Кроули выбрал его.

Из всех возможных вариантов он выбрал его.

И Азирафель понял, что его «я люблю тебя» было действительно правдой. Это были слова не просто имеющие вес. Это были слова, которые впервые за долгое время могли значить то, что изначально было в них.

Кроули не просто испытывал симпатию или страсть. Влюбленность или влечение.

Кроули именно любил.

Не как родителей, не как девушку, не как свою собаку.

Это просто была любовь в настоящей её форме. В истинном виде. Кроули действительно был готов отдать последнее. И он только что это сделал: он отдал правдивое восприятия мира ради того, чтобы быть рядом с ним.

Азирафель не верил своим ушам, своим глазам. Он ничему не верил.

Израненный, ожесточенный, но по-прежнему любящий Кроули был перед ним.

И он любил его.

Азирафелю показалось, что, в общем-то, на этом все могло и кончиться. Они могут начать новую жизнь и оставить все старые обиды. С чистого листа.

А потом Кроули снова посмотрел на него, и он вспомнил, что нет, ничего хорошо не будет. Потому что Кроули по-прежнему был самим собой.

Непредсказуемым, импульсивным, нервным и злым. С ним ему счастья не видать, как и спокойствия. Кроули нужно постоянно находить кого-то, искать его болевой порог, заставлять переходить за предел боли. Кроули всегда нужно будет заставлять людей чувствовать то, что чувствовал он.

Боль, страх, унижение.

Азирафель грустно улыбнулся, глядя на это перебинтованное лицо. Он чуть дернул зонтиком, чтобы накрыть правое плечо Кроули, на которое стала попадать вода.

Нет, никогда у них не будет хорошо. Потому что Кроули не был рожден для этого. Потому что Кроули, на самом деле, никогда этого не хотел.

Кроули смотрел на небо, пока Азирафель глядел на него и все думал о том, что счастья им не видать. Он опустил взгляд на него и своим этим голосом ожившего мертвеца сказал:

— Не смотри на меня, как на монстра, который загубил всю твою жизнь.

— Извини, я просто думал о том, как много ещё надо сделать.

— Да, — сказал Кроули снова посмотрев на небо, почесав правую щеку, которая по явно счастливым обстоятельствам не была заклеена пластырем и бинтами. — Так много ещё чего, с чем нужно разобраться.

Азирафель улыбнулся и кивнул. Его иллюзионная надежда на то, что все, наконец, станет нормально испарилась окончательно.

Но, по крайней мере, он мог укрывать Кроули от дождя и попытаться не смотреть на него, как на монстра. Ведь Кроули просто хочет совсем немного любви.

Азирафель просто укрывал его от дождя в этот миг и пытался не смотреть, как на демона, коим Кроули всегда для него и являлся.

И Азирафель был счастлив, делая это для него.

И не нужно ему никакое хорошо. Кроули обменял правду на него.

А Азирафель ведь сам выбрал любить монстра. Но теперь, по крайней мере, все было в порядке. Все слова были сказаны, а Кроули, кажется, ни о чем не сожалел. Правда же?..

Азирафель поднял на его лицо взгляд, моргнул и вспомнил ещё одну истину: Кроули всегда о чем-то сожалел.

И прямо в этот миг он думал о чем-то, что не приносило ему радости. С таким лицом люди обычно думают о смерти. О своей смерти. Азирафель моргнул, покачал головой и решил, что не будет думать об этом. Он тоже посмотрел на небо и решил, что дома скопирует сообщение Кроули и будут переслушивать его ночью перед сном. Ровно до тех пор, пока аудиозапись не сменится на реальный голос рядом.

А когда-нибудь оно обязательно должно поменяться на него.

Азирафель это знал.

***

Кроули.

Если вам интересно, как я обычно справляюсь с проблемами, то, честно говоря, обычно я о них просто не думаю. Стараюсь игнорировать. Чаще всего это помогает. Так однажды мой Босс пытался выяснить, куда я дел все данные по делу, которые он дал мне на флешке. По пьяни я скормил эту флешку уткам в пруду, когда шел домой и решил, что мне надо чем-то покормить их. Конечно же они не съели это, но флешка однозначно была выведена из строя и просто валялась на дне озера.

Босс спрашивал меня, а я просто смотрел на него, прямо в глаза, и спрашивал: «какая флешка?»

Как правило это срабатывало. Обычно из-за того, что Босс не хотел мне что-то доказывать, потому что скорее всего это превратилось бы в желание засунуть друг другу свинцовые пули в задницу и ничего более.

Но сегодняшним утром я проснулся и думал о том, что я просто не умею решать проблемы, если что-то действительно случается. Мне стоило бы признаться, что в плане экстренных ситуаций я полный лузер. Если проблема не требует умений драться, оружия или психологического насилия, если оно не связанно с причинением боли или хакерскими взломами, то я просто проигрываю.

Я лежал в кровати, и это было, наверное, ранее утро. Мои ладони болели. В общем, наверное, я поспал около трех часов?.. Не больше.

Мы расстались с Азирафелем, потому что он настоял на моем отдыхе. Со странным чувством отрицания я осознал, что хотел домой. Обычно я этого не хочу.

Я пытался не думать об этом.

Я проверил мобильник. Мне написал Босс.

«нам нужно поговорить».

В миг я почувствовал сожаление о том, что не оценил по достоинству вчерашний день, когда у меня не было никаких дел. Это утро уже меня утомило.

Я провел где-то почти час, перевязывая все ожоги. Я снял повязку с глаза, но он до сих пор с трудом открывался. Наверное, когда она говорила про «ночь», она имела ввиду полноценные восемь часов, а не три или четыре. Я нацепил эту конструкцию обратно. И я все ещё выглядел как мумия.

По крайней мере, я мог шевелить пальцами и даже брать предметы. Кожа немного стягивалась, немного болела или иногда жгла, но в целом все было терпимо.

Я развернулся на барном стуле, отложив аптечку и уставился в окно. Босс написал мне в шесть утра, то есть, предполагаю, я могу ему сейчас позвонить, так?.. Я примерно догадываюсь о предмете диалога, и это не совсем то, что я хотел бы обсуждать.

В конце концов, теперь я не знал, что мне делать.

Я пообещал Юсуфу свою жизнь, но как мне теперь её отдать, если появился Азирафель?

На самом деле, если мы до сих пор с Вами играем по правилам, то я не испытываю особого отвращения от мысли о суициде. Я до сих принимаю его для себя. До сих пор хочу.

потому что я больше не человек.

Я взял телефон и нашел в нем вбитый ещё с позавчерашнего дня номер Джеба. Я не хотел ему звонить, потому что не был уверен, что в восемь утра он проснулся (откуда мне знать, как и где он работает?). Поэтому я ограничался смс-кой. Я написал, от кого я узнал его номер и что хочу встретиться.

И снова уставился в окно.

Я сделал себе кофе, нашел пачку сигарет (помятую и на половину пустую). Чуть не стошнило. Я понял, что окончательно себе угробил желудок, но я так же думал до сих пор о том, что мысли о скоропостижной смерти кажутся мне утешением, а не ужасом. Я не боюсь смерти. Я не бегу от смерти.