Банк, в котором тусуются Колинзы, слава Дьяволу, снят в отдельном здании. Это двухэтажный огромный офис. Такой белый и такой блестящий, будто бы тут собрались устраивать королевский прием. Я паркуюсь и достаю свой макбук, который валялся без дела на заднем сиденье уже больше двух недель.

Я чувствую себя так пугающе-спокойно, что сам боюсь своего взгляда, когда встречаюсь с ним в зеркале заднего вида. Он по-тупому пустой. Такой взгляд бывает у умственно-отсталых шизофреников, когда они пытаются кого-нибудь зарезать, при этом не понимая, что делают. Ужасное зрелище, пугающее, потому что нет ничего ужаснее человека, который не понимает собственных действий. В них всегда столько свободы, что эти могут и попытаться откусить хвост у Вашей собаки. Представьте картину, а? Вам бы не понравилось общаться с такой личностью точно так же, как и мне не нравится смотреть на свои глаза в зеркале.

Поэтому я достаю запасные очки.

Мои губы сжаты в одну сплошную линию, когда я открываю макбук. Мой ритм пульса по-ненастоящему спокойный, дыхание тихое, я сам — спокойный.

Под каблуком моих туфель зажата фотография моей мертвой сестры. Когда я прокручиваю этот факт в своей голове, то не чувствую ничего. Мои пальцы на секунду леденеют, и ровно на момент застывают, потому что мне хватает мозгов чтобы сообразить касательно того, какой у меня будет отходняк после этих таблеток.

Я весь выгляжу так, будто бы мне все равно, но я вспоминаю сцену в машине, когда я думал, что вокруг глушь, и приумножаю это на три. Примерно это меня ждет, когда все таблетки меня отпустят. Возможно, хуже. Повезет если без галлюцинаций, и лучше бы Анафеме оказаться правой касательно того, что всё всего лишь действие наркотических обезболивающих.

У всех маньяков были интересные привычки. Например, Генри Холмс сдавал скелеты своих жертв в медицинские университеты. Вот вам убийство во благо. Вот вам убийство на пользу общества. Правда, нихрена это не было оправдано, но Бог (фу, как только на ум пришло) ему судья.

Я чешу шею и кусаю себя за внутреннею сторону щеки, когда лезу в личную почту их секретаря. Время интернета — святое время. Имена и фамилии в открытом доступе, найти телефон со своей системой мне не составляет труда, а там и взломать почту сможет любой школьник. Ну, кроме Хастура. Хастур не любит все эти штучки, несмотря на мою лекцию (в очень пьяном состоянии, иначе и быть не может) о том, насколько легче работать с помощью интернета и технологий. Хастур тогда поморщился, допил виски с горла и сказал, что я просто ничего не понимаю во всех тонкостях их работы.

До сих пор эта фраза комком в горле у меня стоит. Я! Не понимаю!

Тьфу ты, на Хастура и злиться нельзя.

Он вообще неплохой парень, просто бесит меня. На личный счет мое раздражение вообще принимать нельзя, потому что меня всё бесит (ну, кроме Азирафеля, прости Дьявол).

Храни Сатана современную систему, где все надо подтверждать через почту (именно поэтому у меня насчитывается электронная почта в количестве больше пятидесяти штук), поэтому получить доступ к электронному планировщику можно меньше, чем за пять минут. У меня на это уходит полторы минуты, плюс-минус несколько секунд, пока я включал музыку.

У директора было совещание в девять утра, и ему должна была перепасть налоговая база одного крупного дочернего банка холдинга «Виа-глэсс» — странно, что они задерживают выплату нам долга. Они оформили несколько депозитов в час дня. В то время, когда я в холодном поту ловил галлюцинации, они оформили у нескольких крупных предприятий депозиты.

В три часа дня — оформляли факторинг у каких-то крутых хренов с горы.

И вот сейчас — половина пятого вечера, у них сводка по валютно-обменным операциям. Отлично, валюта у нас всегда в почете.

У всех маньяков есть странные привычки и хобби. Возвращаясь к их любви к скармливанию своих жертв другим, можно усмотреть явный практицизм, который преобладает у многих насильников.

Помимо Дамера подобным занимался Роберт Пиктон. Только у него все было чуть более лояльно, в том смысле, что он делал из них фарш и скармливал своим свиньям. У него была собственная ферма, и я могу представить ту обстановку — наверняка бы за такую площадку любой режиссер какого-нибудь хоррора отвалил бы неплохую сумму.

Перед моими глазами мелькают повешенные на крюках окровавленные куски некогда людей, возле которых ходят свиньи и пытаются откусить кусок побольше. Свиньи идут на запах крови — как акулы. Даже если эта кровь принадлежит их сородичу. Да, свиньи — каннибалы.

Я моргаю и изображение подвешенной туши стирается.

Кстати, ещё Роберт сделал глушитель для своего пистолета. В форме фалоимитатора.

Давайте договоримся с Вами, что мы не будем списывать это на практичность, хорошо? Это будет наш с Вами маленький договор: меня — Энтони Дж. Кроули — и Вас. Мне просто не хочется думать о таком, и Вам не желаю. Вообще, такое никому не пожелаешь, а нам ведь хватает висящих туш людей в крови, подвешенных на крюках так, что они проникают в их кожу.

Я перехватываю изображения с камер. На первом этаже никого, кроме персонала. Ни одного клиента. Хотя обед кончился полчаса назад. Я переключаю камеры. Большинство людей находятся в главном кабинете для совещания — это мне на руку.

После того, как я глушу камеры, я ещё несколько минут смотрю на экран своего макбука. Я не нервничаю.

Итак, говоря о скармливании своих жертв людям и моей нелюбви к закусочным, Джо Мэтини смешивал мясо жертв с говяжьим фаршем и продавал в гамбургерах со своего лотка. Он говорил: «Если их смешать, никто ничего не заметит».

Несколько десятков людей каждый день жрали какую-нибудь милую рыжеволосую красавицу или угрюмого офисного планктона, которого понизили, а на следующий вечер его жестоко убили.

Хоть я и слышал о том, что человеческое мясо якобы вкуснее (чем-то напоминает курицу) и что такое следовало бы попробовать хоть раз, у меня ни разу не возникало желания съесть его. У меня был один знакомый, и он действительно изредка резал людей, а потом жарил из них отбивные. Он и мне предлагал, пообещав все это приправить фирменным соусом (не знаю, не из крови ли он), но я отказался.

Моё сердцебиение в норме, моё дыхание — тоже. Я не волнуюсь. Я пытаюсь привести себя в форму. Я сглатываю. Когда я моргаю, я вижу, как свинья роется в желудке какого-то жирного голого мужика. Хрюкая, она сжирает содержимое его тела, а вокруг валяются выпотрошенные кишки с остатками еды.

Я моргаю ещё раз. И ничего. В любом случае, мне надо поторопиться, потому что охрана по-любому может заметить внезапно вышедшие из строя камеры и активно заниматься их починкой.

Я не знаю, почему эти больные фантазии продолжают мелькать под моими веками, но я сбрасываю это все на всего лишь фантазию, потому что это уж точно не флешбеки. Надеюсь. Я часто не помню о своих заданиях, потому что просто проваливаюсь в небытие в объятьях с наркотиками. Как, например, недавно в Лос-Анджелесе. Кстати, я так и не посмотрел содержимое той флешки. Так и осталась валяться в кармане брюк, которые я закинул в стирку. Ну, придется немного порыться в корзине для белья — по крайней мере, там нет внутренних органов, так что ничего страшного.