— Это у Азирафеля спрашивай. Я ничего не знаю. Я ему доверяю, — он пожал плечами.

— А Грета?

— Кто?

— Вчера был пожар. И, мне кажется, это было запланированное покушение.

— Вряд ли это наша работа, — он пожал плечами, — после твоей истерики Азирафель попросил перерыв. Так что он не работал.

— Перерыв?

— Ага. Я не спрашивал, что не так, но догадывался, что если ты мне устроил шоу, то ему — тем более. Ты таким ширнувшимся был, пиздец. Вообще будто не от мира сего.

— И как я вас довел?

Он не ответил. Посмотрел куда-то в сторону. Я не знаю, хотел ли он мне соврать или нет, но я никуда не спешил. Голова болела. Я старался не поворачивать резко голову, потому что иначе она начинала кружится.

— Ну, во-первых, сказал, что уходишь от нас. Потом сказал: «вы знаете, что это значит».

— О, нет-нет, — я устало застонал, потерев щеку ладонью (единственное место, которое почему-то не начало откликаться бешеной болью, хотя ладонь сама по себе немного болела).

— Ага, я догадывался, что у тебя что-то такое есть, но тогда я просто сидел: «о, черт, я не могу его убить, но и не могу позволить, чтобы он это сделал». Я понадеялся, что ты придешь в себя и успокоишься. Но всё сложилось ещё лучше. Ты всё забыл.

Я грустно усмехнулся, аккуратно кивнув.

Если Вам интересно, о чем он — скорее всего, я рассказал ему о своем «пути отступления». Как Вы знаете, моя биография полна пятен паранойи, подозрений и недоверия. В общем, однажды, я решил, что меня могут убрать. Они. Поэтому я составил систему. В закодированный файл я впихнул кое-какую довольно личную информацию о нашей организации, и если она вскроется — все пойдет крахом. Ну, не то чтобы все и реально крахом, но разгребать бы это Боссу пришлось вплоть до того, что этим бы его дети занимались. Или даже внуки.

Так вот, этот файл. Раз в полгода я продлеваю его, чтобы он никуда не улетел в сеть. Если однажды я его не продлю (в случае смерти, конечно же), тогда он разошлется на почту нужным людям (и моему Боссу). Отвечая на вопрос: что будет, если меня убьют не они. Я договорился со своим нотариусом, что в нашем завещании (в котором все отходит государству, к слову), что он предоставит ему код уничтожения этой херни моему Боссу. У меня был независимый человек во всей этой конторе, который бы в случае чего, смог бы разобраться, от чьих рук у меня была смерти.

Так что все честно.

Я просто перестраховался, чтобы оставить след после себя. Вот о чем я говорил, когда упоминал то, что даже после смерти у них не будет покоя.

— Ладно. Почему даже в той ситуации вы подумали, что меня нельзя убивать? Не нельзя. Нужно было.

— Ты был обдолбанным, и в любом случае не стал бы это делать прямо тогда. Я решил выждать время, и…

— И если бы ничего не поменялось, то вы…

— Да. У меня бы не было другого выбора.

Снова затянулась пауза. Я не обвинял его в таком решении. Оно было правильным. Ты всегда должен ставить работу выше любых личных отношений. А тем более когда поднят настолько высокий риск. Если бы он не пришел к такому выводу, то я бы посчитал его идиотом.

Мне казалось, что даже если бы я все помнил, то едва ли реально бы стал это делать. Это было бы нечестно. Не равносильно. Плюс ко всему, в общем-то, проблема была не в Боссе.

Проблема была в Азирафеле.

Я не переношу ответственность, я просто говорю о том, что, так или иначе, вся работа на нем. На самом деле, мне все равно на работу. Я не понимал его мотивов сокрытия этого от меня. Я не понимал, как он мог делать все это, если…

Я тяжело выдохнул. Я не понимал, но не более. Злость? Агрессия? Ярость? Нет, ничего. Казалось, что в последние пару суток все мои эмоции были абсолютно поверхностны. И об этом говорила Анафема.

Если тебе грустно два часа, это не значит, что у тебя депрессия.

Если тебе радостно два часа, это не значит, что ты в действительности что-то чувствуешь. Это лишь налет нормальности. То, на что я бы мог быть способен.

— А что за второй раз?

Он видимо напрягся и сморщился, будто бы ему было неприятно об этом вспоминать. Я вскинул бровь и повернулся к нему, пытаясь выследить реакцию. Чуть помедлив, он сказал:

— Ты после того, как ушел от меня, пошел же хер знает куда. Мне пришлось попросить своих людей за тобой приглядеть. Ты знаешь, что ты устроил бойню?

Я медленно кивнул. Я догадывался, что пойдет дальше, и я не хотел этого слышать. Нет-нет, это же тупо. Но на выдохе я спросил:

— Они пытались меня успокоить, и я убил их, да?

— Ага. Я разозлился сильно, сам подскочил, думал, придушу тебя. Смог тебя выследить. Слава Дьяволу, блять, слава Богу и всем слава, что ты не запирал дверь. Я нашел тебя с перерезанными руками в ванне. Я не помню, как все было дальше, как в тумане. Помню первую секунду. Смотрю на тебя почти мертвого, и у меня сердце даже не бьется, я не дышу, спина тут же вспотела. Я думал меня вырвет. Дальше на автомате, наверное, все делал. Чем-то руки тебе перетянул, перевязал, завез в больницу. А ты ещё и в себя умудрился прийти. Это был пиздец, что ты устроил. Кричал что-то, не знал своего имени, не узнавал меня, что-то про отца было… Не помню. Мне тогда успокоительного какого-то дикого дали. Тебе тоже. Зашили тебе руку. Я наверное где-то с час просто потом сидел возле тебя и пялился. Пытался все увиденное переварить. Я никогда подобного не видел. Нет, ну в фильмах — да. А в живую это дико было пиздец. Тем более видеть не левого человека, а тебя. Бешеного, сумасшедшего, с перерезанными руками. То кричащего, то рыдающего. Мне сначала страшно было, потом жалко, а потом вообще никак. Просто час сидел и пялился. С трудом в себя пришел. Напугал ты меня дико.

Я молча пялился куда-то вперед. Мне на секунду поплохело от услышанного. От того, что Босс реально меня спас. Что он испугался. Что он вел себя как гребаный отец. Это и грело, и пугало. Я что-то пытался начать говорить бледными губами, как он сказал:

— Не надо. Не хочу об этом разговорить и вспоминать. Ты жив и это главное. Но мне кажется, что я схожу с ума. Всё слишком быстро. Недавно я ждал, пока тебя откачают, а сейчас сижу в твоей палате после того, как на тебя совершили покушение. Это страшно. Блять, просто страшно.

— Как думаете, у них может получиться?

— Я в это не верю. Ты слишком живучий ублюдок для кого бы то ни было. Ты даже сам себя убить не можешь. Значит, это кому-то надо. Чтобы ты жил.

— Вам? Это нужно вам?

— Мне в том числе.

Он даже не догадывался о том, насколько он был прав, когда говорил про то, что я даже сам себя убить не могу. Все мои попытки суицида. Я ведь до сих пор жив.

— Простите. Я, кажется, совершенно не окупаюсь вам.

— Брось, — махнул он рукой. После этого диалога он показался мне встревоженным всеми этими мыслями. — Как ты себя-то чувствуешь после всего?

Я криво улыбнулся, посмотрев ему в глаза.

— Ещё хуже, чем обычно.

— Лигур рассказал мне, — внезапно сказал Босс, а мне даже не пришлось спрашивать, о чем. Я все прекрасно понимал. — Об этом я хотел поговорить с тобой.

— Вы хотели меня отговорить?

— Это бесполезно, — он покачал головой. — Я бы не смог. Никто бы не смог, кроме тебя самого.

— Тогда какой в этом диалоге был смысл? Я просто… черт, понимаете, я думал, я пришел к этому, когда понял, что Азирафель меня кинул. Там, не важно, я все перепутал и пришел к тому, что он меня кинул. И вот, я осознал это и подумал: хм, самое время умереть. И я так легко принял эту мысль, типа, ну, как будто выбрал, какой кофе я хочу. Я думал причина была в этом, но…