Защитное стекло на моем телефоне треснуло. Видимо, он не выпал, это я его выкинул. На самом деле, я не помню как это происходило. Будто бы этого момента не было. Стены цвета металлика и отсутствие картины Бэкона. Никакого жужжания.

В телефоне открыт сайт заказа еды. Китайский кухня. И английские названия. Никаких рандомных изображений. Никакого красного свечения. Время — половина одиннадцатого утра.

Ладно, я больше не буду пренебрегать таблетками. Черт возьми, я больше вообще ничем пренебрегать не буду.

С бутылкой подмышкой, в гардеробе я выбираю обувь. Через сорок минут я должен быть у Анафемы. Несмотря на её интересную связь с мирком криминала, она чудесно работает в частной клинике, так что — время сеанса, запись, вся херня. Формальности всегда превыше всего.

Salvatore Ferragamo мой выбор на сегодня. Я их обожаю, а ещё я сегодня не собираюсь таскаться по сомнительным местам и бить людей по почкам, так что они не должны пострадать. Я не переживу.

Знаете, что самое занимательное в постоянных приступах? Ты относишься к ним как к данности.

Когда у меня был первый приступ с галлюцинациями — из-за наркотиков — я отходил от него, кажется, ещё с час. Сидел на диване, глубоко дышал и пялился в пространство перед собой, пытаясь переварить. А потом снова и снова, и ты уже, заглатывая таблетку, начинаешь отсчитывать время, а потом приходишь в себя и идешь по своим делам.

Так происходит медленное привыкание.

И мы привыкаем ко всему. Абсолютно.

Даже самый ужас, повторяющийся каждый чертов день, сойдет скоро за норму.

Люди, рожденные в ужасных условиях, не знающие о другой жизни, будут искренне верить, что их жизни — нормальные.

Если бы я не был знаком с Азирафелем, то думал бы, что моя жизнь — очень даже нормальная. Что это все окружающие запивают наркотики алкоголем, потом жрут таблетки на ужин, ловят болевые приступы наряду с галлюцинациями, мучаются флешбками и бессонницей, хотят резать людей, ну и дальше по списку.

Понимаете ли, я привык. Поэтому после всего этого говна я выбираю себе туфли. А потом укладываю волосы, напевая песни Queen, выпивая четверть бутылки виски. Вот эта часть жизни Энтони Дж. Кроули, которая когда-то была для меня идеальной. Вместо завтрака виски, дорогая обувь и заученные наизусть песни. Никто не говорил, что до этого ты не будешь валяться на полу, малолетний наивный пиздюк Энтони Дж. Кроули. Никто тебе этого не обещал, поэтому нехер ныть.

Перед самым выходом я вспоминаю о том, что салон моей Aston Martin DB11 наверняка в крови, так что придется прокатиться на другой. А ещё о таблетнице. Черт, как я вообще умудряюсь забыть о ней после всего происходящего.

Ах, да, привычка.

Я забираю её и беру с нижней полки ключи от второй тачки. Бентли. Я выдыхаю, когда смотрю на них. Остается надеяться, что я сегодня действительно никуда не встряну, потому что не дай Дьявол с ней хоть что-то случится. У меня три машины, и бентли свой я обожаю больше двух других. Этот Flying Spur две тысячи тринадцатого года, который я купил ещё на его презентации. На нём до сих пор ни царапинки, и это единственный автомобиль, который почти не был в авто-мастерских по причине поломок, потому что я не езжу на нем так часто и много, как на других. Чаще всего я использую её просто для ночных поездок, никаких погонь и тест-драйвов на грязи.

Тогда, когда я сто процентов не попаду в аварию и меня на стоянке не поцарапает какой-нибудь кретин. Меньше всего мне бы сейчас хотелось ехать на ней, но Aston Martin нуждается в чистке, а Maybach класса S (Вы же не думали, что я это не уточню — нет, конечно же я это уточню, чтобы Вы в миллионный раз убедились, что я тот тип, что может переплатить за имя и престижность) я так и не забрал с мастерской.

Что ж, тогда придется рискнуть. И не дай Дьявол кто-то её поцарапает. Я найду его и превращу его тело в галерею шрамов разного цвета и ширины.

Идеальное утро наивного пиздюка Энтони Дж. Кроули — я снимаю сигнализацию с дорогой излюбленной тачки.

С пустым желудком, в котором только виски, звенящей головой от недавних галлюцинаций и полной таблеток таблетницей. Никто не говорил об отсутствие этих уточнений.

Прежде чем загадывать что-либо у падающих звезд, задумайтесь о том, все ли Вы уточнили. Лучше просить не конкретные вещи, а удовлетворение истоков проблемы.

Вообще, имение хоть каких-то желаний — это всегда от существующих в Вашей жизни проблем.

В салоне пахнет кожей. Мои запястья — вечным парфюмом Versace Eros Fair.

А моя жизнь — мясокомбинатом, спертой кровью и совсем немного виски.

Когда я стою в пробке, посреди Лондона, рядом с кофейнями, в которых можно купить кофе прямо сейчас, выйдя из машины, заставив стоящих позади водителей сигналить тебе, потому что ряд сдвинулся на целых двадцать сантиметров, мне звонит Лигур.

Двадцать сантиметров. Почему им так важным эти двадцать сантиметров? Они ничего не изменят.

Пробка не рассосется, просто дайте мне купить мой кофе.

Но я в любом случае сижу в салоне своего авто, игнорируя звонок от Лигура. Я привык, но это не значит, что я хочу разговаривать.

Когда я поворачиваю голову влево, то вижу, как в соседней машине девушка ест бургер. Я морщусь в очередном рвотном позыве.

Меня тошнит от вида еды.

На мое лобовое стекло прилетает принесенная ветром салфетка с номером телефона: 44-20-о-т-ъ-е-б-и-с-ь.

Старый прикол, который засветился ещё в мемах на Reddit. Скорее всего, эта девушка взяла эту идейку с него. На самом деле, в первые эта шутка появилась в книге Паланика. А оттуда в мемы.

Нет у нас ничего своего.

Все давно спизжено.

Ветер уносит салфетку с заезженной шуткой на другое лобовое стекло.

44-20-о-т-ъ-е-б-и-с-ь.

Сильный нажим. Настолько, что салфетка могла порваться. Она была раздражена. Злой.

Мне приходит сообщение.

Азирафель.

Ты позавтракал?

Проблема текстовых сообщении в том, что ты не узнаешь нажим при письме. Уровень наклона, вытянутость и обрывистость. Никогда. Даже ни одного глупого смайла. Никогда ты не поймешь, забоятся о тебе или это сообщении стояло на таймере.

Я.

Да.

Азирафель.

Виски и хлопья не считают.

оно стояло не на таймере.

Я.

Откуда ты узнал про хлопья?

Азирафель.

Я проверил содержимое твоих ящиков. Так ты позавтракал?

Сила нажима — мне кажется, сильная. Настолько, что стержень ручки продавил бы несчастную салфетку и выцарапал бы это все на столике в кофейне, возле которой гудят машины, чтобы ты поторапливался. Двадцать сантиметров.

чего ещё касается это расстояние?

Я.

ладно-ладно, нет, не позавтракал.