Как хорошо, что она хотя бы не знала о том, как я дрался. До чего доводил. Как я бил. Она видела пару потасовок без претензий ни на что. Она не видела того, что как в самом деле вымещал агрессию.

Люди в моей голове по-прежнему были сраными статистами, забивающее мое эфирное время.

А мой отец — главный антагонист.

Ладно, в общем, забыли.

Вернемся к отцу и оружию. Мы жили спокойно, а ночами слышали, что внизу что-то было. Мы не лезли на рожон. Даже я не лез. Знал, что если пойду против отца, мне переломают ноги и не дадут костям срастись.

А потом один раз отец пропал на пару суток. Мать не волновалась — он ей звонил.

По моим расчетам — точнее, по тому, что я прочитал в её телефоне — он засел где-то у черта на куличках, и ему там дел ещё на пару дней.

Мать через сутки слиняла к какой-то то ли подружке, то ли любовнику. Я не помню. Да и вряд ли вдавался в подробности. Помню только, что из переписки, прочитанной в её же телефоне, понял, что это на ночь. Она кинула нам какое-то символическое «не шумите, выключайте свет и бла-бла-бла» и ушла.

А мы с полчаса сидели в полной тишине и смотрели друг на друга. Нам надо было узнать. Просто узнать.

Я кивнул ей, и она кивнула мне.

Мы нашли вход в подполье, который скрывался под ковром в кладовке. На нем был уставлен электрический замок. И это был второй раз, когда мне пришлось взламывать их. Лиза шутливо ткнула меня в ребра и спросила:

— Эй, у кого ты этому научился?

Она улыбнулась. Пытались разбавить напряженную атмосферу.

Но когда я потянул дверцу, мы оба замерли, и наши сердца вторили нам. От рук отлила кровь, сердце стучало как бешеное. Из подвала потянуло сыростью и холодом.

Мы заглянули в эту темноту, переглянулись и снова замерли, заслышав скулеж.

Было бы неплохо, если бы родители прятали от нас собак.

Но мы оба понимали: это не собака. Сестра сбегала за фонариком и я посвятил им, найдя лестницу. И мы снова замерли, напряженно сглатывая. Оба бледные и дрожащие от страха, мы боялись спуститься туда.

Мы снова переглянулись, кивнули, и я полез первым.

Пахло сыростью. Было холодно и зябко. Лестница тряслась и звук от стука по железу разносился эхом. С каждой ступенькой звон железа и скулежа сливался в одну мелодию сильнее. Мои пальцы окоченели.

Я встал на землю и вскинул голову вверх. Сестра аккуратно спускалась вниз, зацепившись своим свитшотом о гвоздь. Было достаточно темно, но я понял, что подвал был хорошо отделан кирпичом, выложен пол. Это была не голая земля — тут все было сделано под нормальную комнату. Мои руки тряслись, когда сестра встала рядом со мной и всучила мне в руки фонарик.

Мы стояли рядом с друг другом, слушая задушенный скулеж. Я провел рукой, не включая фонарик, по холодной стене рядом с лестницей. Пусто. Провел по второй. И сказал:

— Тут есть выключатель.

Лиза подпрыгнула на месте, когда после моей фразы скулеж прозвучал громче и что-то дернулось, разнося звон от железа по всему подвалу эхом. Она боязливо вцепилась в мою руку и прошептала:

— Включай.

Наши сердца замерли в тот момент, когда раздался щелчок. Мой взгляд был уставлен в кирпичную стену и выключатель, висящий на черном проводе. Сердце забилось как бешеное настолько, что даже голова забелела. И мы повернули голову.

Подвал был отделан под большую просторную комнату. Валялись цепи, пара мисок для кормления собак и несколько ведер. Лежали колодки, кандалы. Пол был измазан в разных выделениях: кровь, сперма, что-то ещё.

Там лежало две девушки. Две молодые девушки. Я невольно дернул рукой, заводя сестру за свою спину, будто бы эти несчастные, закованные в цепи девушки, могли бы что-то сделать.

Сестра подавила крик, укусив себя за руку. А я не мог говорить, пока сердце стучалось в моей глотке.

За время, пока мы на них пялились, я рассмотрел, что одна была в отключке. Другая смотрела на меня как бешеная собака, у неё были опухшие от слез глаза, она дергала руками.

На её шее был тяжелый массивный железный ошейник, из-за чего вся шея и ключицы были натерты и в крови. Её рот был обмотан скотчем, она дергалась и смотрела на нас. Дикой голодной испуганной псиной.

Они были жутко избиты. В синяках и гематомах, кровоподтеках и крови, отец издевался над ними долго. Слишком долго.

Я с трудом двинулся вперед, сглотнув. Сестра так и осталась стоять у лестницы, схватившись за одну из ступенек.

Я подошел ближе, пытаясь аккуратно сорвать скотч со рта девушки. Она крупно дрожала, тряслась, и, когда я стащил скотч, она заревела. Я попросил её быть потише, успокоиться, для её же блага. Она успокоилась. Посмотрела на меня, что-то неразборчиво шепча: то ли просьбы освободить, то ли спасти, то ли ещё что.

Я спросил, что с ними делали. Из неровного дыхания, содроганий и слез, я разобрал только что-то о насилии. Разными вещами и предметами. Разными способами. Их тела выглядели отвратительно после всех измываний.

Сестра подошла ко мне на не держащих ногах, вцепилась в мое плечо и сказала, что их надо спасти.

А я был не уверен, что хотел это делать. Мне не было их жаль. В моих глазах это были не люди. Статисты без чувств и целей. Они просто играли свою роль.

— Ты понимаешь, что если мы спасем их, то нас убьют?

Девушка забилась в истерике, умоляя нас их спасти. Она дергалась, пыталась подползти ко мне ближе, а во мне не было ни единого чувства. Весь страх испарился, когда я понял, что это обычные статисты. Очередная смерть. Ничего нового.

— Мы должны.

Я налепил на её рот скотч обратно.

Надо было что-то придумать, но я не знал, что.

Мне было все равно, а сестра дрожала как осиновый лист.

Она зарыдала, когда я стал толкать её к выходу, а девушка позади нас орала сквозь скотч и рыдала. Я знал, что моя сестра её прекрасно понимает. Эмпатия. Сопереживание. Что угодно. Я с трудом вытащил едва ли не избивающую меня сестру из подвала, захлопнул дверь и вытолкнул сестру из кладовки.

Босс кашлянул в ладонь, нахмурился, сказав:

— Что конкретно он с ними делал? Забегая вперед.

Я хмурюсь. Трудно вспомнить такие детали, когда тебе срать было на них.

— Не знаю всего. Насиловал. Они с матерью насиловали их. Вместе. Устраивали себе шоу. Разные дилдло огромных размеров, зажимы на соски, электрические игры, настоящие кожаные плети. Снова дилдо ненормальных размеров. У них даже была секс-машина. Ага. В общем, никому бы не было приятно смотреть им между ног после подобного.

— Какой диагноз был у твоего отца?

— Шизофрения. МКБ-10. Ему якобы говорили голоса, что он должен делать. У него была параноидальная идея с тем, чтобы наказать всех «неверных и неправильных людей».

— Вам повезло, что вы её не унаследовали. Очень высок риск.

— Моя сестра была не от него. Он не знал об этом. Сказочное везение. А я… — я выдыхаю, прикрываю глаза. — Полагаю, мне действительно повезло. Шизофрения хуже всего того, что мне приходится терпеть. С ней я бы не смог нормально жить. Можно воды?