Было горько осознавать, что брату плевать на его интересы. Нет, Рэт понимал, что его, как старшего наследника, временно замещающего правителя, гораздо больше интересовали дела короны, а не нытьё младшего дурного братца, но чем больше проходило времени в бесконечных скитаниях по резиденции и перелистывании давно прочитанных книг, тем чаще Рэт ловил себя на мысли о том, что начинает понимать, почему мама однажды спрыгнула с края острова.
Она просто не выдержала всей этой бесконечной бездумной жизни на крошечном клочке земли, парящем в небе.
Мало кто помнил, откуда появился Элфанис. Даже в Хрониках, которые Рэт от скуки и одиночества зачитал до дыр, это упоминалось лишь вскользь — «… и призвал Светлейший Алмаэр могучую силу, и оторвал часть земли от материка Налмира, что и сам раскололся надвое от этой силы, и поднял в воздух остров великий, новый дом эльфийский — Элфанис…» — вот и всё, что в них упоминалось. Ни слова о том, что же это была за магия, что действует до сих пор, хотя с Века Цветения, что закончился с концом Серой Войны, прошло тысячелетие. Наверное, именно с этой таинственной магией и появились какие-то сложности: брат вскользь упоминал о неких «проблемах» с островом, когда говорил про наёмников и Артефакт.
Посвящать его в подробности он, конечно, не стал.
Действительно, кем Рэт был, чтобы знать? Всего лишь запасным наследником на тот маловероятный случай, если Эртар не оставит после себя детей и некому будет занять престол. А пока живи в неведении, Светлый, вверь свою жизнь в руки отца и брата, выполняй их указания, и делай вид, что счастлив. Светлый не может быть несчастлив, так ведь?
В дверь комнаты тихо постучали, затем она отворилась и внутрь вплыла Иллирия, его младшая единокровная сестра, смотревшаяся среди обитающих в резиденции эльфов экзотической птицей. Дело было в том, что её мать — вторая жена Светлейшего — была человеческой женщиной. Рэт хорошо помнил её: она появилась на острове за несколько лет до смерти его матери и состояла в её свите. В то время Главным Магистром Лэсвэта стал её брат — Изар Мауг, и отец счёл нужным установить с ним хорошие отношения, поэтому пригласил юную Фредерику в свиту своей жены. Рэт не знал, сколько ей было лет, но она явно была ещё очень молода и довольно красива для человеческой женщины: у неё была белоснежная, словно у иной эльфийки, кожа, густая копна багровых как закат волос и поразительные золотисто-карие, почти не человеческие глаза, всегда смотревшие по-доброму и с едва заметной смешинкой. А потом мама умерла, и отец, стоило кончиться трауру, женился на Фредерике. И смешинка в её глазах почти погасла. Отец же был удивительно счастлив — вероятно, для него это был не только политический брак.
Рэт, наверное, был за него рад, но так и не смог простить того, как он поразительно быстро забыл о своей первой Светлейшей. А через год умерла и вторая, явив на свет дочку-полуэльфа, названную почти человеческим именем Иллирия(7). С того года прошло уже семнадцать лет.
Иллирия выросла удивительно похожей на мать. Чаще в таких смешанных парах дети перенимали все отличительные черты своего эльфийского родителя, но не в случае с ней. У Иллирии разве что уши были по-эльфийски длинными и заострёнными, а глаза — отцовскими, лазурно-голубыми. Всё остальное — и разрез этих глаз, и волосы, и фигура — были точно скопированы с Фредерики, и с каждым годом их сходство прослеживалось всё чётче.
Одного не было в ней, что было в её матери — той радости, того блеска в глазах. Рэт знал, что Иллирию, как и его самого, тяготит эта закрытая, подчинённая правилам жизнь. Но всё же ей не было так одиноко, как ему — Эртар на удивление сильно был привязан к своей единокровной сестре.
Да и сам Рэт чувствовал к ней странную, щемящую нежность — она понимала его как никто.
Иллирия улыбнулась ему привычной кроткой и светлой улыбкой:
— Здравствуй, Рэт. У меня есть для тебя новости, и я думаю, они тебе понравятся… Пусть Эртар и не отпустил тебя с наёмниками, я взяла на себя смелость поговорить с ними. Они согласились взять тебя с собой, а после вернуть на Элфанис вместе с добытым Артефактом Попутных Ветров.
Рэттан, хотевший было поприветствовать её в ответ, замер посреди комнаты:
— Ллири…
— Я знаю, ты поражён. Я тоже удивлена тем, как легко смогла договориться с ними… Не надо, молчи и не спрашивай, что я отдала им взамен — я всего лишь задействовала некоторые связи моей матери, упоминания о которых я обнаружила в её дневнике… Впрочем, об этом не буду тоже. У меня, как и у всех нас, есть свои секреты, которые секретами и останутся.
— Ллири… Ллири, ты не представляешь, насколько я тебе благодарен! О Клоис, неужели это правда? Я сам ведь даже не думал с ними говорить, не думал, что разговор может что-то дать… — от внезапного счастья у Рэта едва не закружилась голова, однако его веселье тут же поутихло. — Но что скажет Эртар? Он не сможет не заметить моего отсутствия. Он может заподозрить тебя…
— Не волнуйся об этом. Кто заподозрит семнадцатилетнюю девушку в том, что она подготовила твой побег? Это ведь даже звучит нелепо, — Иллирия легкомысленно отмахнулась.
— Эртар и заподозрит. Ты же сама знаешь, какой он дотошный и как не любит, когда всё идёт не так, как ему хочется, — Рэт всё ещё не был уверен. Он колебался: с одной стороны, ему до боли и зуда в ногах хотелось сейчас же бежать к наёмникам и быстрее покинуть остров, с другой стороны его не отпускало чувство какой-то неправильности происходящего и тревоги — что будет, если Эртар узнает?
— Я найду, как отвести подозрения, Рэт, — Иллирия внезапно погладила его по голове, так, словно бы это он был её младшим братом, а не она его младшей сестрой, — лучше бы ты думал о том, что скажешь в оправдание для брата, когда вернёшься. За меня же не беспокойся.
Она улыбнулась и посмотрела на него глазами, в которых плясали те самые золотистые искорки-смешинки, который он так часто видел раньше в глазах Фредерики:
— Возьми с собой только самое необходимое, а лучше не бери ничего, только пустую сумку, куда ты сможешь сложить свою эльфийскую одежду. Встретимся с восходом Сэрэн Мирэ у старого клёна. Я провожу тебя.
Иллирия выскользнула из комнаты. Рэттан ещё несколько секунд простоял в оцепенении, а затем бросился к шкафу.
Когда серебристо-белый диск Сэрэн Мирэ засиял в сером небе над Элфанисом, Рэт уже стоял под означенным деревом. Небольшая сумка светлой эльфийской ткани у него на плече была почти пуста, как сестра и говорила. С собой он ничего толком не взял, лишь запасную рубашку, мешочек с деньгами и книгу по магии воздуха на случай, если он что-нибудь забудет. На шее под одеждой висел медальон с общим портретом всей семьи ещё с тех времён, когда мама была жива. На одной с ним цепочке был перстень — золотой обод с вязью цветочного узора и иссиня-чёрной звездой сапфира, перстень рода Эльронэ. Носить его на пальце Рэт права не имел, но и оставить пылиться в шкатулке с украшениями не мог.
Мама отдала ему это кольцо перед тем, как уйти. Рэт до сих пор помнил тот вечер, как будто это произошло не восемнадцать лет назад, а буквально только что.
Тогда Светлейшая Меридэ, против обыкновения, провела с ним весь день. Они гуляли по саду, она, улыбаясь как-то необычайно нежно, рассказывала ему о своём детстве, потом показала, как плести венок из цветов, пропуская между хрупкими ломкими стеблями нити магии. В тот день она почему-то была без венца Светлейшей, и лишь её любимые ярко-красные маки путались в сияющих солнцем волосах с незабудками и шалфеем. Это был первый день на его памяти, когда она позволила себе не соблюсти этикета и правил приличия. Они сидели на скамейке в тенистой аллее, обсуждали какие-то книги до самого вечера, а потом, когда на Элфанис опустилась ночь, вдвоём пили травяной сбор в его комнатах, и мама, словно в детстве, читала ему по памяти сказку о первом Светлейшем Налесве и его возлюбленной Деве Дневного Солнца Тарте. А наутро он проснулся и увидел у себя на пальце её родовой перстень, и понял, что больше она не придёт. Через час ему сообщили, что на рассвете Светлейшая Меридэ на глазах у своих служанок сбросилась с острова вниз и разбилась насмерть.
