Кроули хотел бы помочь тому кончить, но тот, видно, доделал дело сам — горячая сперма брызнула на и так уже запачканный живот.
Кроули слабо усмехнулся, когда осознал, что пока он целовал его, то дрочил.
— Пизде-е-е-ец, — протянул Кроули, когда в принципе смог говорить. Дыхание и сердцебиение до сих пор не пришло в норму. Перед глазами ещё мелькали мушки.
— Да, это было… слишком.
Кроули про себя удивился, что, кажется, излишество ощущений накрыло не одного его.
Он с трудом повернулся к Гавриилу и они встретились взглядами.
Это было чем-то бешеным.
ненормальным.
— Я думал, это твоих рук дело, — сказал Гавриил, сам пребывая в каком-то забытье, он говорил как сквозь дрему.
Кроули покачал головой.
Он уж точно такого не устраивал — хотя в теории мог.
— После такого вообще сексом побоишься заниматься, — как сквозь астрал сказал Кроули, пялясь куда-то в сторону всепоглощающий тьмы. Он выдохнул и откинул голову назад, когда теплые губы коснулись за ухом, проскользнув куда-то вниз. — Почему ты все еще делаешь это? — он как-то неуверенно потянулся к плечам, проведя рукой по влажной коже.
— Делаю что? — не отрываясь от невесомых касаний губ к коже, уточнил Гавриил.
— Целуешь меня.
Гавриил отдалился, удивленно моргнув.
— Я не должен?
— На твое усмотрение, но…
«но меня никто не целовал после».
Кроули моргнул и снова уставился на Гавриила, будто бы он сказал сейчас что-то странное. В итоге, Гавриил просто хмыкнул и чмокнул в линию челюсти.
Гавриилу вообще это дело нравилось. Кроули думал, что как только он примет душ, то они разойдутся, но… Но всё началось с поцелуя у панорамного окна. Гавриил обнял за спину, притянул ближе к себе и поцеловал — так долго и нежно, что у Кроули начала кружиться голова.
А потом он затащил его в спальню, сгреб в охапку и уткнулся лбом в костлявое плечо.
— Тоже любишь сон? — спросил Кроули, проведя пальцами по мокрым волосам.
Гавриил что-то неясно промычал и чмокнул в плечо. Кроули сразу заткнулся.
Вообще говорить не хотелось. Говорить — лишнее. Гавриил сгреб его в охапку, и Кроули ничего не оставалось кроме как обнять в ответ — обхватить ногами и руками, уткнуться в шею и заснуть.
Спать он и вправду любил.
(а ещё, как он сегодня узнал, он ещё очень любил поцелуи).
Утро настигло их неумолимо, и Гавриил проснулся в странной позе, тщетно зажимая в руках кусок одеяла. Он выдохнул, не раскрывая глаз, прошерстил рукой по месту рядом — холодному — и, тяжело выдохнув, открыл глаза. Он уставился в зеркало напротив кровати. Он был один. Совершенно один.
Он хотел было подумать, что это всё дурной сон, но все в доме буквально воняло Кроули. Это был его запах. Даже собственные ладони им пахли, и Гавриил устало застонал, переворачиваясь на спину. На утро не осталось ничего, кроме тупого странного опустошения, от которого хотелось заскулить.
Это было пугающе одиноко — проснуться без него.
Хотелось бы губами уткнуться в худощавое плечо ещё раз, но Гавриил быстро себя отдернул.
Это все людское, земное — это не для него.
Проблема в том, что его тело — тоже людское и земное. Поэтому его руки ищут тела Кроули. Поэтом его губы хотят наткнуться на теплую кожу. Это как инстинкт, как привычка, как зависимость. Это хорошо, это расслабляет, и Гавриил не хочет искать для этого слов и объяснений.
Вместо этого он встал со смятой постели и пошел по настолько чистому паркету, что он блестел.
Кажется, не было и семи утра. На улице легкий туман, и Гавриил на время замер у окна, смотря на город с расстояния десятка этажей. А потом поморщился — Кроули продолжало вонять.
Он шморгнул носом и пошел на кухню. У него даже есть кофе-машина — настолько ему понравился кофе.
— Доброе утро!
Гавриил ощутил, как брови непроизвольно поползи вверх.
Он оглядел Кроули, который, закинув свои длиннющие-невероятные ноги на стол, пил кофе, помахав ему рукой.
— Это что, моя рубашка?
На самом деле, это единственная адекватная мысль, которую смог прощупать в своем сознании Гавриил, пока он смотрел на Кроули и внутри цвело что-то такое странное и непонятное, что дух захватывало.
— Ну, я решил, что должно быть как в тупых фильмах. У нас вчера все так и складывалось. Только она пахнет каким-то отвратными духами, так что я не смог её полностью нацепить на себя. Купи себе новый одеколон, — он поморщился, сделал глоток кофе и добавил: — Тебе помочь с выбором?
Рубашка, кстати, на нем и взаправду была его, только полностью расстегнутая, сдернутая до локтей, и почти полностью свисающая так, что Кроули был почти почти обнажен — не считая черных боксеров на нем.
Гавриил лишь сглотнул и пораженно выдохнул, тщетно пытаясь выцепить ещё одну здравую мысль, но — ничего.
От Кроули дух захватывало и так не хотелось распыляться на слова.
— Можешь и помочь, — он слабо кивнул, снова оглядев Кроули. Он был великолепен.
Не спеша подойдя к кофеварке, тот наспех закинул туда кофе, залил водой и повернулся вновь к Кроули, который что-то читал в газете — где он только её тут отрыл? Гавриил догадывался, что её тут отроду не было.
— Азирафель не волновался? — спросил Гаврил, подходя к нему.
— А? — Кроули не расслышал, с трудом оторвал заинтересованный взгляд от газеты и вздернул голову, чтобы поднять его на Гавриила, но тут же замер — теплые губы коснулись его лба. Кроули довольно зажмурился, отложив газету и откинувшийся всем телом на стул. Казалось, рубашка сползла ещё сильнее.
— Говорю, с добрым утром, — сказал Гаврил, оперевшись одной рукой о столешницу, а другой — о спинку стула, нависая над Кроули.
— С добрым, — тише, чем следовало, вторил ему Кроули, открыв снова глаза.
Газета с легким шелестом упала на пол, когда Кроули потянулся к этим невероятным, дарящим самые нежные поцелуи, губам.
Это все человеческие и земное, то, чем хотел бы Гавриил пренебречь, но, черт, как он должен был это сделать, когда на земле лучшее творение и Небес, и Ада? Кроули был вылеплен двумя противоположностями, и его к нему тянуло всем нутром.
А Гавриил был не в силах сопротивляться этому.
Просто не хотел.