— Если что, то все честно, — он внезапно положил мне руку на макушку. Я вздрогнул от неожиданности, готовился к удару, но нет, ничего. — Я не соврал тебе, — пальцы зарылись в волосы, будто поглаживая. Я затаил дыхание, всё ещё смутно соображая, но думая, что он вот-вот меня ударит. — У Юсуфа я снял тебя сегодня утром. Правда, — мои плечи были напряжены, и только сейчас я понял, что меня не обо что было бы бить. Стена была в трех метрах. Он продолжал перебирать мои волосы. — Он предлагал яд. Даже прислал мне его. Хотел все доделать, деньги возвращать не хотел, — он выдохнул, убрал руку и обошел меня. Взял за подбородок и посмотрел в глаза. — Я могу тебе рассказать всё-всё, — я попытался ответить, но только зубы стучались друг от друга. Я, чисто в теории, понимал, что это был спровоцированный какой-то дрянью страх. И паническая атака тоже — спровоцированная. Он подмешал или вколол какой-то наркотик или типа того. Но это не уменьшало того, как меня крутило этим страхом до того, что мышцы на руках дергались.

Он погладил меня по щеке. Удара не было. Я не знал, о чем мне думать, я все надеялся, что сейчас придет Азирафель или мой Босс, и спасут меня. Я наделся на это каждую секунду. Или Лигур. Или Война. Кто-нибудь. Пожалуйста.

Никого не было.

Идиот. Идиот. Идиот. Надо было слушать Босса и Азирафеля. Не надо было никуда идти. Он снял меня утром, я бы не пришел и все было бы хорошо. Он бы не смог меня достать так, чтобы никто ничего не подумал. А теперь все, сдохну прямо тут. Всё как я хотел! Думал сдохнуть? Получай! Самым унизительным способом, наверняка!

— Ты так хорошо выглядишь, когда трясешься! — сказал он с истинным восторгом, и у меня с трудом склеились в голове обрывки диалога. Что-то про красоту, про зависть, про насилие… Мне казалось, что я побледнел, потом осознал, что бледнеть мне просто было некуда. Лицо было ледяным. — Я просто подумал, что яд — это такая скука. Ты просто умрешь. Возможно, на руках у Азирафеля, и это будет больно, но не так, как, например, я могу оставить тебе инвалидом. Что будет думать Азирафель? Как думаешь, ему будет больно? Вы близкие друзья, да? Насколько близкие, м? — он наклонился к моему лицу так близко, что я ощутил жар на своей коже. От его дыхания. Его зрачки были ненормально расширены. Он резко отпрянул от меня и куда-то отошел. Моё дыхание сбилось так, будто я пробежал километровую дистанцию. Мои внутренности перекручивало буквально.

Он вернулся с какого-то темного угла с небольшой бутылочкой виски. Огляделся, нащупал что-то на стене и включился нормальный свет. Не эта маленькая лампа, стоящая поодаль меня, а свет.

Я огляделся, жмурясь от рези в глазах. Это было похоже на гараж — так можно было подумать, если не присматриваться. Когда мои глаза привыкли, я ощутил, как меня пробрал холодок. Да, это гараж. Но не для машин. Для людей. Куча инструментов, включая медицинские, с потолка висели цепи, какое-то кольца. На стенах так и не отмытые пятна крови. Меня затрясло ещё сильнее.

Азирафель? Люцифер? Лигур? Кто-нибудь?

Это не может кончиться здесь, нет-нет, никакой инвалидности, пускай лучше убьют.

— Ты красивый, — снова сказал он, пялясь на меня этим мерзким взглядом любящего отца. Мне казалось, что я сидел голый. Он подошел снова ко мне и взял за челюсть. — Открой рот.

Я услышал не его голос. Я услышал грубый голос моего отца. В нос ударил спертый запах крови, спермы и пота. Ощущение твердого члена у головы. В глазах снова помутнело, и я очнулся только тогда, когда его пальцы ощупывали у меня во рту зубы.

— Ага, один выпал полностью, — я замычал, но почему-то сил на то, чтобы укусить его не было, — тише, солнышко, тише, боже, какой ты красивый!

Я ощущал, как по подбородку стекала липкая вязкая слюна с остатками крови. Пальцы прошлись по языку, остановились у крайнего моляра и прошлись вверх.

— Ага, осколок. Наверно, неудобно, язык режет?

Я истерически замотал головой. Удобно-удобно-удобно! Только не трогай меня, уйди, просто убей. Выстрели мне в голову. Хватит.

Я не мог на него смотреть, не мог слушать. Я видел своего отца. Сердце, казалось, сейчас взорвется вместе с венами на запястьях. Я не мог пошевелить частями тела, руки не поднимались, ноги онемели будто от приступа.

— Сейчас уберем, — ласково сказал он, вынимая окровавленные пальцы, и меня затошнило. Я истерично закачал головой, ощущая, что меня сейчас вырвет или остановится сердце. Я так хотел, чтобы оно остановилось. Его ритм был бешеным из-за сменяющих друг друга панических атак. Я всё ещё видел вместо него своего отца. Я снова ощущал себя малолеткой, которую избивают, унижают, насилуют, вытирают о него ноги, топчутся по ребрам, втаптывая в стекло.

Я попытался дернуться, но — ничего. Я даже говорить не мог. Он что-то мне вколол, наверняка. Или это антидот? Или панические атаки, в которых одна сменяла другую? Всё сразу? Я не знал.

Когда он повернулся ко мне снова, я даже не посмотрел, что он держал в руках. Я закрыл глаза и попытался сказать себе, что это не мой биологический отец. Нет-нет, сто тысяч раз нет. Это просто гребаный шизофреник, у которого идея фикс — отомстить своему сыну.

Я широко раскрыл глаза, когда он резко раскрыл мою челюсть и что-то очень жесткое уперлось мне в небо. Эта штука была жесткая, металлическая и жутко царапала. Он зафиксировал что-то на моей челюсти, и я понял, что это была распорка. Челюсть тут же начала сводить от положения, эта штука жутка сдирала кожу. Голова закружилась сильнее.

Он снова залез своими пальцами мне в рот, нащупав зуб. А потом он поднял свою руку. Со щипцами.

Я замычал, стал дергаться, двигал руками, но я даже не смог их поднять.

— Тише-тише, солнышко, маленькое хирургическое вмешательство, скоро, совсем скоро, все будет хорошо, — заговорил он, направляя эту хрень в мой рот. Я буквально завыл, и во мне внезапно нашлись силы, чтобы дернуться так, что стул двинулся вместе со мной.

Он замер и выпрямился. Покачал головой и цокнул.

— Если ты и в детстве таким был, то я не удивлен, что твоему отцу приходилось держать тебя в ежовых рукавицах.

Хватит. Заткнись. Не говори о нем. Сердце вот-вот готово было взорваться, голова шла кругом, глаза были мокрые, а челюсть болела. Пульсировала десна до сих пор на том месте, где когда-то был зуб.

Он высвободил мои руки, но силы в нем было достаточно, чтобы завести их за спинку и привязать. Правую на правой стороне, левую — на левой. Он вернулся ко мне и снова поднял руку со щипцами. Я снова мычал, и всё дергал плечами и пытался зарядить ему куда-нибудь свободной ногой, но она отрывалась не больше, чем на несколько футов. На мне будто вместо обуви был кусок бетона или олова.

Я ощутил во рту мерзкий вкус железа, а потом как щечки ударились о мои зубы. Сердце заколотилось ещё сильнее, хотя я не был уверен, что оно могло сделать это сильнее. Жело плотно обхватило осколок зуба, и Альфред пару раз дернул на пробу. И каждый раз мое сердце останавливалось. Я зажмурился, ощущая, как голова шла кругом.

Он плотнее их зафиксировал, и мое сердце болезненно сжалось, вторя его движениям. Он с силой дернул их, и я ощутил, как зуб расшатался. Из моей глотки вырвался сдавленный крик, а руки содрогнулись из-за боли. Он покачал головой и сделал это ещё раз. И ещё раз. И так до тех пор, пока мой крик не превратился в визг, а перед моим лицом не оказался зажат мой вырванный зуб.