Зоя запинается, и, похоже, не знает, что говорить дальше. Глупенькая девушка, проносится у меня в голове, ее очень быстро съедят. Здесь не место таким наивным. Зачем они ее выбрали?
Ведущий берет инициативу на себя.
– Тебе очень повезло! – Говорит он. – Судьба к тебе благосклонна… Я поздравляю! Тебе нужно поблагодарить удачу за то, что она выбрала тебя.
И тут Зоя спохватывается и снова рвется к микрофону, как будто что-то вспомнив:
– Я бы хотела поблагодарить Суперкомпьютер… за то, что выбрал меня.
Константин молча отрывает от нее микрофон и оборачивается на зал. И вот они все взрываются хохотом, и он тоже хватается за живот, сгибаясь пополам.
Мы с Зоей стоим в центре сцены, и весь зал смеется над нами. Я смотрю на первые ряды. Окидываю взглядом весь зал тоже. Всматриваюсь в глаза тех, кто сидит в самых ближних рядах. Пользуюсь моментом, чтобы понять, в чем именно здесь подвох? Почему они смеются над Суперкомпьютером? Зоя сказала, что-то несуразное? Мы с этой бедной девочкой на сцене, похоже, превращаемся для них в жутко смешное зрелище: парочка мартышек из зоопарка, одна из которых провизжала что-то глупое и недалекое. Нам своей реакцией дали понять, что законов Суперкомпьютера для этой прослойки людей не существует. Они в силе только для тех, кто из рабочих зон, как мы. А мы с Зоей для них – первобытные, и это в глазах каждого смеющегося. Но они не виноваты. Я не вижу в их глазах какой-то злобы. Они просто родились и воспитаны были так с самого начала. Без ограничений и запретов, подобных тем, из которых состоит наша, рабочая, жизнь.
Наконец, они утихают, и ведущий произносит мое имя:
– Нууу, Нина. А теперь ты.
Я смотрю на него открытым детским наивным взглядом. Настолько наивным насколько могу сделать.
– Ну, а что ты думаешь обо всем этом?
– Я очень рада… – Говорю я в микрофон, улыбаясь так широко, как только могу.
– Ты бы тоже хотела поблагодарить Суперкомпьютер? – Смеясь, наклоняется он ко мне, ожидая продолжения веселья.
Я смотрю на него и перевожу взгляд в зал.
– Нет. Я бы хотела поблагодарить… «В».
Смотрю в зал на лица, и знаю, что он сидит там среди них и разглядывает меня. Ну что же, В, сиди и наблюдай.
– Спасибо, что выбрал меня…
Ведущий отклоняется, и долго смотрит в мои глаза, пытаясь понять, кто перед ним стоит – наивная простушка или коварная плутовка.
– Ты бы хотела поблагодарить В? – Переспрашивает он, смутившись.
– Именно. – Спокойно отвечаю я.
– И кто такой В? – Наконец, спрашивает он.
Я смущенно поправляю полы платья и отвечаю в микрофон:
– Я бы и сама хотела знать… Столько тумана нагнал… Ночные звонки, приглашения, подарки, машины, записки. – Я улыбаюсь, закатывая кверху глаза.
Ведущий отнимает у меня микрофон и начинает хлопать в ладоши. Зал снова подхватывает его настроение и разражается аплодисментами.
– Уффф! – Константин одергивает руку и делает ей такое движение, как будто бы обжегся. – А ты опасная особа, Нина.
Я смущенно опускаю взгляд в пол.
– Нисколечко, что ты, Константин. – Опровергаю я.
– А ты, В… – Константин уже повернулся к публике и тычет указательным пальцем в сидящих. – И в правду, устроил целую интригу. Мы уже тоже захотели знать, кто ты! – Кричит он в микрофон. – Правда, зал? – Заинтригованно спрашивает он и направляет микрофон к публике.
Зал начинает шуметь в ответ.
Я улыбаюсь.
– Но всему свое время. Девушки, Зоя, Нина. Я прошу вас вернуться на свои места, потому что сейчас пришло время начать собственно то, ради чего мы собрались!
Он провожает нас со сцены.
– Сегодня должно воссоединиться двадцать пар!
Пока мы поднимаемся, я ничего не чувствую. Не вижу ни взглядов, не слышу ни оваций, ни прочих звуков. Я снова где-то не здесь. Я как старый радиоприемник, у которого сбилась волна и все, что он ловит, это «шшшшггггггххххррррррррршшшшшххххх». Тело выполняет то, что необходимо, но сама я где-то в другом месте.
Первую часть я одолела, и даже очень не оплошала. Теперь смогу пережить и вторую, потому что уже знаю, каково там, на сцене. Не смертельно, а значит, одолею и это. Прихожу в себя, только когда вижу знакомые лица родителей и друзей. Они как будто возвращают меня обратно на землю. Ники хватает меня за руку и крепко сжимает ее:
– Ты молодец! Молодец! Хорошо держалась!
Когда мы с Ники только познакомились, нам было по два года. Я плохо помню, но знаю, что она всегда была рядом, всегда, сколько я себя помню. Мы росли вместе. Постоянно играли в песочнице внизу нашего стеклянного блока. Строили песочные замки и сажали туда принцесс. На самые верхушки. А потом брали маленьких лошадок с принцами в седле и скакали освобождать их. Это были сказки, которые бабушка рассказывала мне всякий раз, как я наведывалась к ней в гости. Идти было недалеко – та же самая четвертая зона. И я всегда знала, что бабушка расскажет мне новую красивую сказку на ночь, прежде чем я усну, потому что она знала их неведомое количество. Она еще помнила сказки иностранных государств, которые в прежнее время преподавали в школе, и знала те, что еще некогда были написаны в Большой Библиотеке. Потом все изменилось. Сказки стерлись. В обоих смыслах. Они остались только в наших головах. О них можно было услышать только из уст бабушек или мам.
Когда нам было по пять, мы рассуждали о времени, когда станем взрослыми. Найдем своего принца, ускачем с ним на белой лошади. Будем счастливы. Мы всегда были уверены, что наш Партнер и будет тем самым настоящим принцем. «Он», тот самый, предназначенный. И что судьба работает рука об руку с Суперкомпьютером. Сейчас мне почему-то кажется, что мы жестоко ошибались, и мы оставлены на волю случая. Хоть я и не видела еще своего Партнера…
Ники всегда была уверена, что Партнера будут звать на ту букву, в виде которой сплетаются вены на запястье правой руки. Это как бы божественная подсказка, говорила она, о том, что Партнер – действительное твое. Я всегда была уверена, что на моем запястье нечто в виде буквы «М», но уж никак не «В». Да даже, если и так, сказки – есть сказки. Они не про жизнь. В жизни все по-другому. Никаких замков нет, так же как и принцесс. А уж если и есть, то принцев на белом коне не существует точно. Не в этой стране. Не в нашей истории. И никакой божественной подсказки нет. Потому что, если Бог и может что-то подсказать, то пусть лучше подскажет не про имя принца, а вот про что: почему, если Бог есть, то он ничего не сделает с нашим Союзом?
Впрочем, ладно, не время уповать на него. Здесь нужно самому не плошать.
Константин приглашает на сцену по очереди девушек и юношей, и устраивает шоу из каждой вновь образующейся пары. Если на сцене стоит девушка, он объявляет парня, обыгрывая все это шутками, если парень – то зовет девушку. Между объявлениями пар делаются паузы и вновь поют певцы или показывают цирковые номера. Все молодые люди как будто уже бывали на сценах до этого, ведут себя уверенно и вальяжно. Они одеты в невероятные платья и костюмы. Я видела такие только в Новогодних передачах на главных каналах, где звезды Союза поют старые песни друг с другом. Перья, перчатки, парча, высокие каблуки. Бабочки, галстуки, бутоньерки. Все они спокойно и с достоинством принимают своего только что объявленного Партнера, как будто заранее знали о нем. Улыбки на лице, но ни следа изумления. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что все это заранее продумано, разыграно и, может быть, только шоу? Нас ведь транслируют по закрытым телеканалам правительства в прямом эфире. Может быть, поэтому этот В заранее знал, кто я и что из себя представляю? Они все давно подготовились и отрепетировали, а сейчас проходит само выступление? Но почему тогда нас двоих – меня и Зою – не предупредили, как всех? Что, если бы мы допустили промах в прямом эфире? Неужели им не страшно? Это ведь смотрит сам Вождь… У меня потеют ладони от этой мысли.
На сцене стоит девушка с острым носом и вытянутым как у зверька-охотника лицом. Она, смеясь, отвечает на вопросы ведущего о том, как долго ждала Партнера.