Кроули пожал плечами.

Честно говоря, он знать не знал, был ли он связан с этим или нет. Люди были намного изобретательнее его. Куча изобретений, смертей и трагедий были сделаны исключительно людьми. А Ад тем самым временем присылал Кроули бесконечные поощрительные письма о проделанной работе.

Кроули пялился на них и не ощущал ничего, кроме странного чувства опустошения. Это было неправильно.

Но он просто смалчивал все и сжигал их в своих руках. Огонь в его венах имеет температуру минус двадцать градусов по Цельсию. Отвратительно.

Колесо попало в выбоину, и Азирафель чудом не ударился головой о крышу. Он судорожно выдохнул, ошарашено пялясь по сторонам.

— Твой стиль езды очень… демонический.

Кроули усмехнулся.

— Хоть что-то приятное услышал от тебя, надо же. А ты? Чем ты занимался? Вернее, я слышал о большинстве. Даже, видел. Гринпис твоих рук дело?

— О, нет. Это человечество. Понимаешь ли, это… палка о двух концах. Ты заметил, что любые человеческие изобретения всегда имеют в себе две стороны разных сущностей?

— Честно говоря, нет. Ещё не заметил в эксперименте США с ЛСД на людях ничего светлого.

— Ну, кроме этого.

— И в операции Нортвудс.

— И этого.

— Просто признай, что в зле от людей есть только зло, а в добре и то, и другое. Такова человеческая природа. Они ближе к нам, к земле. Это природа человека.

— О, нет, ты не прав! Не перетягивай одеяло на себя! Ох, стой, к Нортвудс ты не имел отношения?

— Ага, — буркнул Кроули. О ней он вообще узнал от Хастура. Кажется, тот был впечатлен. Наверное. Большую часть времени он очень хмурый и очень злой. Не зря он был Князем преисподней. — А слышал об исследования сифилиса?

— Это которое в тысяча девятьсот тридцать втором началось?

— Этом самом. Тоже люди. Я там даже рядом не ночевал. Не помню, от кого об этом узнал. Ад мне писал о другом эксперименте с ним, который произошел позже.

— Пятьсот человек, — пораженно сказал Азирафель, покачав головой.

— Это просто люди. Нет смысла хаять их за то, кем они являются. Мне только остается радоваться, что Ад не прознал про то, что о большей части произошедшего я не знал до их поощрительного письма. Иначе бы от меня давно избавились и взяли бы на работу пару политических деятелей или ещё кого-то вроде них. Они обожают Вторую мировую, а особенно то, что я якобы творил в Японии. Я там даже ни разу не был! Люди поразительны. Они всегда меня восторгали, знаешь.

Азирафель лишь напряженно кивнул. На самом деле, он не очень был рад подобной теме. Она не то чтобы сильно его удручала, но заставляла думать о том, что люди почему-то очень стремительно шли к тому, чтобы уничтожить себя, как вид.

Конечно же, были всадники Апокалипсиса. Пластмасса началась с Загрязнения, но люди очень радостно поддержали эту идею, понятия не имея, к чему она приведет их к двадцать первому веку. И теперь приходят в ужас, смотря на прогноз к концу века. Если конец века вообще будет, а не кончится, скажем, через лет двадцать.

Люди гениальны. Это им и мешает.

Азирафель нахмурился и опомнился только тогда, когда снова впился многострадальным плечом в окно. На этот раз ещё сильнее и болезненнее. Но, по крайней мере, он смог ощутить то, что Кроули стало… легче? Он не выглядел таким злым, как прежде. Как будто бы забыл о том, кто он.

И в этом, кстати, тоже его проблема.

В том, что он никогда не относился к этому так, как другие демоны.

Кроули был другим.

Азирафель всегда это знал.

Но Кроули никогда не давал ему и шанса на то, чтобы узнать это что-то. Глубже. Будто бы он боялся. Или не будто? Азирафель не знал.

— Твой? — Кроули резко остановился, так, что Азирафеля вдавило в несчастное кресло. Он повернул голову направо и кивнул.

— Я чудом не развоплотился. Твой стиль вождения убийственный, — с нечитаемым выражением лица сказал Азирафель, спешно открывая дверь. Он потер ударенное несколько раз плечо.

Кроули хмыкнул, выходя из машины и хлопая дверью.

Азирафель, под зонтиком, подошел к двери, над которой была вывеска с сокращением его имени. A. Z. Fell.

A — начало, Z — конец. Fell — падение.

Кроули поморщился, стоя под дождем и читая вывеску. Если бы не очки, скрывающие его напуганный несчастный взгляд, то можно было бы подумать, что у него очень сильно крутит живот, потому что просто так с таким лицом люди не ходят.

Кроули знал, что, наверняка, Азирафель не вкладывал абсолютно точно такого смысла в несчастную вывеску. Это просто сокращение его имени. Ничего более.

Но Кроули стоял под дождем, такой одинокий и продрогший, и пялился на магазин, на вывеску, на Азирафеля.

Он не решался зайти. И когда Азирафель кинул на него красноречивый взгляд, открывая дверь и вздернув бровь, Кроули лишь поежился. От этого места буквально веяло каким-то странным, очень незнакомым чувством. Таким неправильным, таким зовущим, что Кроули затошнило.

Может, у него и вправду просто желудок крутит, а он себя накручивает?

Он не знал.

Поджав губы, он нехотя сделал шаг, шлепнув кожаной, не промокающей (благодаря чуду) обувью по мокрому асфальту. С его мокрых волос текла вода, и едва он успел шагнуть за порог, как Азирафель прикрыл за ним дверь, щелкнул, и помещение окуталось в теплом искусственном освещении. А ещё Кроули заметил, что его волосы и плечи чудесным образом были абсолютно сухими.

Он хотел бы неодобрительно глянуть на Азирафеля, но вовремя вспомнил об очках.

Кроули внезапно ощутил странное покалывание. Оно было ему знакомо. Так согревается тело после долгого холода. Кроули знал это чувство. Помнил. И как только оно до него дошло, то ему тут же захотелось с криком ужаса убежать из этого места.

Азирафель заметил внезапно затушевывающегося Кроули, который, к тому же, выглядел немного напугано. А это было абсолютно точно непривычно. Не то чтобы в Кроули для Азирафеля могло быть хоть что-то привычным, по причине того, что Кроули к себе привыкнуть просто не давал, но это было… странно.

Кроули казался напуганным.

— Всё в порядке? — Азирафель поставил зонтик у стола и повернулся к нему.

— Абсолютно, — ответил Кроули и осознал, что все было в кромешном ужасе, а не в порядке. Чувство согревания проходило дальше, по коже, в кожу, глубже. Обволакивало все его тело. Кроули внезапно согревался.

Он не испытывала тепла больше сотни лет. Его руки всегда были холодные, как и нос, и вообще — весь периметр его тела.

В этом месте он согревался, и это показалось Кроули первым тревожным звоночком. Возможно, тому было виной это странное, непонятное чувство, которым было пропитано это место и, кажется, даже сам Азирафель? Не убьет ли это Кроули? Вдруг это излишняя святость Азирафеля, вот его так это и греет, потому что, знаете ли, демон, обрызганный святой водой, сначала почувствует странное тепло, и только потом — адскую боль.

Кроули посмотрел на свои руки — на свои длинные ловкие пальцы, на ладони — и не увидел никаких следов возможного сжигания. Кожа была такой же, как и всегда. Немного смугловатой — темнее, чем молочная кожа Азирафеля — с едва просвечивающими венами.