Так оно и оказалось. Хоть Беренгар все еще стремился разжечь недовольство в рядах моей армии, большинство баронов начало уставать от его замечаний и насмешек, за что я им был благодарен в душе. Всякий раз, как мы делали привал, чтобы наполнить свежей водой бурдюки, я слышал его голос. Он больше не пытался высказывать свое беспокойство у меня за спиной, но всякий раз убеждался, что я нахожусь в пределах слышимости, чтобы подразнить меня. Какое-то время после Каэрсвиса он едва ли утруждался произнести слово в моем присутствии, и я уж подумал, что он наконец взялся за ум. Очевидно, что я принимал желаемое за действительное.

— Из того, что я слышал, он был в большой милости и короля и ФитцОсборна, — сказал как-то Уэйс, подъехав ко мне поближе. — Он хорошо проявил себя при Гастингсе. Это он собственными руками убил брата узурпатора Гирта, когда тот сплотил силы англичан после смерти Гарольда.

Насколько я помнил, то была наиболее ожесточенная часть сражения. Это случилось в конце дня, все поле уже было залито кровью, но стена щитов еще держалась. Тысячи их соотечественников пали мертвыми, но Гирт со своими хускерлами[13]^{1} продолжали сражаться, защищая знамя Виверна[14] и своей семьи до последнего. Только после того, как он пал на поле боя, линия обороны была разрушена и начался окончательный разгром. Но то, что это сделал возможным Беренгар — пузатый, щекастый Беренгар — в это мне было трудно поверить.

— Ты уверен? — спросил я.

— Все так говорят.

— Ты говорил, что король высоко ценил его. Что же случилось?

— Кажется, он был щедро вознагражден землями и следующие несколько лет безвылазно сидел у себя в имении, становясь все толще и ленивее. Когда его в последний раз призвали на войну, его задница оказалась настолько велика, что лошадь рухнула под его весом. А несколько месяцев спустя он каким-то образом во время учебного боя умудрился убить двух своих юных племянников и после выплаты штрафа лишился большей части земель. Все, что у него осталось на сегодняшний день, это небольшая усадьба вблизи Херефорда, совсем не богатая.

— И все же это не объясняет, почему он так сильно возненавидел меня.

— Это же очевидно, — возразил Уэйс. — Разве ты не видишь? Ты был не ровней ему, пока он не объелся баранины и не убил двоих сыновей своей родной сестры. Он терпеть не может всех, кто сейчас продвигается наверх мимо него. Теперь он считает, что перебив его на совете, ты занял его место. Конечно, он ненавидит тебя.

— За что?

Уэйс пожал плечами.

— Мужчины убивали друг друга и за меньшее.

Он был прав, но эти сведения ничего не говорили мне о том, как я смогу уладить ситуацию и возместить Беренгару воображаемый ущерб. Если бы он мог ограничиться одними неприятными словами, я бы не беспокоился, но он убил двух своих родичей и тон, которым Уэйс излагал обстоятельства этого происшествия, заставлял предположить, что эти смерти не были случайностью. Я так же не мог забыть, что он чуть не убил молодую мать с ребенком. Если даже их жизни ничего не стоили для него, то что же говорить о моей?

На следующий день я послал Эдо и Ителя вперед во главе партии из десяти человек с Херарддуром впридачу исследовать земли вокруг Матрафала и, если им удастся подобраться достаточно близко, установить местонахождение лагеря врага. Они отсутствовали дольше, чем я рассчитывал, и к моменту их возвращения уже несколько часов, как стемнело. Мы разбили палатки внутри древнего городища, и я ходил вокруг лагеря, с тревогой ожидая разведчиков, когда со стороны восточного вала услышал приветственные крики часовых. Я поспешил между палаток, чтобы увидеть, как из темноты поочередно возникают темные фигуры тринадцати всадников и начинают подъем к освещенному кострами входу. В ту ночь небо было плотно затянуто тучами, и я не сразу смог разглядеть их лица.

— Они ушли, — были первые слова Эдо, когда он подъехал ко мне. — И пусть кто-нибудь позаботится о моей лошади.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Мы хорошо видели и зал со рвом и деревню, но армии там уже не было, — со вздохом ответил он.

Его плечи были устало опущены, он выглядел совсем измученным, но тогда я подумал, что его измотала долгая дорога, так как он пробыл в седле почти сутки.

— Их костры еще тлели, значит, они оставили их незадолго до нашего прибытия. За несколько часов, но не больше половины дня.

Я уже не в первый раз пожалел, что с нами нет Эдды. Он бы сказал точно.

— Судя по всему, в гарнизоне осталось не больше пятидесяти копий, — добавил Итель, и в его тоне я расслышал незнакомое до сих пор волнение. — Мы могли бы штурмовать палисад и захватить крепость, это будет не трудно.

Эдо фыркнул.

— Ты бы попытался? — спросил он, как будто сама эта идея уже казалась смешной; в душе я полностью разделял его чувства.

Итель выглядел озадаченным.

— У нас же целая армия, — сказал он, защищаясь. — Почему нет?

У меня уже возникали сомнения в его опыте и полководческих способностях, и его слова только укрепили их.

— Даже если нам удастся захватить крепость, — предположил я, — что мы будем с ней делать?

Эдо кивнул в знак согласия. Мы оба знали, что там нет ничего, на что стоит тратить время и людей, когда мы могли просто обойти ее стороной.

— Это же Матрафал, — сказал Итель, словно этого было достаточно, чтобы объяснить все причины. Когда он увидел, что мы ждем продолжения, он добавил. — Он был резиденцией их семьи больше ста лет, там живут их близкие, там хранятся их сокровища. Если мы ударим в самое сердце, тем вернее поразим потом голову. Как их вассалы и ополченцы смогут держать стену щитов для правителей, которые не смогли защитить собственный дом?

Все это было высказано с таким возбуждением и спешкой, что теперь я мог видеть в Ителе всего лишь румяного юнца, каким он по сути и был. Благородный юноша, наверняка не глупый, но нетерпеливый и не обладающий знаниями, как ведется настоящая война. Час был поздний, и я слишком устал, чтобы выслушивать его бред.

Не обращая на него внимания, я повернулся к Эдо.

— Вы смогли установить, в какую сторону ушел противник?

— Остался широкий след, ведущий вниз к реке, — сказал он. — Я могу только догадываться, что они получили вести о том, что Вольф покинул дом и ушел на север, и двинулись ему навстречу. Иначе почему они снялись так внезапно?

Это известие означало, что либо они не видят в нас серьезной угрозы, либо они по-прежнему ничего не знают о нашем присутствии, потому что только круглый дурак мог выйти на марш, оставив нас в незащищенном тылу. В любом случае, у нас был шанс поймать их врасплох. Я только надеялся, что граф Гуго успеет подготовиться к встрече с ними, потому что в противном случае нас всех ждал бесславный конец.

Итель позвал своего брата из палатки присоединиться к нам. Они обменялись несколькими словами на валлийском языке. Глаза Маредита были мутными со сна, и, заговорив, он быстро перешел от радости к гневу.

— Что такое? — он выпучил на меня глаза. — Матрафал лежит перед нами незащищенный, а мы собираемся обойти его, как кучку говна?

— Атаковать его было бы безумием, — сказал я. — Только воспользовавшись этой возможностью и преследуя противника, мы можем надеяться разгромить их одним ударом с двух сторон.

Отказ от двуединой стратегии означал бы, что мы напрасно разделили наши силы, и Волк останется с врагом один на один. Как эти двое не понимали очевидного?

— Ваш лорд ФитцОсборн обещал нам королевство, — упрямо сказал Маредит. — Матрафал сердце этого королевства. У нас не будет другой возможности взять его.

— Мы провели вас сюда через холмы и болота, — добавил Итель. — Мы сражались вместе с вами, без нас вы бы давно уже были мертвы. Теперь мы можем захватить серебряную казну, а ты отказываешь нам в этом.