Я сам себе не доверяю, почему они доверяют мне — я не знаю.

Иногда я боюсь, что когда-нибудь у меня вскроют расщеплении личности. Вдруг, это я сам убил всех девушек? Есть ли доказательства против этого? Какова возможность, что это был не я?

Я не знаю.

Я не верю сам себе.

Я попытался найти записи с камер с того мероприятия, и львиная доля времена ушла, чтобы найти, где вообще было это мероприятие, и хранятся ли у них записи. Так сменяются один за другим коды, айпи адреса и модули, перенаправляются и изменяются. Мне просто надо получить доступ к их серверам, хоть я и понимаю, что с очень малой вероятностью, записи ещё там хранятся. Прошло много времени. Пока система без моей помощи подбирает все коды, адреса и способы к подключению, я смотрю на это почти не моргая.

Они называют меня гением, но я не делаю ничего гениального.

Тебе просто надо нажимать на нужные кнопки, и программы все сделают за тебя.

Они называют их непрофессионализм моей гениальностью.

Это не так.

Я лучше работаю с этим, я знаю, как это работает, но это не то, что называют гениальностью.

Они уважают меня за то, что выдумали сами. Это не имеет смысла. Никогда не имело.

Свет в комнате выключен, и на меня падает скудное холодное освещение от монитора. Вручную приходится поменять некоторые модули, чтобы не было никаких глюков и система подстроилась одна под другую.

На улице стемнело окончательно. Мои глаза начинают болеть. По крайней мере, боковым зрением я больше ничего не вижу.

«ты поражаешь меня тем, насколько ты идеален».

Что идеального ты во мне увидел, расскажи мне.

Пока идет загрузка, пока я вижу, как один код меняется другим, я откидываюсь на кресле и смотрю на себя в зеркало на правой стене. Что ты увидел во мне идеального?

Возможно, им всем и лучше виден процесс гниения, но никто из них так и не смог увидеть содержимое Энтони Дж. Кроули.

Мысли и чувства. Это все, наверняка, выглядит как сгнившие зубы. Черные и воняющие, без нервов, без хоть какой-то чувствительности. Вот плюс гниения. Сначала ты окунаешься в дикую агонию, а после — ничего. Все нервные окончания отрубаются и лишь иногда начинают клинить. И ты снова окунаешься в это. Снова задыхаешься. И возвращаешься к тому, что люди называют психопатией.

Как ты можешь называть этого Энтони Дж. Кроули идеальным, когда он — порождение болезни? Готовый продукт наркотиков. Побочный эффект алкоголизма. Создание, сшитое из психических заболеваний.

Моя внешность — то, почему меня любят женщины, которые не знают меня. Почему возле меня вообще есть люди, которые могут говорить в сторону меня такие слова как «доверие», как «уважение», как «любовь».

Что вы все нашли в этом сгнившем куске плоти, чтобы носиться с ним и позволять ему резать людей с последствиями в виде небольшого выговора?

Что этим хотел сказать Сатана, когда на выходе получился я?

Это выкидыш. Роды раньше положенного срока. Ты должен был сдохнуть, но тебя подключают к сотне проводов, к сотне аппаратов и заставляют жить. Это называется милосердие. Давать жизнь другому существу — высший замысел. Невероятная сила.

Что хотели сказать они все, создавая возможность отнимать жизни?

Высшая добродетель и высшая ненависть.

я никогда никого не ненавидел кроме себя самого.

Проблема в том, что не то чтобы у меня вообще был выбор.

Был я. Ребенок, которому некий мужчина и некая женщина дали жизнь. Высший замысел. И было веретено непонятных решений и вещей, к которым я приходил без собственного желания.

У ненависти есть всегда причины. Она вытекает из чего-то. Каждое чувство — порождение чего-то. Так я ненавижу себя за вещи, которые делаю. За выбор, который не принимал. За внутреннюю слабость и неумение сопротивляться. За извращенные мотивы и желания.

За что меня ненавидел мой биологический отец? Я не знаю. У него постоянно были какие-то проблемы на работе. Я знаю, что он был обычным адвокатом, и чуть позже — маргиналом от криминальной среды низшего слоя общества. Он прикрывал это все своей легальной деятельностью. Я знаю, что его компашка пыталась пробиться вверх, к «легальному криминалу» (то, чем занимаюсь я). Конечно же у него это не получилось. Эта не та вещь, в которую ты можешь постучаться и тебя пропустят.

Ироничнее всего было однажды себя обнаружить там, куда стремился твой отец большую часть своей жизни, вымещая все обиды на тебя. А потом ты становишься «не выгодным», потому что мать отдала хренову тучу денег, чтоб выкупить отца из тюрьмы за что-то связанное то ли со взломом, то ли с мелким хищением.

Тебя выбрасывают в мусорку, потому что кормить тебя нечем.

Высший замысел. Невероятная сила.

Вот о чем это. Вот так этим распоряжаются. Ты породил, ты и волен выбирать все за него. Решение, которое он не принимал. Выбор, который ты делаешь за него.

Путь в несколько десятков километров в салоне новенькой тачки, подаренной двоюродным братом на годовщину свадьбы. Всего двадцать минут. Двадцать минут и кипа бумаг.

И это, что привело меня в этот момент.

вот куда я пришёл.

Мой биологический отец понятия не имел, что превращал щенка в цербера каждым новым ударом по ребрам.

И тем более он не мог знать, что его попытка задушить меня приведет к подобному.

Понимаете ли, никто не ждет от трупа того, что он воскреснет.

Но я воскрес.

Превзошел ожидания.

Путем выбора, который я не выбирал.

Я смотрю на экран. Моргаю. Делаю резкий рывок со своего кресла. Хлопаю ящичком в столе. В первом — кокаин. Во втором — немного колес и много ещё всякой дряни. Марки и амфетамин. Есть экстази и крокодил. У меня только едва содрогается рука, когда я тянусь к ним. Я всегда это делаю, когда ощущаю себя так.

Я одергиваю себя и захлопываю ящик. Я обещал Анафеме. Это для моего же блага.

И я иду в ванну. Открываю кран, и оттуда не льется ни кровь в очень плотных её сгустках, ни куски мяса. Обычная чистая вода. Я выключаю её и снова включаю. Умываю лицо и ничего не происходит.

В цикличности каких-то действий, ты постоянно ждешь, что вот-вот оно должно случиться вновь.

Это условный рефлекс. Синдром собаки Павлова.

В первый раз, когда это гребаная физическая боль от этого гребаного приступа (не мигрень, осекаю себя я, хотя так постоянно это называю, но из общего там только вид головной боли), который длился то ли две недели, то ли три, когда я не мог спать ночью. Несколько ночей подряд. Когда в первую ночь меня он отпустил, когда я лежал той ночью без боли. Я лежал, смотрел в потолок и думал, что вот-вот должно заболеть. Но ничего.

В ту ночь я так и не смог заснуть, готовясь к внезапному чувству боли в голове, ухе, зубах, плече — где угодно.