Она улыбнулась. Я улыбнулся ей тоже. А вдруг, это моя судьба? Сейчас вот как перехочу умереть, как набью морду Голоду (я хочу сделать это со вчерашнего дня), а потом позову её на свидание. Для детей будет такая красивая история: я героически спас девушку, а ваша мать обработала мое героически обожженное лицо.

А потом я поднял голову. Я не знаю, было ли это галлюцинацией из-за дыма, но я увидел Азирафеля. Он стоял у капота одной из служебных машин и смотрел прямо на меня. Во мне что-то упало. Я ощутил странный холод. Я смотрел на него и думал, могу ли я подойти.

Милая блондинка тут же перестала казаться мне моей судьбой. Наверное, это из-за дыма. Я сказал, что сейчас вернусь и оттеснил её за плечо, идя вперед. Ноги дрожали, сил не было. Я с трудом дышал, а ладони горели так адски, что мне хотелось содрать с них кожу. Глаз по-прежнему не открывался полностью, а когда у меня дергалось веко вдобавок ко всему ещё и болел.

Я выглядел ужасно.

Поэтому, когда я подошел на довольно близкое к нему расстояние, я мог заметить, что Азирафель был напуган. Он смотрел на меня, как на дикую псину без намордника. Мы стояли в метре друг от друга. На фоне нас разрывались сирены, голоса людей, шум воды и огня. Горели мигалки и медовый теплый свет от пожарища кидался к нашим ногам.

А мы стояли, и я смотрел на его напуганное лицо.

И мне было так на всех все равно: и на окружающих нас людей, и на свои болящие ладони, и на шум, и на плавающее зрение из-за дыма. Я просто сделал шаг вперед и обнял его. Мои ладони заболели в два раза сильнее, как я прижался ими к его спине. Огонь будто бы вспыхнул на моей коже, пробираясь глубже. Мне было больно его обнимать, но тогда я ни за что бы его не отпустил.

Он нерешительно обнял меня в ответ, и тогда я смог выдохнуть. Со всей болью и страхом, что был во мне в этот бесконечный миг, пока я обнимал его, а он стоял безвольной испуганной куклой.

Я сказал:

— Прости меня. Пожалуйста, прости.

— Ты не должен извиняться, это…

— Потому что я не достоин прощения, да-да, я знаю, но…

— Нет, потому что это я должен.

Я завис. Перебивая друг друга, так и не давая донести каждый свою мысль, он закончил свою, а я уставился в асфальт, на котором в танце перемешивался свет мигалок и огня. Я стоял, обнимал его и ощущал, как больно жалят мои ладони. Будто бы кожа вот-вот просто отвалится от них. Я стоял и не дышал.

— Нет, постой, ты ведь добавил меня в черный спи…

— Ты сам себя добавил.

Я снова завис. С трудом я чуть отстранился, смотря ему в глаза. Моя спина горела, руки болели, даже лицо болело. Но внутри — там, прямо под слоем кожи и костей — впервые было сладко-тихо. Я смотрел на него и мне показалось, что ничего не было. Всё было так спокойно. Несмотря на то, что мы стояли прямо, блять, напротив пылающего дома и кучи служебных машин. Было так спокойно. Наверное, вот оно мое место: кругом пиздец, а я обнимаю Азирафеля. Ага. Вот оно. Спокойствие с беспорядком. По-другому я просто не уживусь.

— Стоп. Ты слушал мое голосовое сообщение на почте?

— Ох, нет, я не проверял пока почту, я был очень занят. Так ты что… не злишься?

— Я должен?..

Мы зависли, глядя друг на друга, будто бы оба пытались подобрать нужные нам слова, но их просто не было. В итоге, меня дернули за плечо и уже далеко не милый женский голос, оповестил, что мне нужна помощь.

Я сказал:

— Я отказываюсь от медицинской помощи, все но..

— Нет, окажите ему помощь. Я прошу вас как офицер полиции.

— Нет, мне не ну…

Меня потащили к машине скорой. Буквально сцепили и потащили к машине. К сожалению, я не мог начать бить его по лицу и отпираться, чтобы меня не упекли в психушку. Я посмотрел на Азирафеля через плечо и оставался в полном непонимании ситуации.

Меня запихнули в кузов скорой и та медсестра улыбнулась мне. Я пялился на улицу, пока дверь не захлопнул этот здоровенный мужик, который затащил меня сюда. Он сказал:

— Извиняюсь, но слово полиции — закон.

— Плохо вы, видимо, знакомы и с полицией, и с самим законом, — пробубнил я.

— Снимите, пожалуйста, рубашку, — попросила медсестра, открыв какой-то ящик. — Что с вашим глазом? Вы им видите?

— Да, — я расстегнул пуговицы, ощущая, как мои пальцы буквально скулили от боли, и мне хотелось заскулить вместе с ними. Я увидел, как девушка пристально оглядывала меня.

— Вам уже надо снимать швы с раны внизу. Я займусь этим, — она кивнула, но уже не мне, а тому парню, который затащил меня сюда.

Я хмыкнул. Ну, как минимум они посмотрят, что там с моим глазом и обработают ожоги, которые сейчас не просто пекли, они полноценно горели, будто бы я лежал на раскаленных углях, однако я продолжал сидеть со своим сложным лицом и пялиться на пол. Я никак не мог разобраться в ситуации с Азирафелем. Зачем я сам добавил себя в чс с его телефона? Он не злился? Он сам хотел извиниться?

Что?

Я заметил, как девушка глянула на мое зашитое запястье, но перевела взгляд, попросив меня разогнуть пальцы. Я послушался.

Меня на кой-то черт все-таки завезли в больницу, хотя, как понял, все можно было провести в машине скорой. Обработали ожоги, сняли швы, проверили глаз. Медсестра (её звали Грейс) чем-то перемазала бинт, прежде чем закрепить плотный его кусок на моем глазу, и сказала, что на утро можно уже снимать. Это хорошая новость. Плохая — я похож на мумию. Какие-то специальные пластыри и бинты на моей шее, моих руках и лице.

Грейс сказала, что могло быть и хуже: они могли бы просто обмотать мне все лицо, но ожог вышел довольно локальным, и у них есть для этого какие-то специальные пластыри пропитанные ещё какой-то херью. Честно, я не слушал. Я смотрел на себя в зеркало, висящее недалеко на шкафу, и думал о том, что у меня отличный костюм мумии на хэлоуин.

Мои пальцы были в пластырях, ладони перебинтованы, на шее и лице эти белые полоски. Ещё и глаз этой подушкой-безопасности прикрыт. Прекрасно. Мне кажется, так плохо я не выглядел давно.

Грейс все улыбалась мне, и мы неплохо с ней провели время, разговаривая. Она проверила швы на моем запястье, сказав, что снимать надо через дня четыре, так что спешить некуда. Она хотела оставить мне свой номер телефона, но я отказался. Не хотел давать ей ложные надежды. Она понимающе кивнула. И снова улыбнулась мне такой милой и неловкой улыбкой, что я понял: не будь даже у меня Азирафеля (точнее, его и не было, а если ещё точнее, он был на какой-то периферии между «что за хуйня» и «где правда, а где нет?»), то я бы все равно решил, что не достоин портить её своим присутствием.

А ещё ей было от силы двадцать пять лет. В таком молодом возрасте связываться с самоубийцей-киллером такое себе.

Со всем было окончено к трем ночи. Выйдя на улицу, первым делом я долбанул мусорку, потому что где, черт возьми, моя машина?! Как долго я буду бегать по всему городу, ища свою гребаную машину?!

Я хотел потереть лицо руками, но тут же одернул их. Всё болит, все щиплет, все в бинтах. Хоть прямо сейчас залезать в гроб можно. Я огляделся. На улице было темно, холодно и во дворе больницы не было людей. Поджав губы, я достал телефон, чтобы вызвать такси.