не знаю, я ничего не заметил перед его появлением, – привычно повторил он.
– Да ты и его не заметил! Только когда мама позвала, – всё так же отбросил довод брата Пашутка. – Может быть лютые холода? Хотя нет, я ничего такого не чувствовал…
Братья шли по лесу вслед за мамой. Жаркое лето давно пришло на смену юной свежести весны. Медвежата усиленно откармливались, а так как маме их было трудно одной прокормить, то она постепенно учила их добывать несложную еду самим. Так они уже с удовольствием слизывали муравьёв, добирались до их вкуснющих яиц, отбирали сладкие ягоды, терпкие корешки, кушали особо вкусные виды трав. Особенно им нравились такие розового цвета цветочки, которые отдалённо напоминали мамино молоко, если его совсем лишить жира.
– Клевер! – заметил Быстрик.
– Всё то ты знаешь, – улыбнулась медведица.
– Спасибо, стараюсь быть разносторонним… а что это там? Прошу прощение, – заинтересовавшись чем-то, Быстрик вспорхнул и молнией улетел за верхушки деревьев.
Но, как ни старались медвежата, им ещё ни разу не удавалось самим поймать рыбу. Каждый раз лишь неуклюже плюхались всем телом в реку, в то время, как мама ловко подсаживала на свои когти серебристые, чешуйчатые лакомства. Мокрые неудачи только раззадоривали их, а игры превращали обучение в интересную забаву.
После встречи с дядей, медвежата уже не раз видели маминых знакомых, прибывающих на озеро. Какие-то задерживались, какие-то шли дальше, но все они были разными. Кто-то больше, кто-то меньше, даже шерсть, несмотря на то, что все они были бурыми медведями, отличалась оттенками. Однажды попался им даже почти полностью чёрный, а другой был почти белым, как грязный снег.
– Мам, он с северного полюса что ли? – спросил изумлённый Мишутка.
– Нет, дорогой. Просто видимо он опять валялся на поляне, греясь на солнце. Очень много валялся. Да, Святогор?
– А? Что? Ах да, да. Это моя слабость, не могу удержаться, чтобы не искупаться в золотистом солнечном водопаде, – отозвался он и покосалапил дальше.