Это просто депрессия и мет. Наркотики и антидепрессанты.

А ещё насильник-отец, мать-проститутка, изнасилованная сестра, групповые изнасилования, рабы в подвале, запах крови и спермы, мерещащийся ночами. Это наркотики, алкоголь, сигареты. Это ножи, пытки, издательства. Это драки и унижения. Это рождение на свет в роли мальчика для битья. Это проживать большую часть жизни убивая и насилуя. Это галлюцинации, бред и психоз. Это видеть ночью на себе чужие взгляды, ощущать, как что-то ползет по кровати, в твоих венах. Это вкус ржавчины в воде.

Добро пожаловать в жизнь Энтони Джей Кроули. Это все я.

никто тебя от этого не избавит.

— Я не собирался умирать. Не знаю, с чего ты взял, что я это сделаю. Мало ли, чего я хочу.

— Ты врешь, — прошипел Азирафель так сипло из-за того, что утыкался в мою рубашку. — Ты хочешь это сделать. Ты всегда этого хотел. Ты просто ждал подходящего момента. И вот, думаешь, что нашел его. Ты хочешь умереть, хочешь оставить меня.

— Не хочу.

— Хватит. Хватит, мать твою, хватит! Сколько можно врать, Кроули, я ненавижу тебя!

Он сказал это, все ещё рыдая мне в плечо, все ещё сжимая мои ребра до нытья на коже, в самих костях.

Я ведь не говорил, что умру. Не говорил же? Я думал о том, что, возможно, я мог оговориться, так же, как и говорил про отвращение, которое видел в его глазах. Просто не помнил.

Наверное, тоже не надо очень стараться, чтобы понять, когда человек действительно собирается умереть.

С каждым днем всё становилось только хуже.

Ничего не помогало, ничего не происходило. Только Азирафель рыдал на моем плече. Потому что ему было больно. Из-за меня. Я должен был радоваться, но не ощутил почему-то ничего, кроме остервенелого желания достать из себя всё дерьмо.

Я осторожно отдалил его за предплечья, посмотрев в его глаза. Покрасневшие на веках, уставшие, не высыпавшиеся.

Я испугался. Вот его лицо после того, как мы начали отношения. Ещё раннее оно было спокойным, таким, как всегда. А сейчас… вот.

— Ударь меня.

— Что? — опешил Азирафель, его голос только содрогнулся и он сам весь вздрогнул от шока.

— Ударь меня. Ты ведь хочешь этого. За то, что я треплю тебе нервы, ухожу на ночь, психую и обвиняю тебя в том, что ты не делал. Довожу до слез. Ударь. Сильно. Выкрути мне руки или сломай пальцы.

— Что ты… что ты говоришь, Кроули? Я не хочу те…

— Ты хочешь. Посмотри, до чего я тебя довожу! Я не заслужил ни поцелуев, ни посиделок у искусственного камина, ни твоих прощаний. Блять, чувствую, что мне нужно это. Просто тресни, вдруг я приду в себя!

Он не ударил.

А я и вправду хотел, чтобы меня ударили. Сделали подсечку, свалили на пол, избили ногами, сломали нос, вывихнули челюсть. Убили, черт возьми.

Мне так казалось, что если он меня ударит, то мне станет легче, это тупое чувство вины, что засело у меня в глотке, исчезнет. Оно не задерживалось больше, чем на час, но я сижу так с самого утра.

— Я никогда этого не сделаю, Кроули. Я не хочу, чтобы тебе было больно.

— Как ты не понимаешь, Ази…

— Нет, это ты не понимаешь! Это просто наркотики и депрессия. Ты не в себе. Ты не можешь ехать в таком виде на ужин. Умоляю, позвони Анафеме, пускай она приедет. Тебе нужно прийти в себя, Кроули, умоляю… — его голос стал ниже и тише, и, казалось, он был почти обессиленным, без надежды, когда он добавил: — приди в себя. Я не вижу своего Кроули.

Это то, о чем говорила Анафема, да?

Я не его Кроули.

— Ага, а когда я им вообще был? Я просто генетическая ошибка, психическая болезнь, выродо…

— Заткнись!

Он ударил меня. Так, что звон в ушах стоял ещё с тридцать секунд, что заболела вся челюсть.

Об этом я Вам говорил. Неважно, что тебе говорит человек, какие слова, важны лишь поступки. Так тебе говорят «я не сделаю этого», а потом это все-таки происходит.

Он обнял меня, прижал к себе, уткнувшись носом в макушку и зашептал что-то то о том, что мне нужной прийти в себя, что-то про мой неясный взгляд, про мои слова. Я не мог разобрать слов, потому что они прерывались всхлипами, сипами, дрожью.

Его сердце билось в груди как бешеное.

Без понятия, сколько он так просидел. Ровно до того момента, пока Азирафель не пришел в себя — не знаю, насколько я вообще имею право говорить такое в сторону хоть кого-то. Его хватка на моей шее ослабла, и я с трудом, оперевшись на затекшую руку о спинку дивана, более-менее выпрямился. Мои волосы растрепались, челка падала на лоб. От него по-прежнему пахло валерьянкой.

— Ты не передумал, — прошептал он мокрыми губами.

Я кивнул головой. В таком своем состоянии я вообще думать особо не мог, а он ждал от меня каких-то адекватных решений. Разве не смешно?

Я посмотрел ему в глаза.

Бессонная ночь, мет, алкоголь, антидепрессанты. Если хотите совершить самоубийство, то вот оно.

Я вроде по-прежнему не собирался умирать. Я сказал это вслух, но Азирафель лишь тяжело выдохнул.

Я потянулся к нему, взяв его лицо в ладони и поцеловал. Очень целомудренно, и это затянулось на ещё минуту. Я сказал:

— Ты ведь в любом случае знаешь, что чтобы не случилось, у меня не было никого важнее тебя.

— Я верю.

— Но не веришь в то, что я не собираюсь умирать, да?

— Ты просто не видел себя со стороны, Кроули. Над тобой будто всю ночь издевались и унижали, накачали наркотиками, а в итоге притащили сюда. Такие люди не думают о жизни.

— Я думаю о тебе. Не о жизни.

— Мило, но по-прежнему грустно.

— Я люблю тебя.

Вранье, да? Не имеет смысла.

— Я тебя тоже.

Через какое-то время он добавил:

— О тебе даже Босс заволновался. Представь, какой у тебя был голос, раз ему хватило даже его, — он посмотрел на пол и добавил: — я могу достать наручники, прицепить тебя к батареи и никуда не пускать. Позову Анафему и все такое.

— В тебе говорит Рафаэль.

Он пожал плечами.

— Иногда мне кажется, что он как-то на меня влияет. Так ты пойдешь? Ты уверен?

— Ага, выбора особо нет. Не пойду я, они достанут меня позже. Так я просто со всем разберусь.

— Введи антидот.

— Что?

— Прямо при мне. Всё.

Я покосился на него, чуть попятившись.

— Слишком рано. Он может не поде…

— Они действуют до пяти часов. Введи его.

Он смотрел прямо мне в глаза и сейчас я поверил, что он в действительности мог скрутить меня и ввести его насильно.

— Если я захочу умереть, то я сделаю это другим путем. Тут нет смысла выпендриваться. Я введу его, когда подъеду к нему.

— Хорошо, я поеду с тобой.

— Что?

— Я поеду с тобой, или ты против?

— Нет, но вдруг он тебя увидит или типа того, и…

— И что? Убьют меня? Выстрелят из арбалета? Я еду с тобой, Кроули, это не обсуждается. Мне всё равно, какие ты там способы себе ещё придумаешь, я хочу, чтобы я смог нейтрализовать каждый из них. До тех пор, пока тебя не отпустит это. Я буду рядом с тобой, ты понял меня?