— Тамерзар, скажите, а они действительно существуют? Семеро? — некстати подал голос сидящий на камне Рэт.
— Я же говорить ты, Солнечный Ветер, что я говорить с Океан! Если существовать он, то существовать и другие! — возмутилась, сильно коверкая ринский язык, предполагаемая Белая Медуза. Предположения Мирэда по поводу её личности оказались верны:
— Прости, Медуза, — мальчишка смутился, покраснев до кончиков острых ушей, — но я тогда даже не понял, что ты говорила об Океане как о ком-то живом.
— Да, Светлый, существуют, — ответил недовольный тем, что его прервали, Советник, — Семеро действительно создали наш мир, все вместе. Я не буду вдаваться в теологические вопросы по поводу вашей эльфийской религии. Если вы хотите верить, что к миру свою руку приложила только Клоэ, которую вы переделали в Клоис, и какие-то мелкие безликие божки вроде Сэрема и Солнечных дев, то верьте и дальше… И, Светлый. Если ты вдруг решишь сбежать, пока мы будем проводить ритуал — будь готов к безвременной кончине от хвоста змеи, обвившего твою шею, или же от секиры, эту же шею перерубившей — не знаю уж, что долетит до тебя первым. Надеюсь, ты меня понял.
Тамерзар смотрел на эльфа спокойно. Его голос не излучал угрозы, в нём не было слышно ни свойственной ему стали, ни шипения, и именно это заставляло холодок бежать по коже. Именно это заставляло верить в то, что в его словах нет шутки или иронии, только простая констатация — сбежишь? Сделаю.
Рэт понимал это так же ясно, как и все остальные. Он склонил голову в знак согласия и замолчал.
— Сейчас — если ни у кого не осталось больше глупых вопросов — я продолжу. Извольте перестать разглядывать меня и обратите свои очи на песок перед входом. Вы видите руны? Каждая из них соответствует одному из демиургов. Теперь же всё просто — подойдите к той руне, что позовёт вас… Предвосхищая вопрос, Зенор. Вы почувствуете. Сложно не обратить внимание на зов одного из Семерых.
Приоткрывший было рот чаррусс непроизвольно залился краской и вперил глаза в золотистый песок, принявшись сосредоточенно его разглядывать.
Мирэд последовал его примеру и посмотрел вниз. Действительно, перед входом в пещеру оказались начертаны странные, не виданные им прежде рисунки рун — изогнутые линии, какие-то чёрточки и точки, ни одного знакомого элемента. Это тоже было странным, если учесть, что с рунной магией он сталкивался далеко не в первый раз. Почему-то сейчас даже не верилось особо, что этими кривыми чёрточками были обозначены древние силы, что по поверьям, а видимо, и не только по поверьям, создали Тиррэн Рин. Все руны были нарисованы настолько схематично, что создавалось впечатление, будто их корябали палочкой на песке пятилетние дети, а не сам Советник Тёмного Короля. Все. Кроме одной.
Она была чем-то похожа на неправильно изогнутую букву «э», обрамлена спиральными узорами и словно бы пульсировала неярким рыжим светом. Эта пульсация отдавалась покалыванием где-то на кончиках пальцев ног, и Мирэд не понимал точно, видит ли он рождающий её свет на самом деле или, скорее, ощущает каким-то шестым чувством. Однако это не казалось больше важным. Руна лежала прямо перед ним, только подойди, сделай шаг. От неё едва уловимо веяло теплом — как от тлеющих углей, оставшихся от прежде буйного и яркого костра.
Должно быть, это и был тот зов, о котором говорил Тамерзар — ведь остальные знаки так и остались для него детскими каракулями. Мирэд не без содрогания приблизился к руне, останавливаясь точно перед диковинным узором, но больше не почувствовал ничего необычного — лишь слабое тепло продолжало обнимать его ступни, как если бы от неё шёл пар, да всё так же сильно было желание подойти ещё ближе, коснуться начертанного на песке контура и… И что было бы дальше?
Застлавшая разум дымка спала, и Мирэд настороженно замер, не позволяя себе поддаться искушению и сделать ещё один шаг, прямо в центр руны. Опасно было смазывать её границы, опасно терять контроль.
Краем глаза он заметил, что и остальные заняли свои места, образуя ровный круг.
— Теперь вытяните вперёд правую руку, — Советник вытащил из поясных ножен тонкой работы кинжал. На его лезвии была гравировка — надпись на драконьем, — но Мирэд не смог прочитать её с такого расстояния. По его памяти, такие гравировки были обычно на оружии магического толка, обладающем помимо обычных колюще-режущих свойств и свойствами особыми.
Например, изрезанный драконьими знаками посох Вановэйе, одной из Тёмных Королев древности, способен был разить врагов молниями на несколько километров окрест — если верить записям, хранящимся в Малахитовой Резиденции, конечно же. Своими глазами Мирэд легендарную Песнь Грома не видел — его, что не удивительно, на нижние уровни подземелий, где было укрыто от чужих глаз большинство реликвий Совета и располагался склеп Тёмных Королей, не пускали.
Этот же клинок, судя по всему, был исключительно ритуального применения — в навершии его рукояти играл солнечными бликами крупный самоцвет в окружении нескольких камешков поменьше, по самой же рукояти ползли искусно вырезанные из золота и серебра чешуйки. Не стал бы никто всерьёз сражаться этой наверняка баснословно дорогой игрушкой — помимо всех этих излишних для настоящего оружия украшений кинжал имел в недостатках и не слишком длинное лезвие. А вот для того, чтобы заколоть напрасно мечущуюся по алтарю жертву, он подходил просто прекрасно…
Тамерзар отчасти оправдал его кровожадные мысли, когда, неспешно двинувшись от входа в пещеру по кругу, бросил:
— Руна должна испить вашей крови. Именно кровь позволит пробудить её в полной мере и создать мост для Семерых.
Не то чтобы Мирэда страшили древние боги — в конце концов, он и сам служил одному из них, но затея Советника с каждой секундой казалась ему всё менее и менее понятной и безопасной, а отчасти начинала и пугать. Зачем ему призывать Семерых, если он хочет всего лишь забрать скифь? Да и проливать свою кровь для того, чтобы провести в привычные смертным четыре измерения аватар бога… Что Тамерзар задумал, Маррак побери?
Понятное дело, что перечить он ему не будет — не столько потому, что попросту не осмелится, сколько из уважения к негласным правилам, но ясности всё же хотелось.
Тем временем Советник, дошедший до первой руны, бросил на стоящего рядом с ней СэльСатара недовольный взгляд. Капитан не удосужился ни снять перчатку, ни закатать рукав, что было бы логичным в данной ситуации, а лишь стоял и смотрел на Тамерзара со странным выражением в мерцающих глазах. Мирэду показалось, что на мгновение он даже заметил в них насмешку. Но потом Советник тихо зашипел, схватил капитана за запястье и, резко дёрнув его рукав вверх и оголяя полосу пепельно-серой кожи, сделал короткий поперечный разрез. Кровь — странная, не то багровая, не то фиолетовая, полилась на песок.
Пожалуй, в этот непродолжительный момент расовая принадлежность СэльСатара заинтересовала Мирэда даже больше смысла ритуала. Разноцветные глаза, серая кожа, странная кровь, вечная маска, скрывающая лицо. Смешение каких же рас смогло породить его? И почему, всё же, у него нет настоящего имени, что значилось второй строкою под меткой Госпожи у всех остальных тёмных? Какие бы родители оставили своё дитя безымянным?
— Когда крови будет достаточно, порез зарастёт сам. Потеряете вы немного, поскольку вам нужно не умереть, а всего лишь установить связь.
Мирэд вздрогнул, когда лезвие неглубоко вспороло кожу. Рану защипало, тёмно-красная кровь хлынула на руну, почему-то не смазывая её контур, а, напротив, равномерно растекаясь по всем линиям и точкам, будто не на песке она была вычерчена, а прорезана в камне. Он в каком-то странном оцепенении смотрел на то, как дрожит и становится — по мере насыщения руны — всё более ярким льющийся из неё рыжеватый свет, как довольно и сыто льнёт к его ногам идущее от песка тепло. Прошло, наверное, секунд пятнадцать, прежде чем оно вдруг объяло и порез. Кожу защипало ещё сильнее, края раны потянулись друг к другу, вновь срастаясь в единое целое. Теперь о том, что меньше минуты назад его запястья касалось острое лезвие ритуального кинжала, напоминали лишь подсыхающие багровые подтёки на коже и краю слишком низко закатанной рубашки, да шрам шириною не толще нити.
