Без произведений Владимира Клавдиевича Арсеньева,

не появилась бы и эта таёжная сказка

Часть 1

Пробуждение

Окрепший запах весны невидимым гостем проник внутрь берлоги.

Прогреваясь с каждым днём всё сильнее, насыщаясь многоголосным пением птиц, шорохами ранних зверьков, боязливо выглядывающих из своих норок и усердно работающих влажными носиками, принимая в себя самые робкие, нежные ароматы ранних цветений – воздух, наконец, наполнился той теплотой, что безошибочно свидетельствует о полновластном воцарении весны. И именно сегодня она набрала достаточно сил, чтобы возвестить о своём приходе старую бурую медведицу, мирно спящую в своём доме-берлоге.

Нос её дёрнулся, когда струйка благоухающего воздуха ласково защекотала его. Ещё находясь во власти крепкого сна, медведица уже почуяла лесной будильник, а спустя полчаса принялась шевелить во все стороны ушами. Пусть и кажущиеся смешными и маленькими, они улавливали малейшие шорохи на километры вокруг. Она проверяла, не ошибся ли её нос, уловивший радостные вести, не обманул ли лесной будильник: действительно ли началась весна?

По прокрадывающемуся в берлогу шуму, всё смелее наполняющему лес; по ясно слышимым торопливым шорохам грызунов, уже начавших расчищать входы в свои норки, с зимы забившиеся мусором, грязью, а кое-где и подмоченные талыми водами, – медведица удовлетворённо отметила, что время пришло. Пора выходить из спячки. Да и запах весенней свежести, пустившийся гулять по тайге, был крепким и ясным.

Медведица пошевелила лапами, зарылась влажным носом в сухую подстилку из хвои и мхов, и вновь задремала. Буквально на какие-то минуты она позволила дремоте взять вверх, после чего окончательно проснулась. Сладко потянувшись напоследок, высунула голову из берлоги.

Точно бугристым, прохудившимся местами одеялом, подтаявший снег всё ещё глубоким слоем лежал в чаще леса. Той чаще, закрытой со всех сторон буреломами и оврагами, где медведица третий год подряд пережидала зиму. Втянув с шумом в себя воздух, затем ещё раз, она услышала запах близкой поляны. Под крепкими весенними лучами она освободилась от холодного снежного ковра и подставила свои оголившиеся, тучные, чёрные бока, с пожухлой прошлогодней травой, высоко взобравшемуся по небосклону солнцу.

Осторожная медведица ещё раз осмотрелась по сторонам, прислушалась, проверяя, нет ли поблизости какой опасности. Только после этого она ступила своими большими лапами на нетронутый всю зиму снег. Не успела, однако, она выйти, как послышался какой-то жалостливый шум в оставляемой ею берлоге. Зимой старая медведица стала мамой.

Сейчас же, два горячих, маленьких комка впервые потеряв маму, оставшись без её близкого тепла и терпкого, родного запаха, перепугались и принялись звать её. Медведица, аккуратно ступая лапами по хвойному настилу берлоги, вернулась внутрь, удобно развалившись на спине. Горячие комочки тут же прижались к ней, затихли, и принялись смешно тыкаться в её живот, отыскивая любимые места, откуда они получали питательное, жирное молоко. К тому же ещё и очень вкусное!

– Ну, ну, – заботливо проговорила медведица, ласково поправляя лапой одного из братьев, успевшего взобраться к ней на шею, приспуская его вниз, – вот так, вот так. Не торопитесь.

Медведица счастливо зажмурилась, отдавшись во власть материнских чувств, игравших в ней вместе с налившимся молоком. Она знала, что это в последний раз, когда она сможет воспитать будущих хозяев тайги, а потому с огромным трепетом и любовью прислушивалась к полнившему её умиротворению.

Сытно позавтракав, медвежата зачмокали и свернулись калачиками, уже довольно большими, по сравнению с теми лысыми, слепыми новорожденными, какими они были несколько месяцев назад. Довольно засопев, они сразу же уснули. Старая медведица знала, что теперь они проспят без задних лап не меньше двух часов. Лизнув каждого по холке, отчего жёсткая шерсть их потешно встала торчком, она не торопясь покинула берлогу, не забыв тщательно замаскировать и уплотнить вход в неё, чтобы никто, в том числе и ещё прохладный ветерок, не проник внутрь.

Она не собиралась бросать своих медвежат, но ей нужно было осмотреть окрестности, прежде чем позволить им впервые покинуть безопасное жилище. Пусть острое её обоняние и безупречный слух, подсказывали ей, что никого чужого по близости не было.

Медленно отдаляясь от берлоги, но ни на минуту не упуская её из виду, медведица обошла несколько раз вокруг, проверяя каждое дерево, каждый пенёк и кустарник, давно знакомые ей. Казалось, что она здоровалась с ними, узнавала, как пережил зиму тот трухлявый пень, хорошо ли себя чувствует молодая, едва макушкой выглядывающая из-под сугроба, но уже разлапистая ель. Кажется, прочитанными ответами она осталась довольна.

Зимнее жильё медведицы располагалось в самой глубине тайги, в самой потаённой и запрятанной её части, однако опыт долгой жизни подсказывал, что всегда необходимо быть настороже.

Сверившись со своими внутренними часами, подсказывающими, что ещё есть время до пробуждения детей, она направилась прямиком к поляне, где надеялась быстро подкрепиться корешками и перезимовавшими ягодами. Ведь она не кушала всю зиму! И хоть перед этим довольно запаслась жиром, но сейчас чувствовала, как запасы его истощились. Чему немало поспособствовали и два мирно сопящих комочка, оказавшихся необычайно прожорливыми медвежатами!

Живот требовательно урчал.

Нос не обманул её, и поляну она нашла полностью свободной от снега. Набухшая от влаги почва, отогретая горячим светилом, легко поддавалась мощным медвежьим лапам, расплющиваясь в разные стороны. Окончательно расползтись ей не давали переплетённые корни трав, скрепляющие почву. Корешков и ягод было не так много, даже совсем мало, но этого должно было хватить на первое время.

Старая медведица увлеклась, отыскивая самые юркие мелкие ягодки, никак не желавшие становиться её первым весенним завтраком, и не сразу заметила, как к ней подлетел соколик, молодой, но уже переживший вторую зиму. Немного покружив, он пристроился на трухлявый пень, оставшейся от многовекового кедра, рухнувшего столь же много веков назад, когда его подточили многочисленные жучки.

– Доброе утро, – обратился он к медведице.

Оторвавшись от раскапывания особо сочного корешка, чудом сохранившегося и ни кем не съеденного, медведица подняла голову.

– Быстрик, это ты! Доброе утро и тебе!

Быстрик склонил голову на бок, ловко подскочил поближе.

– Вы проснулись этой весной раньше, на целую неделю! – удивился он.

– Да, – улыбнулась медведица, – у меня родились два замечательных, но уж очень ненасытных сына. Вот и пришлось с первыми запахами весны пробуждаться. Надеюсь, что снег в лесу скоро растает, – озабоченно продолжала она, – иначе им будет очень тяжело ходить по нему.

– Ах, как замечательно! – воодушевлённо поздравил он медведицу. – Обязательно растает. Я облетел много километров и могу сказать, что весна необычайно усердно принялась за дело. Только в таких непролазных местах, какие вы выбрали себе для зимовки, снег не тронут, а везде же.… Ух!

– Бышрик, всё шо шы ушеваешь, – жуя корешок, удивлялась медведица.

Быстрик, может быть по молодости, но скорее по характеру своему, необычайному для соколов, был крайне воспитанным и проявлял участие во всех делах, происходивших в его ареале обитания. Этим он и отличался от своих собратьев, обычно не снисходивших до дел земных. Они были горды, их интересовали только небесные просторы.

– И всё же это замечательно! Две новые жизни родились! Ах! – повторил он, в возбуждении не переставая вертеть головой.

– Спасибо, Быстрик! Скоро я их выведу и покажу тебе, – радушно пригласила она соколика присутствовать при первых самостоятельных шагах своих медвежат.

– Непременно! Я непременно должен быть! – радостно согласился он и тут же, от зорких глаз его ничего не могло укрыться, быстрым движением подхватил раскопанного медведицей сонного жучка и с аппетитом проглотил его.