— Мистер Кроули? Я просто хо..
— Если вы мне скажите, что это он и предоставите доказательства, то я прямо сейчас выстрелю себе в висок.
Он вздернул бровь. Он пытался прочитать мою интонацию, но она прозвучала так, будто я диктор с радио.
Мы молчали. Он смотрел на меня таким нечитаемым взглядом, что мне снова захотелось его ударить. И это единственное чувство, что было во мне. Остальное — пустошь.
— В любом случае, — сказал Голод, все смотря на мое лицо, замечая как дергается каждая мышца и даже то, как я дышу, — это не он.
Я все смотрел на него. Смотрел сквозь линзы очков. А потом я сказал:
— Да вы ебанитесь.
— Не материтесь.
— Идите вы на хуй.
Мы снова замолчали. Я посмотрел куда-то вперед, на ряды магазинов и толпу людей. Мне показалось, что мы вдвоем очень сильно выделяемся на фоне этого. Оба стоим в дорогих костюмах с такими лицами, будто у нас тут похороны или что-то вроде того. У меня заболела челюсть от того, как сильно я её сжимал.
— Ну и зачем вы мне это сказали?
— Чтобы проверить, что вы действительно не собираетесь нарушать наш договор.
— Вы выбрали неправильный способ.
— Почему-то мне показалось, что вы просто очень сильно боитесь остаться один, и если бы вы узнали, что ваш друг так сде…
— У меня больше нет друга. Никого нет, — перебил я его, переведя взгляд в асфальт.
Снова повисла пауза. Голод тоже посмотрел в то место, куда пялился я. Он сказал:
— Вот как. Сочувствую.
Я повел плечом и поморщился, будто бы мне было противно слышать подобное от него. Мне и вправду было.
— Хорошо. Ещё один вопрос. Я просто убеждаюсь, что все под контролем, ладно? Ответьте честно.
Я кивнул. На самом деле, мне просто уже на все насрать, и даже если он спросит коды от моих карточек и банковских счетов, то я скажу их все без единой ошибки.
— Почему вы готовы расстаться с жизнью? То, что я знаю о вас, и то, что вы мне показываете — это разное. Вы пытаетесь меня обмануть?
Я тяжело выдохнул и покачал головой. То же самое говорила мне Анафема. Это разные люди. То, что было неделей ранее и то, что сейчас — это разное. Не потому что у меня расщепление личности, а потому что так меня вынудили обстоятельства.
— Знаете, с чего начинается депрессивный психоз? С одного хренового вечера пятницы, когда ты выпил вина и залез в горячий душ.
— Я не совсем пони…
— Я говорю о том, что вы ни черта обо мне не знаете. Даже мой психотерапевт не знал. Вы что, думаете, что залезь вы во все архивы, вы сможете понять, кто я? Нет, не поймете. Я всю жизнь страдал депрессией. Всю, блять, жизнь. Как думаете, сколько лет должно пройти пред тем, как я приду к идеи о том, что хочу умереть? Вы думаете, что сможете на меня надавить, но забываете об одном, что мне — вообще насрать. Я и те люди, с которыми вы работаете — тут нет ничего общего. Не пытайтесь меня понять. Я сам не понимаю. Унизительно? Мне похер, честно. Думайте, что хотите, но для начала просто делайте свою работу. Вы мне —людей, я вам — ваше успешное дело, за которое вам, наверное, заплатили столько, что вы и ваши внуки могут не работать всю оставшуюся жизнь.
Я замолчал. Сморщил нос, когда подумал о том, что сказал лишнего, но вовремя вспомнил, что мне, вообще-то, по-прежнему все равно. Я так легко говорю об этом, потому что слова больше не имели веса. Ничего не имело.
— А если я скажу вам, что мне ничего не заплатили? Если я скажу, что вас даже не заказывали?
Я уставился снова на него. Моргнул.
Погодите, что?
— Что?
— Вас пугает мысль о том, что вы согласились разменять свою жизнь на чей-то спортивный интерес? Что на вас так легко повлиять? Что, возможно, это все — постанова, на проверку вашей психики, после чего вас запихнут в лечебницу и займутся карательный психиатрией? Этого вы боитесь?
Я задумался. Нахмурился и посмотрел на небо. А потом сказал:
— Отъебитесь.
— Вы долго будете агрессивно-пассивно защищаться?
— Что вам надо?
— По-прежнему моя уверенность, что вы меня не подведете, — он улыбнулся, а потом достал из своего дипломата планшет. Я понадеялся, что он перешел к делу и перестал ебать мне мозги. Я всё могу терпеть, но не когда люди без умолку говорят. А тем более говорят такие вещи, которые заставляют меня напрягаться. — Это довольно… муторное дело. Люди, занимающиеся этим, видимо, работают в этой сфере.
— То есть просто посредники? Ох, работа реально будет муторной.
— Я нашел одного.
По моей спине пробежались колючие мурашки, будто сотня игл из льда. Я уставился на него, пока он что-то искал. Внезапно, снова начался дождь и я цыкнул, сильнее примостившись под небольшой навес, чтобы не намочить костюм. Голод поднял равнодушный взгляд, осмотрел все и тоже чуть подался назад. Люди позади нас загудели сильнее.
Внезапно он снова вскинул голову и посмотрел куда-то в сторону. Я сделал это тоже — по моим расчетам, он смотрел куда-то в сторону своей (наверное?) машины, где рядом стоял какой-то мужчина. Тоже в костюме, тоже выглядящий так, будто он на похоронах тетушки, которая оставила ему своё миллионное состояние. Голод крикнул:
— Эй, не дай бог намокнешь под дождем!
— Какая… агрессивная забота, — я проследил за тем, как мужчина скрылся за машиной и сел со стороны водительского сиденья. Наверное водитель.
— Если заболеет, зачем он мне нужен будет тогда вообще? — он недовольно цыкнул и смахнул с планшета пару капель дождя.
— Радикально, — кивнул я.
Снова пауза. Он что-то искал, но хотя бы молчал. Знаете, я подумал, что готов платить ему, если он хотя бы будет молчать, потому что это невозможно, честное слово, просто невозможно.
— Итак. Я нашел одного из наемных. Как я понял, всего их было около шести.
— Как вы это поняли?
— Оставшиеся записи с камер, — пожал плечами он.
— Я видел только одну.
— Плохо искали.
Я промолчал про то, что я вообще ничего не искал. Почему? Потому что я боялся, что если слишком близко подойду к этому, то все просто умрет на моих глазах. Случится апокалипсис. Подсознательный страх, который ты не осознаешь, но он значительно портит тебе жизнь. То, с чем я живу буквально всю свою осознанную жизнь.
— И, кажется, сейчас осталось только трое…
— И как вы это поняли?
— Последние две записи. Их было двое. Полагаю, заказчик не справляется с выплатами нужных сумм. То есть, скорее всего, это вряд ли кто-то из вашей… организации.
— Кто знает. Может, просто сократили, поняв, что разницы нет.
— И как часто вы сокращаете что-то, понимая, что разницы нет, но на вашем материальном состоянии это никак не скажется?
Я пожал плечами. Наверное, ни разу.
— Зачем вообще для такой работы такая большая компания?
Голод замер с каким-то открытым документом на планшете. Краем глаза я видел, что там что-то написано. Он нахмурился. Чуть повременив, сказал:
— Меньше вероятность, что вам удастся выйти на нужный след. Если бы вы стали искать. Однако…