Если бы я чуть меньше выпендривался, и хотя бы не употреблял мет, то, может, мне хватило мозгов…

— Ты что, плачешь? Болит сильно? Дать обезболивающее?

Опять этот блядский голос.

Я с трудом повернул голову, заметив того самого мужика, который лупил меня кнутом, а потом поил водой.

— Давай.

— Ага, секунду, — сказал он сквозь зубы, сжимая нитку. Щелкнули ножницы, он отошел, а потом вернулся с шприцом.

— А можно столько, чтобы я сдох нахер?

— Только чтобы ты впал в кому, но я потом сам за это сдохну.

— Тебе сказали делать так? — попытался я хоть как-то собрать все свои мысли в кучу, но в купе с паникой, страхом, безнадежностью и ужасом, а ещё дрожью и всхлипами, всё это вышло в какую-то кашу.

— Делать что? — он проверил мое плечо, что-то там пощупал.

— Делать это так аккуратно.

— Нет, у меня так сын умер. Тоже подобные шизики стащили и избили до смерти.

Я шморгнул носом и отвернулся. Глаза сами по себе слезились, и я не знал, от какой именно боли: физической или моральной. Я ощутил, что на мне даже были штаны. Ну хоть на том спасибо.

— Мне сказали не трогать твои… раны от кнута, но я могу и их обезболить.

Я кивнул и уткнулся в сгиб локтя, натурально зарыдав. С всхлипами, вздаргиваниями, ревом и дрожью. Он потрепал меня по голове и снова что-то в меня вколол. Потом помог встать, а я просто сидел и рыдал. Больно было все равно везде: на ногах, на спине, в заднице, в глотке, на груди, во рту, в голове, в ушах. В плече. Казалось, стекло было прямо в нем. Внутри. Зашито.

Я пытался успокоиться, но меня трясло так, будто бы это снова было не мое тело. Будто бы я был одной сплошной болевой точкой. И я понял, что эта была самая обыкновенная истерика. Такая, которая была у меня в ванной. Потом пришел Азирафель и все стало хорошо. Но сейчас Азирафель не придет.

Он резко оторвал мои руки от моего лица и запихнул в мой рот таблетку и залил водой.

— Успокоительное. Скоро пройдет.

Я ему не поверил. Меня продолжало тряси, все тело болело, внутри будто органы сжались в один комок.

— Что ты им сделал, а? Тебе ж лет сорок, как в таком возрасте можно наделать было таких глупостей?

— Ничего, — просипел я. Я не хотел с ним разговаривать, но мое сознание настойчиво видело в этом мужике единственную нормальную людскую душу, которая хотела мне хоть как-то, но помочь. Вот что такое стокгольмский синдром. Вот оно.

— Просто так?

— Сыну мстит. Я его лучший друг.

Мой голос сипел, он дрожал, содрагался, прерывался на всхлипы, но я продолжал говорить. Мне надо было отвлечься, надо было прийти в себя. Пока что я не понял, что мне некуда было приходить.

— А где этот лучший друг?

Я пожал плечами. Меня трясло от холода. В углу валялась моя рубашка. Чистая. Чего не скажешь о штанах, которые все были в крови.

Мужик тяжело выдохнул и стал складывать все обратно в аптечку.

— Ты можешь здесь оставить что-нибудь острое?

— Что? — он уставился на меня.

— Ну, такое, знаешь, ножницы или лезвие. Типа завалилось где-то, а я найду и порежу себе вены. Или горло.

Он смотрел на меня диким взглядом. Да как ты, блять, не поймешь, мне если и подыхать, то прямо сейчас?

Я не знал, говорил ли я это сам себе, или хотел сказать ему.

— Да ладно тебе, мужик, чего умирать сразу? Это выход в никуда. Подожди, может… придет твой друг.

— Сколько суток уже прошло?

Он замялся. Я понял, что не день и не два.

— Пять дней. Первые сутки ты не приходил в себя из-за антидота. Я тебе желудок промывал.

Я пришел в истинный ужас. Пять?! Пять дней?!

Нет, точно никто за мной не придет. Всем насрать на меня, наверное, все даже вздохнули с облегчением, осознав, что отделались от этого гребаного параноика-психопата. Наверное, отпраздновали это или что-то вроде того.

Я ощутил, что стал задыхаться.

А вдруг это всё реально было планом? Свести меня с ума, добить этими убийствами и привести сюда, в руки этому психопату? Вдруг Босс с Азирафелем давно это хотели сделать? И нет никакого Рафаэля, Азирафель просто сам по себе такой, просто притворяется? Вдруг и Гавриил, и Юсуф — план Босса? Нанятые им люди, чтобы просто меня напугать? И сам он себя вел как заботливый папаша только для того, чтобы усыпить мое к нему недоверие? Вдруг…

Я пришел в себя, когда меня тряхнули за одно плечо, что аж в голове что-то звякнуло.

— Нормально?

— Нет, — честно ответил я, но хотя бы пытался дышать. — Слушай, что угодно, хоть тупые ножницы.

— Нет, — твердо отрезал он и вся надежда во мне просто испарилась. Он закрыл свой ящичек, окинул меня сочувствующим взглядом и ушел.

А я остался сидеть один. Боль немного стала отпускать, я аккуратно встал. Он как-то зафиксировал мои пальцы, но не до того, чтобы они смогли срастись. По крайней мере, сильнее я их не поврежу. Я поднял рубашку и накинул на себя, с трудом застегивая на пуговицы. Оглядел комнату, находя пятна крови и спермы.

Я походил какое-то время, пытаясь найти хоть что-то, но все ящики были закрыты. Цепями особо ничего не сделаешь. Попытался перегрызть зубами — ничего не вышло.

Через какое-то время я заснул. За пять дней я даже не ел, да и толком в себя не приходил. Даже в туалет не хочется. Хотя не удивительно — нечем. Мне даже пить не дают.

Меня разбудили жестким толчком в лицо. Ногой. Я отмахнулся, будучи ещё во сне, и меня ударило ещё сильнее. Но не ногой. По шее что-то прошлось и я подскочил на месте, ударившись затылком о стену. Поднял запуганный взгляд вверх и сглотнул.

Этот выродок стоял и улыбался, держа в руке небольшой пульт. Нажал и меня снова пробрало током. Я вцепился в шею, нащупав массивный ошейник.

Долбанул по ребрам, потом сильнее, и я уже повалился на пол, ударился недавно зашитым плечом о него. Мне показалось, что у меня разойдутся все швы.

— Судя по тому, сколько ты спишь, весь антидот из тебя не вывели. Нужна капельница, наверное? Не знаю. Возможно, ты просто войдешь в кому, а я отрежу тебе ноги или руку, и отдам Азирафелю. Положу под дверь.

Он ударил в живот так, что меня прибило к стене.

— Меня, возможно, через неделю или чуть больше посадят. Твой Босс всё обнародовал. Ну и к черту. У нас есть с тобой время, да? Он все равно о тебе не особо волнуется. Хотел мне поднасрать — он это сделал.

Он ещё раз нажал на кнопку, на этот раз задержав подольше, и я вскрикнул, срываясь на визг. Боль будто выбрировала у меня на шее, жгла — ожог, наверное, будет.

— Стекла битого боишься, да?

Я посмотрел в сторону двери. Посмотрел на него. У меня нет особо много сил, но, наверное, завалить я его смогу. Сейчас он откроет какой-нибудь шкафчик, я кинусь на него, прибью первым, что попадется, и кинусь к двери. Даже если застрелят — хер с ним. Это куда лучше, чем лежать здесь.