— Нет, не интересно, — сказал я, запихивая за щеку бекон.

— Правильно, — он улыбнулся — как улыбаются психи, — потому что ты психопатический кусок дерьма. Тебе все равно.

Я кивнул, допил кофе, который чудом не вызывал у меня рвотных позывов, и пошел к сестре. Закрыл дверь на защелку и сел напротив её кровати. Поцеловал её в лоб. И зарыдал. Зарыдал так, как никогда не рыдал и не буду рыдать. Без единого звука, в истерике я рыдал, уткнувшись лицом в простынь, пахнувшую её шампунем. Она проснулась, когда я оперся на её кровать, чтобы встать.

Схватила меня за руку и спросила, куда я иду. Я сказал, что не знаю. В кармане у меня лежало новое запакованное лезвие. И ножик. Так, на всякий случай.

Она спохватилась, обняла меня, тоже зарыдала. А мне уже не плакалось.

Отец постучался. Бежать смысла не было. Всё было заведомо решено.

Она попросила меня о том, чтобы я нашел с ней способ связаться. Она найдет меня. Где бы я ни был, она меня найдет.

Потом я понял, что драматизм был лишний.

Отец невольно выбрал для меня место куда более приятнее, чем мой дом.

Мы ехали молча. В салоне приятно пахло кожей. Я смотрел в окно и почему-то совсем не боялся.

Так от меня отказались. Так я оказался в детском доме.

И все, почему-то, улучшилось.

Не было места хуже, чем мой родной дом.

Я потягиваюсь на кресле, ощущая, как тяжелеют веки. Хочется спать. Рассказывать больше не хочется. Да и нечего.

— Твоя сестра что-то рассказывала о твоем отце?

— Что-то, — отвечаю я с закрытыми глазами, опираясь щекой о кулак. — Он пару раз её изнасиловал. Появлялись новые жертвы. Что-то ещё. Не помню. В детском доме было лучше, хотя я и был такой же дикой псиной. По-прежнему нервный и дерганный, агрессивный и злой, — я зеваю, прикрывая рот кулаком. Посмотрев на часы, обнаружил, что уже полпятого утра. Рассказ затянулся.

— Ты никогда не спрашивал, почему твои приемные родители взяли именно тебя?

Может, он спросил что-то другое. Может, он вообще ничего не спрашивал. Я заснул. Количество успоительного, все-таки, достучалось до моего мозга, поэтому я отрубился. Меня эмоционально истощил рассказ. В середине него сердце билось как на пределе, в глазах вечно что-то мелькало, но под конец, как после длинного забега, не осталось ничего, кроме усталости и желания снова забыть об этом.

Мой отец был простым маргиналом, который вырастил полноценного добермана. Поразительная способность шизофреников сеять хаос путем своей извернутой гениальности.

Когда я открываю глаза, то с ужасом понимаю, что меня разбудил не Босс. Что он меня в принципе не будил. Я удивленно моргаю. Эта мысль приходит ко мне голову быстрее, чем я успеваю в принципе проснуться или хотя бы сфокусировать взгляд.

Я смотрю перед собой. И вижу потолок. Белый и такой, что вижу в нем свое отражение. Своё отражение на огромной кровати.

Кровати.

Босс.

Проснуться.

Надеюсь, меня все-таки не выебали.

Я тру кулаком глаза, переворачиваясь на бок. Панорамные большие окна. На улице, видимо, давно утро. Я осматриваюсь. Электронные часы показывают мне час дня. Час!

Я испуганно подскакиваю на кровати, оглядываясь.

Это точно кровать Босса. Его комната. Его дом. И его здесь точно нет.

Удивительно, он притащил меня сюда. Не хочу думать о том, каким способом. Надеюсь, схватил за щиколотку и, протерев мной пол, закинул сюда. Это был бы наиболее логичный поворот событий.

Костюм немного помялся. Всё ещё воровато оглядываясь, я встаю, сняв с себя мятый пиджак, повесив его на сгиб локтя. На самом деле, я рад, что он меня не разбудил и не отправил восвояси. Потому что по приезде домой я вряд ли бы смог заснуть, а так я, вроде, даже выспался. Не чувствую усталость. Напряжения. Ничего. Странное чувство легкости. Ему не мешают даже так и не решенные вопросы. Даже то, что я забыл спросить у него про Джеба. Черт возьми.

Это всё интерес Босса к моему детству. Тьфу ты, и на кой черт оно ему сдалось. Тоже мне, психотерапевт.

Я спускаюсь по лестнице на первый этаж. Стаканов нет, пепельница чистая. Надо бы найти ключи, наверное? Или как тут у него все работает.

Как ни странно, но пентхаус даже при отсутствии здесь Босса кажется очень обжитым и… уютным? Дьявол упаси, это даже звучит пугающе, но это так. Отсутствие идеального порядка. Какой-то комфорт. Что-то, что может говорить о том, что здесь есть люди. И они тут живут.

На кухне я нахожу записку на холодильнике:

«дверь закрывается автоматически. просто нормально закрой»

Ага. Вот он что.

Спасибо.

Может, вчерашний диалог что-то и расставил по своим местам, но, все-таки, получать нечто такое… странно. Не пугающее и не неприятное, нет. Тебе в любом случае буде приятно, когда что-то делают для тебя. В первую очередь потому, что это подчеркивает твою важность. Но я стою здесь, прямо сейчас, и ощущаю стойкое желание отмотать все назад. Не приезжать сюда. Не видеть его. Не слышать этой вшивой истории и самому ничего не рассказывать.

Почему я так тебе всрался, что ты умолял моего отца отдать меня тебе?

Рад ли ты теперь? Чего ты хотел добиться этим?

И добился ли?

Лишние вопросы. Я закрываю глаза. Выдыхаю. Надо к Вельзевул. Ни минуты сраного отдыха. Нет дня, где я мог бы просто сесть и никуда не спешить.

«Не спеши»

Как мне это делать, если нужный мне автобус никогда не останавливается на остановках и мне постоянно надо его догонять. Мне постоянно надо за ним бежать, чтобы успеть.

Лучше быть догоняющим. Оно всегда так было, есть и будет.

Окей. Ладно.

Забыли.

Утром всё проходит. Всё всегда проходит.

Сначала к Вельзевул, потом в лабораторию, сдать анализы. Если в моей крови есть ещё хоть что-то. Хоть какой-нибудь след от воздействия. И позвонить Лигуру.

Усталый стон невольно вырывается из моей глотки, когда я думаю об этом.

День будет ужасным. Я это уже чувствую.

Телефон остался валяться в машине, и я, прополоскав рот, пошел в коридор. Надо бы просто со всем разобраться, а потом… а потом черт его знает. Ответов все ещё нет, ничего нет. Мне кажется, что я просто схожу с ума. Мне кажется, кто-то меня одурачил. Что я в чьей-то игре, не знаю правил и явно не в выигрышной позиции.

Я закрываю дверь, пересекаясь на площадке с девушкой — кажется, его соседка. Она что-то ищет в сумке, прислонившись бедром к двери. Подняла на меня взгляд, пораженно вздернув бровь.

Неудивительно, в таких квартирах все друг друга знают по именам.

— Добрый день, — сам не зная, зачем здороваюсь, я киваю ей.

— Добрый, — все ещё продолжая оглядывать меня, кивает она. — Впервые вас здесь вижу…

— Я… по работе заходил.

— Ах, вот оно что, — она усмехается, вскинув брови, и я понимаю, что она явно подумала о чем-то, что вообще никак не было связано с реальностью. — Почему-то я сразу так и подумала.