— Я уверена. Я скоро вернусь домой, Сын Океана. Не волнуйся.
========== Глава VIII. Стоило ли знать? ==========
34 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвэт, Странный мир
Весь прошедший день Серафима лежала пластом, не предпринимая попыток встать и хоть чем-нибудь заняться. Голова болела сильнее, чем обычно, Хроники она больше читать не рискнула, и попросила Сильвестра, уже привычно проводившего её вчерашней ночью до комнаты, отнести их обратно в Библиотеку. Другие книги Серафима брать не стала, решив дать измученному организму хоть немного отдыха. На этом же настаивал и бдительно следящий за её состоянием Средний Магистр.
Несколько раз за день к ней заходил Велимир, возбуждённо лохматил когтистой пятернёй морковные волосы, из которых опять торчали медные рога, сверкал зелёными глазищами, чесал чешуйчатый нос и бил по полу длинным узким хвостом, весело рассказывая про каких-то вьёлов, которые должны были скоро прибыть в Замок Лиррэ по сверхсекретному поручению, о котором в письме упоминать было ну категорически нельзя. На вопрос, кто такие вьёлы, Серафима сначала получила удивлённый, потом понимающий взгляд («точно, я и забыл, что ты ещё ничего не помнишь!»), а потом довольно пространный ответ, из которого она сделал вывод, что они чем-то напоминают оборотней и превращаются в волков по собственному желанию, да ещё и сохраняя рассудок.
Брат попытался нарисовать вьёла в его волчьей форме, видимо, сочтя, что после его объяснений необходим и наглядный пример, но не слишком в этом преуспел — его художества не продвинулись с восьмилетнего возраста ни капли, и нарисованный волк был больше похож на громадный и кривой туго набитый колючий мешок с пятью корявыми палочками вместо ног и хвоста. Велимир на эти слова страшно обиделся, однако буквально через полчаса вновь вернулся, таща за собой Элин — как всегда не слишком довольную — и набор цветных карандашей. Сестра нарисовала вьёла куда как лучше, да и против обыкновения почти не фыркала. Серафима отметила про себя, что та всё-таки немного изменилась в лучшую сторону, и всё не так плачевно, как казалось ей ещё пару дней назад — земная Эличка до её комнаты бы и не дошла, а если бы и дошла, устроила бы грандиозный скандал.
В её версии вьёл был всё тем же чёрным меховым шаром с жёлтыми крапинками глаз, разве что более похожим на волка. На возмущения Велимира тем, что некий Сверр вовсе не такой толстый, она ответила ехидным: «Я художник, я так вижу», почёрпнутым из неизвестного источника, и гордо удалилась восвояси.
Эта перепалка Серафиму изрядно повеселила, и она сделала себе заметку пообщаться с этими непонятными вьёлами позже, когда они объявятся в Замке. Судя по поведению Мира, она была знакома с ними и раньше — значит, стоит поговорить. Возможно, она выяснит что-то о прошлом таким образом, раз эксперимент Магистра Курэ не удался. Разве что считать удачей эти видения и странное то ли имя, то ли какой-то иноязычный термин. Мирэд… Что же это такое? Или не что, а кто? Тот юноша со змеёй или та странная магия, что он творил над подсвечником? А может, это имя той женщины-силуэта или туманная темнота вокруг неё? В этом Серафима самостоятельно разобраться не могла, за неимением необходимого количества информации, а рассказать кому-то — почему-то по-прежнему не решалась.
Приходил к ней и Сильвестр, после вчерашнего вечера, видимо, до конца отошедший от её внезапного появления и ставший вести себя с ней чуть смелее, чем раньше… И, что радовало Серафиму, почти сведший на нет всю свою неясную и навязчивую нежную обходительность. По правде говоря, его поведение заметно напрягало и уже даже начинало раздражать — Серафима категорически не понимала, как ей следует вести себя с ним, чтобы не вызвать нового приступа внезапной хандры, непонятных взглядов или длительного молчания, которые частенько у него случались. Да, она понимала, что Сильвестру явно не хватало её прежней — той, помнящей всё, и старалась поумерить и свой яд, и недоверие, но такое его поведение обескураживало, ставило в тупик. Ей нечем было ответить на то тепло в его взгляде, она не помнила, не знала, что чувствовала к нему раньше, не могла до конца понять и что именно вкладывает в эти взгляды он.
Но спросить и услышать ответ готова не была.
Сильвестр принёс ей две полные тарелки пирожков с яблочным повидлом, наподобие тех, что они ели вчера — правда, вчерашние были с брусникой и малиной. Однако яблочные тоже оказались весьма вкусными — даже Марта Афанасьевна своей Эличке таких не готовила, на Серафиминой памяти.
Первая тарелка была съедена за приятным и непринуждённым душевным разговором о книгах, плавно перетекшим в беседу о красотах Лэсвэта, в результате которой Серафиме всё же удалось уговорить Сильвестра устроить-таки ей завтра конную прогулку по окрестностям Белозара. Он долго отнекивался, ссылаясь на её слабость после экспериментов Магистра, но с одним условием своё согласие всё же дал — он настоял на том, чтобы прогулка состоялась ближе к полудню, а не на рассвете, как изначально должна была. Мол, чтобы Серафима не подкашивала своё и без того подкошенное здоровье столь ранним подъёмом.
На этом они и договорились, а вечером, когда Серафима лежала без сна, тщетно пытаясь не обращать внимание на идущую кругом голову и провалиться в небытие, он даже принёс ей книгу со старинными сказаниями. Вот только прочитать их самостоятельно Серафима не смогла — строчки плясали и расплывались перед её глазами, и ей пришлось согласиться на щедрое предложение Сильвестра почитать ей вслух. Правда, на её согласие он отреагировал весьма неоднозначно, словно бы слышал его и раньше, и после такого же вопроса. Хотя, быть может, и слышал. Кто знает, какие у них были отношения до потери памяти? Все её размышления упорно приводили к этому вопросу, но об возможных ответах на него она думать не хотела.
Голос Сильвестра при длительном прослушивании оказался очень приятным, и Серафима сама не заметила, как уснула на очередном сказании о похождениях великого героя, жившего ещё в Век Цветения и бывшего одним из полководцев во время Серой Войны. Звали его Ларсенар, был он родом из одного селения, где поклонялись Огненной Деве, ныне известной как пламя — Элэйн. Обладал он так же немалым умом и хитростью, богиню свою очень любил, приносил ей богатые дары и служил верой и правдой. А однажды ему вздумалось принести ей диадему с кроваво-красными камнями, что принадлежала одной королевне, «красоту которой воспевали менестрели». Ларсенар, однако, справедливо рассудил, что его богиня лучше какой-то там королевны, и решил диадему похитить. А диадема была за семью печатями запрятана в королевской сокровищнице, ключа от которой не было, зато был хитрый, замешанный на магии механизм. Дослушать историю до конца Серафима уже не смогла — хотя ей и было очень интересно, она заснула под чарующий голос Сильвестра, на том моменте, когда Ларсенар добрался до подземелий королевского дворца, но еще успела подумать, что дочитать потом всё же надо.
Или попросить дочитать его.
Следующим утром Серафима проснулась неожиданно рано — рассвет за окном только разгорался, лениво расползаясь по небу тягучим огненным заревом, а на часах было всего около семи утра. Напрасно проворочавшись с полчаса, Серафима встала, доела вторую тарелку вчерашних пирожков, с заботливо поставленными Сильвестром термочарами (вызывать служанку с просьбой принести нормальный завтрак не хотелось — это заняло бы много времени), и, недолго думая, чем бы занять себя до обещанной поездки, направилась в замковую библиотеку.
Вчерашние легенды всколыхнули воспоминания о Пророчестве, и она решила всё же попытаться накопать про него хоть какую-то информацию, пока у неё есть свободное время. Чувствовала она себя при этом маленьким непоседливым ребёнком, пытающимся залезть в ящик отцовского стола, несмотря на предупреждения родителей о последующем наказании.
Библиотека встретила её тишиной, не нарушаемой даже шелестом страниц. Во-первых — время было довольно раннее, хотя Замок и начинал сейчас потихоньку просыпаться, а во-вторых — её посещали довольно редко. Слуги сюда не допускались, у Магистров не было времени читать, а летописец Маур Нарт — автор последних Хроник Лэсвэта — сидел в смежном помещении и выходил оттуда, только чтобы поесть и поспать, если верить тому, что рассказывал о нём Сильвестр. Хроники выставлялись в отдельном зале недалеко от него. Для начала Серафима отправилась туда: быть может, информация о Пророчестве упоминалась и после тысяча шестьдесят четвёртого года или в конце него?
