Прошло несколько дней. Те из односельчан Чика, кто уцелел, попрятались в соседних деревнях. Там они рассказали об ужасной расправе Чика. Люди слушали и не верили своим ушам. Неужели такое могло случиться? Старики качали головами: за всю свою жизнь они не слыхали столь ужасных историй. Их бабки и деды, рассказывавшие им когда-то былины и сказки своих бабок и дедов, никогда не говорили, что такое может быть. Люди волновались, они не могли работать, только обсуждали и обсуждали подробности происшествия. И без конца расспрашивали и переспрашивали очевидцев, задавали одни и те же вопросы, но всё равно ничего не понимали.

– А раньше он кого-нибудь превращал?

– Не знаем, мы никогда этого не видели.

– А раньше он что-нибудь необычное делал?

– Да нет, только рассказывал глупости разные.

– Какие?

– Ну что он со всякими червяками разговаривал, муравьёв каких-то мирил, ещё гусенице помогал бабочкой скорее стать…

– А он это делал?

– Откуда нам знать? Может, делал, а может, нет. Раньше-то мы точно знали, что всё это враки, что он обыкновенный дурачина. Значит, не делал. А теперь мы таких чудес насмотрелись… Видно, и эти байки правдой были. Значит, делал.

– Эй, послушайте, мы не понимаем: вы ему верили или нет?

– Раньше не верили. Мы смеялись над ним.

– А теперь верите?

– Не знаем, верить или нет. А только теперь мы плачем.

– А раньше он что-нибудь злое делал? Такое, чтобы вы плакали?

– Нет, не делал. Раньше только смешно было.

– Вы смеялись, а он плакал?

– Наверно.

– А теперь наоборот – вы плачете, а он смеётся?

– Как же нам не плакать! Нет у нас теперь никого. Ой, сиротинушки мы! Ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестричек…

– Мой отец теперь шакал, мать – лисица, сестрёнки-братишки – жабы да ужи. А сама-то я теперь кто же? Кому нужна? О-о-о! Горе, горе!

– А у меня-то, у меня… О-о-о! Горе, горе! Дом пустой! Все зверями стали, в лес убежали…

– И у меня теперь в лесу все. А мне где же жить? Кого любить?

– Да и как узнать-то своих мать-отца, братьев-сестёр? Звери они теперь лесные. Людей боятся, в чащу прячутся. Неужто никогда больше не увидеть мне их в настоящем, человечьем обличье? О-о-о!

Жители соседних сёл были не на шутку перепуганы. Раньше они много охотились. Мясо шло в пищу, а из шкур делали прочную тёплую одежду на зиму, домашнюю утварь. Как же быть теперь? Подстрелишь кабана или лисицу, а это вовсе не кабан и не лисица, а твой хороший знакомый.

Уныние и печаль охватили всех. Не то что охотиться, войти-то в лес страшно: то ли там люди, то ли звери. Может, поговорить с ними, покормить их? А вдруг сам добычей станешь? На жабу наступишь, а это твоя сестра или дружок закадычный. В змею палкой бросишь, а это тётка, что пирогами часто угощала. А как быть с медведями, шакалами, лисами? Если они посевы потравят или кур и уток начнут воровать – объяснять им, как людям, чтобы не безобразили? Или капканы ставить, а потом из шкур шубы шить?

Страшно стало всем жителям этих мест. Охоты лишились, леса лишились… Не ровён час и сами в кого-нибудь превратятся. Эх, да им тоже впору плакать, слёзы лить.

Чик, конечно, не подозревал, какой переполох творится из-за него по всей округе. Он проводил дни в размышлениях и прогулках по полям и лесам. Правда, теперь они не доставляли ему такого удовольствия, как раньше. Облако больше не прилетало, а поговорить с разными козявками и зверьём ему почему-то не удавалось.

Из сердца его не уходила обида. На кого, на что? Наверно, он не смог бы этого объяснить. На то, что его не понимали, не ценили? Что цеплялись к нему, задирали, кололи насмешками? Мыслями Чик часто возвращался к своей победе, заново переживал её, торжествовал. Но при этом как будто всё время с кем-то спорил, как будто всё время оправдывался:

– Ах вы так! А я вот так! Ну-ка, кто кого? А-а-а, вы думали, что со мной можно так? За это я вам – вот как!

Может быть, именно эти чувства мешали ему радоваться жизни и быть таким беспечным, как в прежние дни.

Почему-то Чик совсем не переживал о тех людях, которые теперь в образе животных бегали, ползали и скакали по окрестностям. Он не думал, где они живут, что едят. Его даже не интересовало, кто же они теперь – люди в зверином обличье или настоящие звери?

Прошла неделя или больше… Чик стал грустить и скучать.

Удивительное дело: когда он жил среди людей, они совсем не нужны были ему. Чаще всего они мешали и обижали. Он всегда старался избегать их общества. Ему, в одиночку гулявшему по любимым местам, никогда не было скучно. А теперь… Казалось бы, всё складывается как нельзя лучше: людей нет, не надо прятаться от них и терпеть их злые насмешки… Почему же тогда Чик заскучал? Почему ему хочется с кем-нибудь поговорить или даже просто услышать чью-то речь, песню, перебранку? Зачем ему опять хочется рассказывать о себе и своих мыслях, ведь всё равно его не поймут?

Да-а, надоело Чику одиночество. К тому же жить в брошенной деревне совсем не весело. Ревёт привыкшая к уходу скотина, хлопают от ветра ставни и двери, зарастают сорняками аккуратные огороды. Прибавьте к этому, что Чик подъел уже всю еду, наготовленную во всех избах, и теперь ему приходилось заниматься стряпнёй.

И вот однажды Чик решил отправиться в дальнее путешествие по полям, лесам и деревням:

– Поищу счастья в других местах и у других людей. Авось там больше повезёт.

Чик был ещё маленьким и потому не знал, конечно, что своё счастье или несчастье человек делает сам.

Он смастерил себе удобный посох, увязал в узелок кое-какую одежду и еду и радостно отправился в дорогу. От этого путешествия Чик ожидал чего-то нового, интересного, необычного.

Он шёл и весело посвистывал. Ему отвечали голоса птиц, и шустрые кузнечики, сидевшие в высокой траве, успевали вплести несколько своих трескучих нот в его мелодию. Потом ему стали вторить шорох ветвей и трепетанье стрекозьих крылышек. Солнце, скользя по листьям деревьев, отсчитывало ритм, а трубный зов невидимого оленя вплетал недостающий духовой аккомпанемент.

На душе было легко. Чик опять слышал и понимал голоса природы. Он разговаривал с ней, и она охотно отвечала ему.

Лесная тропинка огибала толстенное засохшее дерево. Оно сразу бросалось в глаза: стояло понурое и неживое посреди солнечного леса. Чик подошёл к нему, улыбаясь, и укоризненно покачал головой:

– Отчего ты засохло? Может, лисицы подгрызли твои корни, когда делали себе нору? Или тебя не пощадили зимние холода? А может, соседние деревья заслонили тебе солнце, и ты перестало расти?

В этот день Чику было так хорошо и весело… Ему хотелось, чтобы всё вокруг радовалось вместе с ним. Он обхватил ладонями ствол дерева, представил, каким красивым и счастливым было бы оно, если бы зазеленело.

– Оживай, – ласково сказал Чик. – Просыпайся и радуйся свету. Пусть птицы вьют на твоих ветвях гнёзда, а в почках вызревают семена для новых жизней.

Кора заскрипела, ствол напрягся. Чик чувствовал это напряжение своими ладонями. Дерево вздрогнуло, расправило сухие ещё ветки… Почки его стали увеличиваться, расти, потом лопнули, раскрылись, и вот оно уже оделось мягкой, нежной весенней листвой. Мгновенье за мгновеньем листья расправлялись, росли. Ещё минута, и дерево покрылось тёмной густой зеленью лета – ничем не отличишь его от рядом стоящих деревьев. Даже в голову не придёт, что совсем недавно оно было сухим и мёртвым.