Не мерзость.

Просто что-то неясное.

Попробуй решить уравнение имея лишь один знаменатель.

Выйди из чащи неизвестных имея только один пистолет.

Проблема в том, что пистолет может заставить говорить кого угодно.

Я опять забыл чемодан. Черт возьми. Я так полагаю, о нем вообще уже все забыли, кроме меня.

В здании вечная суматоха. Всё красиво, все вычурно, все по правилам. Стук каблуков. Много лиц и много голосов. Я даже не знаю, кто реально всем эти управляет. Не наш Босс. Точно не он. Он управляет нами, здесь у него явно есть посредник.

Когда я оглядываю вычищенные блестящие светлые коридоры, когда я смотрю на офисы и кучу задниц в обтягивающих юбках, я думаю о том, насколько великолепен был наш Глава, что смог создать что-то такое. Что-то по истине устрашающе. Видимо, он был очень жадный. Иначе я не знаю, как объяснить то, что он ко всему прочему открыл такую огромную сеть. Вроде, офисы ещё есть в Германии и Америке. Да, точно, в Америке. Может где-то ещё.

Могу догадаться, что всю его жизнь голова была набекрень. Куда я уж я тут со своими приступами. Что-то мне подсказывает, что ему было многим хуже.

Только шизофреники будут таким заниматься.

— Эй, Лидия, — я хватаю за край пиджака нашего юриста. Она испуганно поворачивается ко мне, едва не подпрыгивая на своих каблуках, плотно сжав папку в руках.

— Тьфу на тебя. Пробовал людей не пугать? — она хмурится, одергивая пиджак. — Чего тебе?

— Вельзевул видела?

Она хмурится. Вельзевул никто из этих особо не жалует. Она занимается периодически проверкой перед реальной проверкой, и в это время даже я не хочу особо сюда соваться. Не знаю, откуда в ней такая страсть к документации, сводкам и отчетам, но в этом она действительно ужасает. Впрочем, Вельзевул даже в нашей сфере больше по теории, а не практике.

Практику любят только психи.

А она просто очень злая, напряженная и умная. Не жестокая.

— Да, только что она сказала, что наш аналитик — хуета, ее прогнозы — пиздеж, и чтобы мы положили ее на ту помойку, где нашли. Она до сих пор плачет в туалете.

— Оу, — я хмурюсь и оглядываюсь. — Она не в духе?

— Почти в том же самом духе, в котором ты был недавно. Я думал ты съешь этого… как его, — она щелкнула пальцами, — Хестира.

— Хастура.

— Не имеет разницы. Возможно, она до сих пор всех раскидывает на собрании, можешь наведаться. Она в зале для совещаний.

— Малом?

— В каком ещё. В главном орет ваш Босс, и обычно — на вас, — она усмехается, легким движением руки убрав упавшие мне на лоб пряди, и идет дальше по своим делам.

Я некоторое время ещё шатаюсь на этом этаже около автомата с кофе, обдумывая, стоило ли мне лезть на рожон. На самом деле, едва ли она могла мне хоть что-то сделать. Мне никто, по сути, ничего сделать не мог (всё из-за репутации любимчика Босса, ага, а ещё местного сумасшедшего чувака, они просто не были знакомы с моим отцом, вот где жестокость и сумасшествие).

В итоге я выдыхаю и вызываю лифт. Не хочется оттягивать все это дерьмо. Если мне повезет, если я сделаю все до пяти вечера, я спокойно пойду домой. А завтра проведу день с Азирафелем, и хрена с два я позволю хоть кому-то вклиниться ко мне с убийствами, пистолетами или черт знает, с чем ещё.

Я пересекся с каким-то мужчиной, который выходил из зала для совещаний. Угрюмый и с опущенными плечами, кажется, Вельзевул абсолютно не в настроении.

Я открываю дверь ногой и опираюсь на косяк, смотря поверх очков на Вельзевул.

Внезапно, она замолкает. В руке держит какую-то бумажку — всё в пометках и исправлениях. Она смотрит на меня таким взглядом, что я не могу разобраться, о чем она думает.

На меня поворачиваются все. Смотрят на этого странного типа как на спасителя, потому что Вельзевул откашливается и говорит:

— Продолжим завтра. Все свободны. И, Мартин, не дай Дьявол, Боже, или твоя жена, мне срать кто, но если ты ещё раз просрешь сроки, я сделаю так, что с твоими рекомендациями тебя не пустят даже раздавать еду бездомным!

Я отхожу от выхода, когда все быстро начинают собирать все свои документы, папки и планшеты, засовывая их себе подмышки, и едва ли не выбегать из зала.

Дверь захлопнулась буквально через полминуты.

— Напомни, почему ты занимаешься этим? Вам с Боссом на пару делать нехер?

— Это помогает снять стресс, — на выдохе говорит она, садясь в кресло и прикрывая глаза. — А у Босса нет выбора. Он считается нашим главным лицом, поэтому ему приходятся иногда выезжать на все эти дела. Если бы не твои успокоительные, то ты бы с наибольшей вероятностью, среди всех других, мог оказаться на моем месте.

— Но я предпочитаю более лояльные методы, ага, — я сажусь на один из стульев, оглядывая помещение. Оно большое и просторное. Снова эти панорамные окна. И снова бесконечно прекрасный вид на Лондон. Я обожаю панорамные окна. Всегда есть чувство причастности к чему-то большему, чем твоя замешаность в игре какого-то психопата, где ты — главная цель. Мишень. Нет смысла стрелять в сердце, когда его нет.

Какое-то время мы молчим. Будто бы каждый думает о том, что хочет спросить и сказать. Она стучит пальцами по ручке кресла. В итоге, я говорю:

— Как дела у Джеба? Или точнее Джебрияли. И ещё точнее — это все равно фальшивые имя. Как его зовут?

Она раздраженно выдыхает, прикрывая глаза и нажимает на них пальцами.

— Как же ты меня достал, — на выдохе говорит она. — Когда тебя просят не лезть — ты всё равно лезешь. Будь то мои друзья или эти ряды убийств, в которые я просила тебя не лезть, но ты, сука, залез.

— Это моя работа, Вельз. Доставать все, что мне нужно. Если тебе так интересно, то срать мне на твоего Джеба, но, во-первых, меня попросили, во-вторых, слишком большой на нем фактор риска, чтобы я мог позволить себе отсиживаться. От этого зависит моя зарплата, вообще-то.

— Не делай вид, что тебя это волнует. Тебе на все насрать. Ты знаешь, что тебе в любом случае будут платить столько, сколько нужно. Босс не позволит тебе уйти, пока на тебя есть спрос.

— Долго вы будете обсасывать мой статус любимой псины у Босса?

— Да какой ты пес, — с отвращением выплевывает она, разглядывая ручку в своих руках. — Псы верные. А ты своенравная змея. Они ни к кому не привязываются, только и делают, что ползают там, где нормальные люди заползти не могут.

— Не было мест, куда вы не могли заползти. Вам просто было лень. Вам лучше было скинуть это на меня. Я не делаю ничего сверхъестественного, — мой голос раздраженный. Мы все смотрим в разные стороны. Лишь бы не на друг друга.

— Синдром самозванца, да? — усмехается она, откладывая ручку и откидываясь всем телом на кресло, складывая руки на груди. — Так тебе легче? Не думать о своей ценности? Меня поражает, как тот, кто пугает абсолютное большинство, боится всего. Даже самого себя.

— Я ничего не боюсь. И никогда не боялся. Даже смерти.

— Смерти ты не боишься потому что её и не боятся только покойники. А себя, своей роли здесь, того, что ты делаешь — да. Это все уже поняли. Да мы тебя и не обвиняем. Тебя много кто ненавидит. Живя в таком смраде, любой бояться начнет. Поэтому за тобой таскается Босс. Ты как ребенок с аутизмом и пистолетом, который, почему-то, всегда стреляет в верные мишени. Но он всё равно боится, что когда-нибудь ты пристрелишь либо его, либо ещё кого-то. Либо просто сорвешься с цепи.