========== 6. От храма до храма ==========
Лошадь в охотку трусила по весенней дороге, и хрустела высохшая грязь под ее копытами, и светило солнце, и бодро зеленела первая трава на пустоши по обе стороны от дороги.
Черная лента армии, как змея, болталась далеко впереди. Три тысячи отборных солдат, рыцарские мечи, надежные арбалеты и луки, ножи, кинжалы, доспехи и шлемы с красными перьями. Ровно три тысячи — тут никакое Сопротивление не спасет, а простое человеческое упрямство — может.
Подгонять лошадь не имело смысла. Адъютанты армии и так уже присылали своих гонцов, спеша выяснить, что за человек преследует особый карательный поход; он коротко бросил: «наблюдатель от господина Эрвета», и гонцы тут же убрались, опасаясь прогневить опасного спутника.
Он пытался читать, но мрачные мысли вынуждали его то и дело возвращаться к началу главы — или к началу книги. Тогда он попробовал посвятить себя изучению пейзажа, но яркие золотые лучи, изумрудные стебли и синее, по-весеннему синее небо были так незначительны, так малы по сравнению с фигурами воинов, что теряли всякую ценность — по крайней мере, в голубых глазах этого человека.
В империи Малерта не было никого по имени Твик.
Но зато был глава Сопротивления, демон-искуситель — Талер Хвет.
По Малерте черная змея отрядов ползла нарочито медленно и гордо — мол, пускай народ полюбуются героями, способными избавить его от подлых неразумных рас! Они так и говорили — неразумных, и Талер сжимал бесполезные сейчас кулаки, потому что не сомневался — дети племени Тэй подчиняются своим особым законам, и если они кем-то жертвуют, значит, что-то вынуждает их так поступать. Значит, великий грех, упомянутый в летописях и легендах — не шутка, но, разумеется, и не повод никого убивать…
Талер хмыкнул. За последние месяцы он так измарался в чужой крови, что рассуждать о смерти племени Тэй было, пожалуй, смешно. Однако, если подумать, именно ради них он и проливал всю эту кровь, именно ради них он топился в запахе железа. Именно ради них — только чем это помогло? Вот он, отважный герой, с револьвером у пояса и широким ножом в неудобной кожаной сумке — топчется, как дурак, в добрых пяти выстрелах от своего противника…
Птицы радовались солнцу так, что их вопли заглушали собой весь мир. Не было слышно, как налетает холодный океанский ветер; не было слышно, как шумят низкие грозовые тучи у краешка горизонта. Лишь поздним вечером, перед ночевкой у рубежа Вайтер-Лойда, солдаты насторожились и принялись разбивать шатры — хотя бы для офицерского состава.
На кой черт он понадобился, этот состав, печально размышлял Талер, сидя под раскидистым деревом. На кой черт, если вы идете уничтожать, а не драться? Вряд ли дети племени Тэй окажут вам достойное, ха-ха, сопротивление — вон, даже у нас не получилось, хотя наших товарищей вдвое больше, чем вышеупомянутых несчастных детей…
Ливень грянул, как прощальная похоронная песня. Бились капли о разом погрустневшую блеклую траву, собирались лужи в рамках полосы тракта. Лошадь, накрытая запасным плащом, вздрагивала и пронзительно ржала, а Талер нахохлился под кожаным капюшоном и мрачно, завороженно следил, как то и дело вспыхивают голубые небесные огни. Кто-то рассказывал ему, что деревья — не защитники на случай грозы, но воинский лагерь не был защитником тем более, а сидеть посреди поля мужчине претило. Глупость какая, лучше все-таки под ветками, лучше все-таки под…
Либо судьба сегодня благоволила к господину Хвету, либо, наоборот, он был слишком ей противен, чтобы разбрасываться огнем, но ливень закончился безо всяких происшествий. Капли ритмично постучали по древесной коре, осели ручейками в корнях, а на плащ набрасывались так радостно и голодно, будто их не кормили целое столетие. Талеру, впрочем, было все равно; под конец ночи он даже задремал, и ему снилась какая-то странная штука, способная стрелять красными обжигающими лучами.
На рассвете его разбудило мягкое, почти нежное прикосновение к левому плечу. Опасаясь, что опять явились воины из черного армейского хвоста, он дернулся и ругнулся — а в ответ тихо рассмеялся вполне знакомый господину Хвету голос, и пришлось все-таки разлепить глаза.
— Доброе утро, командир, — вежливо сказал невысокий, вызывающе некрасивый человек с глубокими темно-синими радужными оболочками. Каштановые волосы, абы как обрезанные кинжалом, падали ему на лоб и на щеки; он смешно отводил их за уши, неловко улыбался и, опять же, посмеивался, причем все это умудрялся проделывать настолько симпатично и вкрадчиво, что его отчаянная некрасивость быстро переставала иметь значение.
Если подумать, то благодаря последней детали он и был похож на господина Хвета больше всего. Талер тоже не блистал красотой, особенно при учете шрама, но его характер и поведение стирали все границы напрочь, словно их никогда и не было.
— Привет, Лаур, — хрипло отозвался мужчина. — Как все прошло?
Отчаянно некрасивый человек сел рядом и хмуро посмотрел на временную стоянку армии.
— Нормально, — сообщил он. — Всех четверых повесили, как ты и просил.
— Очень хорошо, — кивнул Талер. — А письмо храмовникам Вайтер-Лойда? Вы смогли его доставить?
Его собеседник лишь тяжело вздохнул.
Маги, конечно, едва не передрались за такую простую и, что важнее, прибыльную работу — но письмо разлетелось пеплом еще на столе в башне. Как объяснил виноватый краснощекий служка, вокруг деревни племени Тэй наверняка построена крепкая защита, и разбить ее чем-то кроме копья человеку не под силу. Тут не сработают слабенькие нити связи, сотворенные колдовством.
Талер ничего не спросил, только отвернулся и пожалел, что в кармане плаща нет какой-то маленькой, хрупкой вещи. Он тут же вскинулся — неужели забыл в Астаре свое чудесное родовое кольцо?! — но вещь, проскользнувшая у края памяти, явно не была серебряной и широкой. Нет, она была вытянутой и хрупкой, такой, что можно смять, а можно и разорвать, но самый верный вариант использования — поджечь с одного края, а противоположный стиснуть между губами и затянуться…
Сигарета, сообразил мужчина. И тут же озадачился — а что это, интересно, такое?..
Обнаружив, что странных типов позади армии стало двое, адъютанты помялись-помялись и опять прислали гонца. Тот попеременно бледнел и покрывался пунцовыми пятнами, но общий посыл своих старших товарищей донес: мол, какого черта вы продолжаете тут болтаться, если мы вступили на вражескую территорию и вот-вот нападем на центральные ворота?
— Господин Эрвет, — веско уронил Талер, — свернет шею и вам, и вашему командиру, если вы не перестанете задавать неудобные вопросы.
Лицо посыльного стало землисто-серым, и он поспешно ретировался. Господин Хвет проводил его рассеянным взглядом, а Луар привычно хохотнул и заметил:
— Здорово. Надо почаще такое людям говорить.
— Не все люди знают о Шеле, — возразил его спутник. И криво усмехнулся: — Хотя, пожалуй, так оно и должно быть. Иначе малертийцы поголовно переехали бы в Линн, а тамошний император лихорадочно соображал бы, как ему распорядиться всеми этими душонками и не нужны ли ему, случайно, бесплатные рабы.
— Ты сейчас выставил господина Эрвета в крайне выгодном свете, — укорил мужчину Лаур.
Копыта лошадей чавкали по лужам, и тучи нависли над пустошью, будто пыльное бархатное покрывало. Талеру показалось, что он различает зубья частокола вдали.
— Могу и в невыгодном, — признался он, желая то ли отвлечься, то ли заставить своего приятеля не воображать, сколько гибели принесут воины Движения детям племени Тэй прямо перед наивными дураками из Сопротивления, а эти наивные дураки не посмеют и меча поднять. — По утрам Шель вечно разливает малиновый чай на одеяло. Он плохо спит, и когда стражники или слуги начинают стучать в дверь, Шель стонет и прячется под подушкой. Он совсем не такой, каким вы себе его представляете, — Талер затянул воротник и полез в карман за рукавицами, потому что ледяной соленый ветер опять налетел с юго-востока и пронизал путников, будто лезвие. — Он забавный.
