Сколько их в запасе?

Азирафель выдохнул, помассировал виски и снова посмотрел на меня. Нам обоим надо бы было успокоиться, но во мне и так не была ничерта. Только пауза. Остановка жизнедеятельности. Гибернация. Ничего более. Об этом давно уже было сказано и показано в схемах и диаграммах.

— Давай поговорим в другом месте?

Я лишь кивнул. Не знаю, боялся ли он, что я начну кидаться вещами, я бы в любом случае не начал. Потому что время остановилось, а правила таковы, что в застывшем пространстве ничего нельзя поднять. Даже, порой, собственное тело.

Он оставил какую-то мелочь на столике и пошел вперед. Я видел его напряженную спину. Может, следовало ему объяснить, что я не зол? Кажется, он немного напуган. Гавриил говорил, что он давно не в себе, и…

Я пошел за ним.

У него не было своей машины, он говорил, что ему не особо нравится водить; я его мнения, конечно, не разделял, но зато у нас не было проблем того, кто сядет за руль.

— Ты ехал пьяным, да? Вел пьяным? — спросил он, когда мы вышли на улицу.

— Я часто это делаю. Пошли. Или боишься? Может, ты мне не доверяешь?

Он застыл, пораженно глядя на меня. Я бы сам себе дал по морде, но он почему-то этого не делал. Впрочем, Азирафеля я никогда не понимал. В последнее время его личность кажется мне просто странным неясным образом. Он был некогда святым, но теперь я вижу в его руках автомат.

Небольшая загадка Вам перед сном:

Остается ли оружие священным, если из него были убиты невинные люди ради достижение субъективной святой цели?

Мы сели в машину и я завел её, выезжая из стоянки. Я планировал просто покататься. Поехать за город, может, выехать на предельную скорость. И врезаться во что-нибудь. Разбиться к хреновой матери. Но тогда в выигрыше останется Юсуф, а мне это не особо и льстило, если честно. Пошел на хер этот говнюк, хрен ему, а не моя смерть.

Какое-то время мы ехали молча, а потом Азирафель сказал:

— Ты не в настроении?

— Ага. Именно не в настроении. Ни в плохом, ни в хорошем. В целом все хорошо. У меня сошли ожоги и раны. Сняли швы. Всё нормально, ага.

Он опустил голову, а потом посмотрел за свое плечо.

— Что это за чемодан?

— Так, по работе, не забивай голову.

Я посмотрел на него, и на секунду во мне что-то резануло. Пока он абсолютно будничным взглядом смотрел через своё плечо, я смотрел на него, и в моей голове и в груди бесконечно тянулось чувство ностальгии. Моих чувств к нему. Я вспомнил, с какой раньше нежностью смотрел на него. И он все это знал.

Я был ему предан.

И предан им же.

Смешно.

Но в этот миг я смотрел на него, и что-то было во мне. Что-то вне этого мига. Как будто я был вне своего тела.

Я снова посмотрел на дорогу.

Мы поцеловались, когда оба были пьяными. Не подумайте, без языка, ничего такого. Азирафель пытался отвязаться в баре от какой-то девушки. Я пошутил, что мы геи. Мы были пьяны все втроем, поэтому она попросила нас это сделать.

Наверное, она спалила бы нас по тому, с каким ужасом на меня посмотрел Азирафель, но я пожал плечами и сделал это. Я поцеловал его. Фактически, платонический поцелуй. Ни слюны, ни языков, ни лязганья зубами о зубы. Губы Азирафеля оказались влажными от того, что он постоянно их кусал из-за ситуации.

Зато девчонка отлипла от нас, а Азирафель весь вечер косился в мою строну с немым: «ты, черт возьми, реально это сделал». Я пожал плечами, потому что да, я это сделал, и мне понравилось, поэтому я не жалею.

Я не знал, жалел ли он. Я не спросил.

Все мы знаем, почему. Потому что на самом деле я никогда не думал о его чувствах в прямом смысле. Это всегда было обманом, обращенным к самому себе.

— Ты ведь убил Эмили, да? Объясни мне это. Думаю, мы должны начать с этого. Просто обязаны.

Азирафель посмотрел на меня, а потом тоже уставился на дорогу. Он не выглядел удивленным, но и не сказать, что он был расслаблен. Он покачал головой:

— Мы должны начать с другого. Да, я никогда не был честен с тобой. Прости. Мне жаль.

Я кивнул.

Я это уже знал, поэтому я даже не обратил на эти слова должного внимания. Хоть и что-то это поддернуло во мне. Самоуверенность. Понимаете, когда Вам говорят в лицо, что да, Вам врали, а Вы велись — из Вас просто делают придурка. Никому такое не нравится. Я резко завернул направо так, что машину едва занесло, и Азирафель схватился за бардачок, чтобы удержаться.

— Если тебе интересно ещё, то конкретно я никогда не врал тебе.

Я нахмурился.

Это была правда.

Он говорил правду снова. То же, что было в его интонации в моих воспоминаниях. Я знаю, когда Азирафель лжет, потому что видел это слишком часто. Его способы такие же, как и у Юсуфа. И сейчас он не врал.

— После того, как у меня был сложный период с отцом во время колледжа… Это… ну, как бы сказать.

— Скажи прямо. Ты же не врал мне. Скажи правду.

— В двадцать один мне диагностировали диссоциативное расстройство идентичности.

Пауза.

Правда.

Блять, зачем я вообще Вам об этом говорю, как будто бы был смысл врать о таких вещах.

— Я понял это, когда стал замечать у себя в телефонной книжке незнакомые мне номера. Звонки. Целые сообщения. Я думал, что у меня проблемы с памятью из-за наркотиков, стал пить лекарства. Однажды я шел из магазина — в смысле, реально я — и ко мне подошел какой-то мужчина, положил руку на плечо и поприветствовал, идя со мной вровень. Он сказал, что ему очень нравится то, как я срабатываюсь с коллективом. Я вообще не понимал, о каком коллективе он говорил. Я тогда только закончил колледж, и у меня не было работы. А то, что было — наркотики. Я посмотрел на него и: «извините, вы ошиблись». И ушел. Он не ошибся.

Азирафель взял паузу, нахмурившись.

— И кто был тот мужчина?

— Люцифер.

— О, блять, как неожиданно, — я выдохнул и нахмурился, снова сворачивая. Я ехал напрямую за город. Меня нервировали машины и светофоры. А тут ещё, блять, такая крутая история! Надо было остаться в баре и что-нибудь выпить.

— Я пошел к психотерапевту. Я сразу сказал, что, наверное, это из-за наркотиков. Или что-то вроде того. У меня стали пропадать целые сутки. При этом моя девушка говорила, что вчера мы смотрели с ней фильм. А стою и помню, что вчера она поздно пришла со своей работы и легла спать.

— И как ты справился с с этим? С провалами в памяти из-за… этого?

— Психотерапевт дал мне одну рекомендацию. Приучил меня писать отчеты о каждом дне. И посоветовал наклеить где-нибудь в доме на видном месте «напиши, как прошел день. Это срочно». А я ещё подумал, мол, о таком вряд ли можно забыть. Как, блять, о таком можно забыть, когда у тебя пропадают целые дни? А потом, после очередного пропавшего дня, внизу моей записки был ещё один стикер. «Иди на хуй». И я такой: «ага». Я подумал, что, может, это моя девушка, или какой-нибудь друг, или ещё что-то вроде того. Я не придал этому значения. А где-то через неделю он написал, как прошел его день. Я читал и просто был в ужасе. Кто мог представить, что я, оказывается, работал на криминальную группировку?! Я перепугался. Побежал к своему психотерапевту, стал молить вылечить меня от этого. И она: да, в этом проблема, это не лечится.