Сама руна у ног Мирэда тоже внезапно переменилась — живой чернильной кляксой расползлась в стороны, скользнув под его ступни. Рисунок так и остался в центре, но теперь вокруг, соединённое с ним четырьмя косыми чертами, текло и поблёскивало кровавое кольцо, очерчивающее круг шириною не больше локтя. Зрелище завораживало, но выглядело необъяснимо жутко. До этого Мирэду уже приходилось несколько раз участвовать в так называемых “красных ритуалах”, поэтому вид собственной крови, окропившей магические знаки, не был для него новым и пугающим самим по себе, однако в этот раз его почему-то прошибла крупная дрожь.
Да, в ритуалах на крови он участвовал. Вот только к богам не взывал.
— Что же, с подготовкой к ритуалу все вы успешно справились. Превосходно. Теперь сосредоточьтесь на руне и на том, что вы чувствуете, касаясь её. Остальное я сделаю сам, — Тамерзар всё так же спокойно повернулся ко входу в пещеру, коротко надрезал запястье, а после бросил через плечо последнюю полупросьбу-полуприказ: — Что бы ни происходило, не двигайтесь с места и не отвлекайтесь. Сейчас для вас должна существовать только руна и тот, кого вы призвали своей кровью в наше измерение. Если вы выйдете за границы рунного круга до конца ритуала — умрёте. Будете противиться призванным — умрёте. Потеряете контроль — умрёте. Забудьте обо всём, что происходит за пределами круга. Наша первостепенная задача — извлечение скифи. Это в интересах всех нас.
Голос Советника продрал Мирэда до костей. Холодный, спокойный, безразличный, чётко описывающий все риски и твёрдую необходимость довести начатое до конца. Этот голос не мог не подчинять. Этому голосу невозможно было противиться.
Мирэд глубоко вздохнул и прикрыл глаза, прогоняя ненужные и лишние сейчас мысли о Тамерзаре и о том, насколько опасен его ритуал на самом деле. Нужно лишь следовать его словам и всё кончится благополучно. Так ведь? Вряд ли он стал бы укладывать в могилу только что спасённых им же подчинённых… Хотя, быть может, он и спас-то их только ради того, чтобы использовать в ритуале. Зачем тащить на Миро ещё шестерых, когда есть те, кто уже здесь.
Он попытался позвать Аин-Зару — отчасти для того, чтобы унять поднявшуюся внутри тревогу и отчасти, чтобы попросить не делать глупостей, но змея, кажется, не преминула опять провалиться в сон. Хороший вопрос, насколько он был естественным… Да, сейчас он не чувствовал ничего из спектра тех ощущений, что охватили его в гроте, но…
«Думай о руне», оборвал он себя, не давая продолжиться мысли. Думать о руне, только о ней. Чувствовать её. Сосредоточиться. Чувствовать.
И Мирэд почувствовал.
Сначала это было лишь то лёгкое тепло, что овевало его ступни. Ласково грело кожу, иногда даже обжигало немного — неприятно, но не более того. Затем неторопливо и щекотно переползло на щиколотки и голени, объяло все ноги, скользнуло под лекарской рубашкой по животу и выше до ключиц, подняв на спине целую волну мурашек и заставив сдавленно зашипеть, тронуло шею и нежно огладило её, словно бы пальцами. Странные ощущения. Будто бы его касалось не бесформенное тепло, а кто-то… живой? Слишком живой и материальный для того, чтобы быть лишь теплом.
Сзади послышался лёгкий смешок. Шею Мирэда обвили чьи-то обжигающе горячие руки, а к вновь покрывшейся мурашками спине тесно прижалось чьё-то такое же горячее тело. Он непроизвольно вздрогнул, распахнул глаза, но это не было наваждением. Его действительно обнимали руки. Тонкие, со светлой золотистой кожей, украшенные массивными браслетами из живой огненной лавы, с изящными длинными пальцами. Руки, которые могли принадлежать только женщине… Нет, едва ли женщине. Юной, едва вошедшей в возраст девушке.
Мирэд с самого начала понимал, чья руна позвала его так нежданно, а потому догадывался о том, кто сейчас стоит за его спиной, от чьего горячего дыхания так плывёт голова. Как могло быть иначе… Ведь это была сама Элэйн, Пламя, Пятая драконица, Владычица огня, опадающих листьев и, что самое главное — Повелевающая любовью. Он мог объяснить свою дрожь от прикосновений чистого воплощённого пламени только последним её именем. Не зря смертные дали ей именно его, не зря ей молились о том, чтобы не утихла вспыхнувшая ответно страсть…
— Здравствуй, серая змейка, — в голосе Элэйн, мелодичном и красивом, пробуждающим внутри что-то глубинное и затаённое, опасное, слышался треск сгорающих поленьев, — знаешь, кто я? Думаю, да. Шшш, не отвечай, — золотистые пальцы прижались к его губам, слегка царапнув их острыми коготками, а её голос зашептал прямо в ухо, обволакивая сознание, прорастая в нём огненными нитями, отравленным золотом вплавляясь под кожу, — не будем прерывать ритуал, Нэссс. Не будем ему мешать. Ты ведь будешь вести себя тихо, моя маленькая змейка?..
Мирэда бросило в жар. Он не мог шелохнуться в объятьях Пламени, не мог дёрнуться, обвитый её руками, скованный, зачарованный, поглощённый, стремительно теряющий остатки воли. Контроль, контроль… Какой к Марраку контроль?.. Её дыхание обжигало, рождало льющуюся откуда-то из солнечного сплетения волну дрожи, заставляло забыть об осторожности, оставляя ему лишь хриплое прерывистое дыхание, клокочущее где-то в горле. Что за напасть… Голова шла кругом. Оттуда, где касалась Элэйн, расползались по телу обжигающие, рождающие больное желание волны.
Мирэд подавил готовый сорваться с губ стон. Он пришёл не играть с Пламенем в любовь, он пришёл провести ритуал и не должен, не может поддаться. Хотя хотелось, Маррак, как хотелось… Ни одна женщина прежде не касалась его — не считать же безыскусный поцелуй от какой-то девчонки, пришедшийся в скулу, — и он почему-то понимал: Элэйн знала это. И Элэйн забавляла его реакция даже на, казалось бы, её невинные пока касания.
Пламя звонко рассмеялась и, словно прочитав его мысли, скользнула рукою по его груди, играючи распустила ворот рубашки, пробежалась по коже чуткими пальцами, царапнула шею, и он едва смог сдержаться. Не думать, не думать, ни о чём не думать… Она прижималась так тесно, так близко, так безумно близко, что он всей кожей чувствовал жар её тела, жар, что передавался и ему. Его било как в лихорадке — ненормальная, совершенно ненормальная реакция, не должно было быть так, не должно, — весь мир превратился в огненный болезненный бред, и эта женщина позади него не могла быть ничем иным, кроме как порождением этого бреда. Перед полузакрытыми глазами плясали искры и, почему-то, снежинки. Мирэд не мог их рассмотреть. Марево, шедшее от окутавшего его жаркого костра, ограждало от всего и всех плотным коконом, где он плавился под чужими прикосновениями, не в силах ни ответить на них, ни отстраниться. Он всё же не выдержал, повернул голову, желая хотя бы увидеть Элэйн, пусть и не коснуться, и столкнулся с ней взглядом. Огненно-зелёный масляный блеск опалил, пожрал без остатка, он подался вперёд в безумной попытке поймать её губы, но Пламя лишь отстранилась — ровно на столько, сколько хватило бы ему для поцелуя, усмехнулась лукаво и скользнула рукою ниже, добравшись до ремня. Мирэд болезненно вздрогнул. Дёрнулся, едва не сделав шаг из круга и теряя зрительный контакт, но горячие руки той, что никогда не была смертной, игриво притянули его обратно, вновь заставляя всем существом ощутить недоступную близость чужого тела.
И никуда не деться, никуда не спрятаться, не забыться, хотя держаться уже попросту нет сил.
— Куда же ты… Тебе рано уходить, Нэсс. Ритуал не окончен, побудь со мной ещё немного. Ты же и сам хочешь этого, не так ли? Я ведь вижу, — Элэйн вновь рассмеялась, до боли — не отрезвляющей, лишь заставляющей провалиться в огонь ещё глубже — прикусила его ухо и внезапно коснулась губами шеи — там, где проступал под кожей первый позвонок. Под судорожно сжатыми веками вспыхнули искры, Мирэда едва не выгнуло дугой, и он окончательно утратил контроль. Из пересохшего горла вырвался тихий хриплый стон. Видит Смерть, он держался сколько мог… Перед глазами потемнело, и в голове осталась лишь огненная пустота. Элэйн довольно хмыкнула, вдруг засмеялась ещё заливистей, мазнула пальцем по его губам и прошептала тихо и обещающе:
