Тобирама вскинулся, готовый огрызнуться, но Учиха уже ушел.

Он внимательно прислушивался и краем глаза следил за происходящим в пещере. Учихи носили дрова и футоны, варили обед, Хаширама помогал им…

Предатель.

Было очень больно.

Но сидеть носом в стенку бессмысленно… надо усыпить бдительность, вести себя не враждебно, исследовать местность и искать способ побега. Отмечать дни, чтобы успеть до конца двух месяцев…

— Эй, Сенджу… может, все-таки, поешь? — обратился к нему младший Учиха. Тобирама большим усилием удержал себя, чтобы не пожелать врагу подавиться и сдохнуть.

— Оставь его. Захочет, сам поест, — буркнул старший.

Хорошо еще, что Хаширама молчит…

Учихи и брат убирали пещеру, вымели песок и пыль, и ушли куда-то в глубину темных коридоров. От подвешенного над очагом котелка одуряюще пахло, от голода сводило живот, но Тобирама только плотнее обнял себя за плечи. Надо было, как следует, запомнить тот путь, по которому они сюда попали, хоть он и мало, что разглядел, вися на плече Учихи…

Надо было составить план… и убедить Хашираму вести себя осмотрительнее…

Он уже почти успокоился. Уже не давило так в горле при мысли о брате. Тобирама устроился поудобнее, вытянул затекшие ноги, прислонился к теплому камню стены… и провалился в темноту. Усталость взяла свое…

Мадара, выглянувший в зал спустя несколько минут, хмыкнул, осторожно приблизился и поднял белобрысого Сенджу на руки. Спать на камнях не лучшая идея, особенно, когда от двери уже ощутимо тянуло вечерним холодком, а лечить простуду никто из них не умеет.

— Изу, разложи футон, ладно? А ты помоги его раздеть, нечего пыль в постель тащить…

Взрослый Учиха, тот самый, с жесткой улыбкой и железными пальцами, несет его, уже не перекинув через плечо, а на руках, как совсем маленького, а в высоте летят кроны деревьев и яркие звезды. Он не пытается освободиться, охваченный страхом и головокружительным восторгом почти полета, запах пряностей, хвои и осенних костров волнует и одновременно успокаивает… мысли и желания спутываются и размываются… и почему-то лежать в руках врага не кажется неправильным…

Отец никогда не носил его на руках…

========== Часть 5 ==========

Самый лучший способ спрятать какую-то вещь — сделать так, чтоб ее не искали, а если возникла надобность спрятать человека, лучший способ — заставить всех считать его мертвым. И шиноби достигли в этом искусстве немалых успехов, особенно, клан Учиха, известный искусством гендзюцу. А что есть гендзюцу? Способ воздействия на реальность с целью ее исказить. Учиха не раз проворачивали такие фокусы, создавая новые лица и новые жизни себе и своим людям.

А теперь ему надо скрыть пропажу наследников обоих кланов, причем, так, чтобы это не ухудшило ситуацию между Учиха и Сенджу. Хотя, куда уж хуже… Таджима понимал, что если дети Сенджу просто исчезнут, их будут искать. Наследники клана — это не дети какого-нибудь гэнина, Буцума перевернет окрестные леса корнями к небу просто ради того, чтоб гены и тайны Сенджу не попали в руки врагов.

Если представить все так, как будто они убили друг друга… допустим, печать Огня могла уничтожить тела Учиха, но на Сенджу таких техник не стояло, он проверил это в первую очередь. Тела детей Главы клана вряд ли стали бы вскрывать, но все же…

Ему нужна была помощь.

От места, где растут одуванчики, в сторону облака, похожего на перо, до дерева с птичьим гнездом, а потом идти ровно туда, где солнце вставало четыре дня назад, до границы воды и земли. Хоть ручей, хоть лужа…

Он не понимал, как это работает, но работало — как та тропа, которой он шел в мир пустыни. Едва он нашел одуванчики, как тут же по правую руку сквозь кроны заметил облако, дерево с гнездом нашлось шагов через тридцать, а мелкий ручей тек у его корней. И всякий раз, когда он становился на эту дорогу, он делался невидим для всех, кого не вел с собой…

Таджима шагнул в воду, не применяя чакру, под ногами взвились облачка песка и ила. И пришло то зыбкое ощущение, которое означало границу миров.

Она уже была тут.

Очень высокая женщина в простой одежде и с черными косами до самой земли. Ее узкое лицо казалось недобрым, бледные губы не улыбались, но черные глаза смотрели тепло, и Таджима улыбнулся ей, склоняясь в поклоне.

— Здравствуй, Таджима.

— Здравствуйте… госпожа Сэй.

— Тебя давно не было.

— Дела.

— И ко мне ты по делам, конечно?

— Простите.

— За что? Пойдем, расскажешь мне о своих делах…

Она протянула ему руку и повела сквозь текучий и меняющийся мир.

— Ты был в пустыне, — задумчиво сказала женщина. — И провел туда четверых. Хорошо — ты стал сильнее.

— Как раз об этих четверых я и хотел поговорить. Их нужно спрятать так, чтоб не искали.

— И ты хочешь, чтобы я создала обманку? Волосы принес?

— Да.

— Хорошо. Четыре тела займут около десяти дней. А ты пока отдохнешь и расскажешь мне, что там у вас происходит.

Он попал сюда, когда был совсем молодым — едва исполнилось восемь. Случайно, убегая от погони, выбежал на границу, и долго не мог с нее уйти, пока госпожа Сэй не пришла и не вывела его к своему дому.

Таджима не знал, кто она такая, и долго гадал: дочь или сестра основателя Индры? Сестра самого Рикудо? Сестра его матери, пришедшей, неизвестно, откуда? Или вовсе сказочная ками? Госпожа не отвечала на эти вопросы, ссылаясь на запрет. Нельзя говорить, и все тут. И она сразу же предупредила Таджиму, чтоб он не пытался вызнавать у нее что-то окольными путями. А все свои догадки ему лучше держать при себе.

Как шиноби, он понимал опасность некоторых знаний, а как тот, кто еще недавно был ребенком, помнил сказки, герои которых попадали в неприятности из-за того, что лезли, куда не следовало. Подсмотрел, как жена превращается в лисицу, и лишился жены и детей. Спалил птичьи перья, и улетели птицы-помощники. Распустил язык — и прогневал духов.

Что ж, если попал в сказку, надо следовать сказочным законам.

Время здесь текло по-другому, летело ураганом — за те десять дней, которые он будет отдыхать и рассказывать новости госпоже, пройдет лишь пара минут. А в мире пустыни напротив — время, казалось, заснуло, и те два месяца, которые он посулил детям, были двумя годами. За это время все решится: или он выбьет из Буцумы мирный договор, или их непрекращающаяся война полыхнет с новой силой. Но в этом огне он постарается сохранить своих детей, пусть даже вместе с детьми Сенджу.

— Чего ты вообще всполошился? — спросила госпожа на следующее утро, когда он помылся, выспался и позавтракал непонятным, но вкусным варевом из мяса, риса и овощей. — Привел бы их в клан, Сенджу — в подвал, и договаривайся с этим… Священным, или как там его зовут*. Не надо мне рассказывать про месть матерей — тех, кто нарушает приказ Главы клана, жарят на медленном огне. Чего ты испугался?

— Не знаю. — Таджима вздохнул. Конечно, глупо было что-то утаивать от нее. — Правда, не могу себя понять. Когда я увидел их, меня посетило странное предчувствие…

— Знак Судьбы… — задумчиво пробормотала Сэй. — Учиха и Сенджу встретились и подружились, вместо того, чтоб пытаться друг друга убить…

— Вы можете что-то об этом сказать?

— Я могу сказать, что ваша вражда давно прописана в крови. Вы рождаетесь с ней, как с вашими глазами. Если Сенджу и Учиха, незнакомые между собой и не знающие фамилий друг друга, встречаются, они в лучшем случае расходятся в разные стороны, а в худшем начинают ссору. Так происходит чаще всего.

— Но?

— Но есть исключение: связь душ. Души, Таджима, это очень тонкая материя, даже я не знаю о них всего. И вот как раз этой связи плевать на память крови, на все статусы и традиции, и это очень серьезно. Дело не только в том, что в разлуке такие люди страдают, а еще и в том, что у них могут произойти разнообразные занятные изменения в мозгах… когда человеку больно, что он делает? Ищет лекарство. Поэтому давай представим… — женщина сложила печать концентрации, создавая между ними иллюзию: река, дети, он сам и Буцума Сенджу, стоящие друг напротив друга.