Возможно, было неосмотрительно давать это в руки того, с кем ещё недавно сражался, но хуже вскрывшейся ране уже не станет.
— Я думаю, можно?.. — неуверенно ответил эльф и взял склянку в руки, бросил на Мирэда ещё один нерешительный взгляд, и щедро хлестнул жидкости на рану.
От неожиданной боли Мирэд заорал.
Мальчишка испуганно отшатнулся, склянка упала на каменный пол, разбившись вдребезги. Остро запахло мятой и ещё чем-то травяным. Мирэд замер. Настойка жгла рёбра, растекаясь по ране огненной лавой, а в голове билась отчаянная мысль: «Ведь ею можно было обработать спину Варда».
— Прости, прости, — голос Рэта задрожал, он бросился на пол, отчаянно елозя пальцами по полу, словно в надежде отыскать склянку целой.
— Не надо, поднимись. Ты порежешь пальцы. Я… сам виноват, что закричал, — Мирэд едва совладал со своим голосом. Нужно было сразу отправить его со склянкой к Варду, сам бы он и так справился… пусть с ним и Зенор, но раны от осколков Артефакта — это слишком серьёзно, куда серьёзней, чем какой-то порез.
— Я… я всё ещё должен тебя перевязать, — Рэт вновь подполз к Мирэду и схватил чистый лоскут.
Перевязка проходила в молчании. Светлый с трудом разорвал бывший рукав на полосы, связал их в одну длинную ленту и медленно, но туго забинтовал Мирэду грудную клетку, а потом долго пытался завязать узелок, чтобы повязка не съехала. Концы ткани выскальзывали из его пальцев и расползались в стороны.
— Давай я сам, — Мирэд перехватил концы импровизированного бинта и быстро связал их вместе. Повязка туго затянулась на рёбрах.
Рэт опустил руки и неожиданно издал какой-то тихий звук, словно бы всхлип. Мирэд бросил на него удивлённый взгляд. Он… плачет? Серьёзно? Мальчишку затрясло, он отполз куда-то в сторону, к стене, почти слившись с царящим вокруг мраком, обхватил колени руками в наручниках, уткнулся в них головой, словно сдерживаясь, пытаясь помешать себе издать хоть ещё один лишний звук. Мирэда снова кольнуло жалостью. Как этот мальчишка вообще попал к наёмникам, такой юный и абсолютно не подготовленный? Почему он ушёл с Элфаниса? Или, быть может, его заставили уйти? Мирэд мало знал об обстановке на эльфийском острове. Возможно, произошло что-то серьёзное? Если кто-нибудь не придёт за ними, то мальчишка здесь и умрёт. От этого осознания стало ещё жальче непутёвого Светлого. У них, тёмных, ещё был шанс воскреснуть, у него же — не единого. В этот момент Мирэд как никогда молил Смерть, что бы те, кого она пошлёт за скифью, забрали и их отряд из этого грота, чтобы они как-то узнали, где руссы держат своих пленников. Тамерзар же всегда всё знает, может он узнает и про них? О, Смерть, пожалуйста…
Внутри огненным клубком копошился страх за себя, за друзей, за этого нелепого Рэта. А ещё… Аин-Зара. Мирэд внезапно понял, что его беспокоило всё время после пробуждения, и из-за чего в нём была эта тянущая пустота. Он уже настолько привык к тому, что последнее время, оправляясь от ранения, она постоянно спала, что даже не сразу заметил, что змеи рядом не было. Никто не забрал её из полуразрушенной пещеры… Но с ней всё точно в порядке. Иначе и быть не может. Если бы она умерла, он бы отправился следом. Если бы с ней было что-то не так, он бы почувствовал.
Мирэд старательно гнал от себя мысли, что зарождающаяся мигрень — не последствие магического удара, а что-то более страшное.
Он осторожно протянул руку, морщась от боли, и коснулся эльфийского плеча. Рэт вскинул на него затравленные глаза.
— Иди сюда. Плакать в одиночестве не лучшая идея. Сразу начинаешь чувствовать себя ничтожным, да и эта темнота… Она и на меня нагоняет уныние. Вдвоём как-то легче, согласись? — речь получилась какой-то тусклой и скомканной, но мальчишке Светлому должно было хватить. Будь проклято это воспитание! Относись к миру у своих ног как к грязи, но слабым помогай! Не противоречите ли вы себе, милые родители? Или это он всё никак не может что-то понять?
Эльфёныш нерешительно подполз ближе, почти прижался к его боку, сжался обратно в комок, став почему-то похожим на недоласканного в детстве ребёнка, и тихо-тихо произнёс:
— Я так и не знаю твоего имени. Квэарр говорил, но я не запомнил точно.
— В Чёрном Совете меня назвали Мирэдом, Идущим Во Мраке, но ты ведь не тёмный. А моё полное имя, со всеми регалиями, не особо уместно в нашей ситуации… особенно учитывая, что я называю тебя сокращённым. Можешь называть меня Велорнэссом или Нэссом, как тебе удобнее.
— Расскажи что-нибудь, пожалуйста… — вдруг шепотом попросил Рэт.
— Из меня плохой рассказчик, поверь. Я не знаю, что говорить, чтобы успокоить кого-то, — он передёрнул плечами. Рана вновь коротко кольнула. Маррак…
— Не надо успокаивать… Просто расскажи что-нибудь: о себе, о мире, о тёмных… Неважно. Я просто не могу больше сидеть в этой тишине, пожалуйста!.. Мне кажется, что я схожу с ума! Нэсс, прошу… — его голос был полон абсолютного, неподдельного отчаяния. Сейчас Мирэд понял, что вряд ли за те два дня, что они провели здесь, тёмные удостоили его хоть словом. Оно и понятно, им он был безразличен, да и сам Светлый вряд ли стремился говорить с теми, кто его пленил. Но почему он заговорил с ним, почему начал помогать, почему пытается найти поддержку там, где не должен её найти?
Потому что он пощадил, всего лишь поэтому. Он проявил слабость, сжалился, и теперь оттолкнуть — значит добить. Способен ли он на это?
Мирэд рвано выдохнул. В нём копошились сотни эмоций, хотелось выть, кричать, хотелось хоть что-то сделать для Варда, хотелось найти Аин-Зару и вылезти, наконец, из этого грота, но он не мог ничего… по разным причинам. И бездействие его угнетало.
Но Мирэд всё же был не один, он знал, что где-то там, в темноте, есть Квэарр, Зенор и Вард, а у этого мальчишки сейчас не было никого, никого кроме странного Забирающего, который позволил ему сесть рядом и не убил в схватке. Мирэд ещё раз выдохнул, затем улыбнулся одними губами, просто чтобы обнадёжить — себя или его, уже не важно. Потом вдохнул и начал рассказывать первое, что пришло в голову.
— Я происхожу из древнего рода к’Сазаренов, Забирающих Сталь. Моего отца зовут Эрлансс, он один из членов Змеиного Совета, поэтому, по сути, наши с тобой положения в обществе практически равны, за исключением лишь того, что мне, вероятно, однажды предстоит занять место своего отца, а вот тебе — вряд ли. Моя мать — Маргареса к’Рассэн, дочь Лараса к’Рассэна, также состоящего в Совете. Не думаю, что история знакомства моих родителей будет тебе интересна, да и я не вправе рассказывать тебе такие личные вещи. Могу сказать только, что это было очень… красиво?.., и их любовь, какая редко встречается в нашем мире, могла бы послужить для многих примером отношений, которые должны быть между мужчиной и женщиной. Я ни разу не видел, что бы он повышал на неё голос или поднимал руку, да и чувствуется, что у них всё не так, как в многих парах, где с возрастом вместо любви остаётся лишь уважение. Мы с сестрой выросли в атмосфере этой любви и тепла. Конечно, как девочке, ей доставалось больше внимания — мы были близнецами с Эмарьес, родились в один день, сорок восьмого клоэана, девятнадцать лет назад. У Забирающих в этот день праздник, по поверьям распускается магический цветок эмарьес, в честь которого и назвали мою сестру, молодёжь ищет его по лесам, в городах и деревнях жгут факелы из сосны и водят хороводы, почти такие же большие, как на Плясках, посвящённых Семерым. На твоём Элфанисе же бывают Пляски?..
Говорят, что у того, кто найдёт эмарьес, исполнится любое желание — но только, если оно будет искренним. Моя мать очень хотела дочку, поэтому её рождение в этот день было воспринято не иначе как дар демиургов. Эмарьес была всеобщей любимицей, хоть и не могла быть наследницей рода, так как унаследовала способности своей бабушки Мфайры Сэо, Забирающей Опасность. Не знаю, когда она перестала быть маленькой маминой дочкой, но в какой-то момент она вернулась домой другой и сказала, что вступила в Чёрный Совет.
