Он посмотрел на содержимое черной коробочки. В отличие от той, что подарена Азирафелю, эта — просто коробочка из инвара (у него наиболее низкая теплопроводность). Никаких рисунков. Очень старая и обшарпанная.

Задняя дверь.

— Та, что самая крайняя — капсула цианида. Самая быстрая смерть, о которой ты можешь только и мечтать, когда стреляешь из пушек без лицензии на них. Но это для меня. Ну, знаешь, форс-мажор. А другие — яды. Чуть левее — заставит тебя рвать до обезвоживания. Ты даже пить не сможешь. Стакан воды и твое органы захотят вырваться наружу. Как у морского огурца. Ещё дальше — лишает зрения. Рядом — новичок. Доза мизерная, но после основных симптомов ты, возможно, останешься инвалидом. Ещё есть зарин и табун.

Его взгляд — он пялился на это так, что не надо было быть гением, чтобы понять, что сейчас он бы просто хотел умереть. За секунду или две. Смерть — это лучшее, о чем он мог просить. Но все эти капсулы, которые хранятся здесь — они о другом. Кроме крайней, но эти штуки всегда использовалась для быстрого самоубийства, если ситуация того требует. Если угрожает смерть многим страшнее.

Эти аптечки есть не у всех, как я сказал. По крайне мере в таком наборе, что они у меня. Каждый может приобрести из наших вещество, способное убить твой организм за минуту. Но другие яды уже каждый покупает и заказывают индивидуально. Кто-то вообще этим не занимается.

— Если ты сейчас не скажешь мне хоть что-то, блять, полезное, я скормлю тебе что-то из этого. Просто засуну тебе это в пасть. Ты не можешь не знать ничего.

— Я… я… послушайте, я бы не стал что-то укрывать от вас, зная, что вы…

— Я считаю до десяти. Раз. Два.

Он нервно закивал. Я увидел, как дрожали его руки — нет, они полноценно тряслись. На висках выступил пот. Я мог поспорить о том, что его сердце колотилось как бешеное. Он ведь понимал, что ему тут не дадут умереть. Это оставит его инвалидом.

Я не играю по-честному. Никто не играл так со мной, поэтому я просто не знаю правил.

— Три. Четыре. Пять…

— Вы можете проверить все денежные поступления, может, там как-то можно отследить. Он нам всегда перечислял деньги на карту с одного счета.

Я вскинул бровь. И поднял руку, щелкнув пальцами. Он пялился на меня, затаив дыхание. Я перестал считать, но не убрал эту штуку, которая выглядит как атомное оружие в миниатюре.

В дверном проеме застыла тень офицера, и я попросил воды.

Он продолжил смотреть на меня. Его руки тряслись.

Я медленно взял аптечку, разглядывая капсулы. Между прочим каждая очень дорогая. Серьезно, яды — а особенно такие — денег стоит приличных и тратить их на подобную грязь то ещё удовольствие. Новичок я трогать точно не собирался.

Я достал одну из капсул. У некоторых пищевая оболочка, у некоторых — нет. Все зависит от их агрегатного состояния, действия и возможности хранения. Передо мной поставили пластмассовый стакан воды. Тишина. Офицер ушел и я разламываю капсулу в этот стаканчик.

Он смотрел за этим бешеным взглядом. Его дыхание учащено, весь лоб в поту. Он бледный. Нет. Не бледный. Зеленый. Тряска его рук настолько сильная, что периодически шумит тонкая цепь наручников о металлический стол.

Я взял стаканчик и подошел к нему. Он замотал головой, попытался что-то сказать, но я слышал только неясное содрогания, заикания и ещё какие-то звукоподобные вещи.

Сжав его волосы и заставит откинуть голову назад, я вылил где-то половину в его рот, плотной зажав челюсти.

— Если не сглотнешь, я достану новичок.

конечно же не достану.

И он сглотнул, пялясь мне в глаза так испугано и с таким ужасом, что у меня мурашки по коже прошлись от удовольствия. Я ощутил, как у него ухает сердце в шее. Какой бешеный ритм.

Когда я опускаю руку, мне кажется, что он сейчас захнычет. Или у него начнется истерика. Или нервный срыв.

— В твоей анкете было написано, что у тебя высокая стрессоустойчивость. Наебали, — я покачал головой и взял отставленный полупустой стаканчик с водой. Я улыбнулся ему и сказал: — За твое здоровьице.

И я выпил его.

Тишина. Такая тишина, что, мне кажется, я слышу, как эхом билось его сердце в грудной клетке. Быстро, нервно и неровно. Он смотрел на меня и нихрена не понимал. Ничего. Просто трясся.

Он всё ждал, пока кто-нибудь из нас начнет загибаться в судорогах или тошнить. Что-то такое. Я сказал:

— Успокойся, это витаминный комплекс в виде порошка. Я не стал бы тратить на такую шавку, как ты, хороший и дорогой яд.

Пауза.

Он потерял сознание.

А я подумал о том, насколько было бы смешно, если бы я перепутал капсулы.

Я пожал плечами, смял стаканчик и выкинул в урну около двери, оставляя его одного. Пройдя чуть вперед, обойдя ещё одну будку охраны, я пошел по коридору, окликнув Гавриила. Он с кем-то разговорил. Это кто-то посмотрел на меня, недовольно сморщился и спешно куда-то удалился. Я хмыкнул.

— Вы всё?

— Ага, он в отключке.

— О, ясно. Смотрю, тебе тоже нравится подобное.

— Слушай, организуете ему лет пять? Или что-то вроде того?

Гавриил посмотрел на потолок, нахмурился, задумавшись, а потом кивнул.

А я подумал лишь о том, что гемора мне только прибавилось. Кажется, Юсуф нашел мне самого бесполезного и тупого соучастника. Будто бы я мог надеяться на что-то другое.

По крайней мере, у меня остался чистый костюм.

Я проверил телефон.

«да, конечно»

***

Самое забавное в этом всём то, что мы так привыкли видеть только проблемы и неудачи, что, вспоминая прошлое, с ужасом понимаешь, что, в общем-то, ты был счастлив, но почему-то был уверен, что у тебя были серьезные проблемы со всем. Так я думал год назад. Так я думаю сейчас. Так я буду думать через год.

Я думал о том, что ничего не вечно и какое-то событие, один шаг, одно решение, может изменить всё. Будто в твоей голове поселяется другой человек, живет твоей жизнью и смотрит другими глазами.

Мне показалось, что через мои глаза на Азирафеля сейчас смотрел кто-то другой. Почти две недели назад мы сидели у него точно так же, и всё было абсолютно по-другому. А теперь кто-то другой смотрел на него, а я мог только наблюдать за этим и думать о неправильности всего происходящего.

Я был счастлив.

Но слишком много думал о своих проблемах.

Мы пытаемся делать вид, что все в порядке, обсуждаем разные вещи, которые не связаны с проблемами. Мы пытаемся сделать вид, что мы счастливы по-настоящему, но проблем слишком много, чтобы мы не могли их замечать. Мы пьем вино. Любимое вино Азирафеля, которые я не люблю. Я пью его, чтобы казалось, будто мы счастливы.

Я ведь так долго мечтал об этом, так почем же я не счастлив?

И почему не счастлив он?

Азирафель в один момент просто сдался, тяжело выдохнул и не ответил. Потому что ему больше не хотелось обсуждать низкий культурный уровень, который наблюдается на книжных полках и в любительских рецензиях на фильмы. Он хотел не этого. И я знал это.