— Кроули, ради всего святого, будь более компактным в своей речи.

— Будто бы тебе не нравится, — буркнул Кроули. — Сначала слизываешь шепотку соли с пальцев, потом опрокидываешь в себя шот, — он начудесил им по две стопки, — и закусываешь лаймом.

— Могу поспорить, это ты придумал, — Гавриил уложил локоть на спинку кресла, снова оглядев Кроули, будто пытался в нем что-то выцепить. Но сам Кроули на это уже даже внимания не обращал.

Гавриил повел бровью, вновь сглотнув, когда между указательным и большим пальцем у Кроули оказалась щепотка соли, но тот не спешил отправляет её себе на язык. Это было для Гавриила. Он вздернул одну бровь, будто бы проверял его на смелость.

Что ж, это было бы ошибкой думать, что Гавриилу не хватит хоть чего-то — будь то наглости, смелости или, прости Господи, либидо. Гавриил достаточно таскается меж людей, чтобы понабраться всей это грязи и нет, ему уже совсем не стыдно.

Широкий влажный язык соскользнул по пальцам, слизывая соль, и Гавриил издал тихий смешок, когда ощутил, как пальцы под ним вздрогнули. Он провел языком до самой костяшки, наспех опрокинул в себя шот и так же быстро, одним резким движением, откусил всю мякоть лайма. О, Дьявол, как это выглядело — жадно, резко, сексуально. Кроули мог ощутить, как у него сердце подскочило к глотке. Он кое-как разжал пальцы и кивнул.

— Быстро учишься.

— У меня хороший учитель.

Кроули как-то криво улыбнулся, сам опрокинул в себя щепотку соли (пока Гавриил не додумался ему отомстить), закинул в себя шот и тут же онемел — у Гавриила и вправду был хороший учитель, потому что этот сученыш, Богиню его за ногу, зажал лайм меж зубов.

Что ж, Кроули тоже не из робких — он не собирался уступать.

Он резко подался вперед и на секунду ему показалось, что губы обожглись, но он лишь прикрыл глаза, откусывая мякоть лайма.

Шкурка упала на пол, а по губам размазался кисловатый сок. Капелька стекла по подборку, и Гавриил жадно за ней проследил. Едва он хотел податься вперед, как Кроули прохрипел:

— Подожди.

Гавриил послушно замер, и Кроули захотел запищать от восторга. Ну, не запищать, а, ну.. может, застонать. Что-то такое было в нём — демоническое. Кроули это ощущал.

Меньше секунды — одним резким движением губы Кроули, помимо кисловатого сока, оказались в мелкой соли.

Издав гортанный рык, Гавриил подался вперед, широко проведя языком от подбородка, слизывая сок, а после вылизывая его губы — жадно и резко. Он схватил его за подбородок, когда опрокинул в себя шот, и Кроули за эти несколько секунд, быстро, щелчком пальцев, отделив мякоть от шкурки, аккуратно зажал мякоть меж зубов.

В этот раз всё было куда интимнее и глубже. Гавриил раскусил зубами мякоть, а после, чуть склонив голову, уже в наглую коснулся его губ своими — будто на пробу. Кажется, проба продлилась две секунды. Кроули рвано выдохнул от того, как он провел языком по ним, и тут же ответил, приоткрывая рот.

Целовался Гавриил более чем — не так мастерски, как Кроули, за неимением широкого опыта, но вполне так, чтобы Кроули без всякого стеснения подался телом вперед, требуя глубже.

Языком Кроули, как все знали, вытворял невероятные вещи, и то, что сейчас он делал в поцелуе, стоило бы увековечивания в истории французских поцелуев. Он смог бы завязать веточку вишни в сердечко, треугольник, квадрат, да во что угодно, не ограничиваясь скучным узелком.

Кроули медленно отдалился, кажется, буквально на несколько миллиметров.

— Для Архангела — очень даже неплохо, — сделал заключение Кроули и перед тем, как Гавриил успел бы что-то очень возмущенно сказать, чмокнул в едва приоткрытые губы, после проведя языком, чтобы Гавриилу не показалось, что он распыляется на нежности.

На самом деле, Кроули мастерски чередовал в своих руках нежность, страсть и грубость. Он считал, что никакой хороший секс не мог быть без сосуществования этих элементов. Никакой нежный или грубый секс без страсти не мог бы претендовать на что-то целостное, да и вообще на звание секса как такового. Никакая грубость без сладкой тянущейся нежности не сможет раскрыться в полноте своих ощущений. И, наконец, нежность никогда не сможет быть настолько многогранной без грубости.

Кроули разбирался в сексе как никто другой, поэтому он знал, что и как надо делать. Оставалось надеяться на то, что Гавриил сможет нащупать это интуитивно. По крайне мере сейчас он очень нагло ощупывал его талию и бедра.

— Ещё? — то ли прошептал, то ли прохрипел Кроули.

Гавриил кивнул, и когда тот потянулся за новым поцелуем, Кроули лишь тихо рассмеялся, сказав:

— Вообще-то, я про текилу.

В любом случае, он не был против.

Набухаться они так и не смогут. Как бы то ни было, они оба знали, что это всего лишь предлог.

Кроули подался всем телом вперед, заставляя Гавриила грохнуться на спину. Он по-змеиному изогнулся, проведя рукой от низа рубашки до самой шеи. Кроули укусил за нижнюю губу, усевшись на чужие бедра, притираясь активно задницей к паху. Гавриил рвано выдохнул в поцелуй, и, скользнув ладонями на напряженным бокам, больно сжал бедра, а после, внезапно, погладил.

Гавриил явно что-то знал о сексе.

Что-то, что явно позволяло ему быть не самым плохим любовником.

Он рваным движением убрал чужие волосы, которые активно лезли в рот.

— Могу укоротить их прямо сейчас, — прохрипел Кроули, оперевшись руками по обе стороны от головы Гавриила.

— Не надо, — он качнул головой.

Кроули чуть сильнее наклонился к нему. Они не включили свет, поэтому был приятный сумрак, который не давал видеть все детально, но он видел его глаза. Эти блядские фиолетовые глаза, которые, кажется, сияют в этой тьме. Сияют похотью, желанием — тем, что не положено испытывать Архангелам.

И это то, что подкупило Кроули до конца.

Он спешно наклонился к нему, целуя. Чужая широкая ладонь чуть надавила на поясницу, заставляя прогнуться сильнее и прижаться теснее. Внезапно, Гавриил буквально сжал его в своих объятьях, и Кроули пораженно выдохнул.

На самом деле, он давно ни с кем не обнимался. А тем более… в подобные моменты.

Его руки снова соскользнули по спине, бокам, огладив бедра, а после, без зазрения совести, сжимая ягодицы. Эту блядскую круглую задницу, на которую Гавриил слишком часто заглядывался. Непозволительно часто.

Кроули чуть склонился головой вправо, чтобы убрать волосы, и Гавриил последовал за ним, не позволяя прервать поцелуй. Рваный, глубокий, жадный и страстный — они целовались так, будто бы в последний раз. Это было… фантастикой. То, каким был Гавриил в этот момент. Кроули знать не знал, какой там у него опыт и есть ли он у него вообще, но то, что он делал своими руками уже было многообещающе.

Гавриил был везде и его было много. Его ладони трогали, гладили, сжимали, и он, черт возьми, так мастерски это делал, что Кроули сам терялся в своих конечностях и ему не оставалось ничего, корме как притираться в ответ на жадные касания.

Кроули оперся локтем по правую сторону, чтобы лучше скоординировать вес своего тела, и ловко проскользнул ладонью под рубашку, царапая напряженный живот. Гавриил был… твердый. Его мышцы и тело — он напряжен, и трогать его одно удовольствие.