Я позвонил ей, чтобы договориться о встрече, и она с радостью согласилась. Я помню, что я стоял тогда на выходе из какого-то бара, бухущий и обдолбанный так, что Азирафеля бы не узнал. Да тьфу ты, святой лик Иисуса или ещё кого-то из приближенных мне тоже бы ничем не показались. В таком состоянии я сел за руль. Помню, что голова кружилась и меня вечно заносило. Был ли дождь? Я не помню.

Внезапно, в меня будто бы ударил свет фар, послышатся звук от торможения и наступила тишина. Я всё пялился вперед, на почти пустую дорогу в свете фар. А потом объехал тело и просто поехал дальше. Мне кажется, я ехал какими-то задворками, или вообще был где-то за городом, раз никакие камеры не засняли мой номер и меня не вызвали в суд. Или это уладил мой Босс? Этим я довел его?

Я понял, что не знал этого.

Ещё я понял, что знать не знал, кого я сбил и был ли этот человек жив. Я просто дал задний ход и выкрутил руль, выезжая на встречную и объезжая жертву. Даже если он и остался жив — думал я — может, ему хватило сил доползти до помощи. Ага, теперь Вы, должно быть, начинаете все больше проникаться моим мудачеством.

Понимаете, когда я говорил, что я монстр — я не утрировал. Когда говорил, что мне вообще насрать — это всё ещё не имело и капли лжи. Я всегда был с Вами честен. Конкретно с Вами. Это всё — библия о воспалении психического недуга, желающего крови, насилия и жестокости. Писания о проклятом умалишенном психопате. Поэтому я честен.

Я оставлю немощного в беде. Пристрелю женщину за то, что она слишком много говорит. Оставлю своих близких страдать.

Я просто делаю свою работу, заставляя людей чувствовать боль и страдания.

В аду не любят слабаков, и, скорее всего, меня выгонят оттуда, но напоследок я решил отыграться. Повысить ставки. И поставил на кон свою жизнь. Самое ненужная, запылившаяся фишка, которой я не пользовался, потому что забыл.

Вернемся к Вайолет.

Я приехал к ней, пьяный и обдолбанный до того, что мог несколько суток не спать и побить какой-нибудь рекорд по забегу на короткие дистанции. Я выглядел ужасно, о, черт возьми, просто отвратительно. Перекошенное от алкоголя лицо, взгляд такой, что по нему было ясно: этот тип определенно чем-то ширнулся. Растрепанные волосы, без галстука и с расстегнутыми пуговицами у воротника (видимо, я думал, что они хотят меня удушить или что-то вроде). Она открыла дверь и с минуту смотрела на меня, будто не знала, не заблюю ли я ей ковер. Почему-то, она меня пропустила, хотя, чую, никакой бы адекватный человек этого не сделал бы.

Было довольно убрано и помещение было вполне себе обжитым. Я прошлялся меж стен, оглядываясь так, будто бы пытался подметить что-нибудь, что можно было стащить. Она спросила, хочу ли я вина. Я сказал: не хочу. Она ушла за вином, и предложила мне воспользоваться ванной. Наверное, она понадеялась, что вода снова сделает из этого алкаша со злым взглядом обратно того мужчину с ровной осанкой и уложенной прической.

Нет, вода не помогла, но по возвращению я заметил, что на Вайолет был халат. Около минуты я на неё пялился. Нет, не тем мифически «тигриным взглядом», когда мужчину что-то заводит, и он эту минуту проматывает момент, как и где он собирается стянуть этот халат. Нет, мой взгляд был что-то между: «интересно, жив ли тот чувак, которого я сбил» и «она была в халате, когда я пришел, или она переоделась?».

Ещё я подметил, что она действительно выглядела хорошо. У неё были красивые длинные ноги и такая узкая талия, что становилось страшно, будто бы она могла переломиться. Ее волосы были уложены в прическу с волнами. Какой-то легкий макияж. Я стоял и думал: она как Тони Старк надела на себя костюм «секс-бомбы» пока ходила за вином, или изначально так выглядела? Я осознал, что знать не знаю.

Она кивнула в сторону кресла и улыбнулась. Улыбнулась так, что разобраться, что было в этой улыбке у меня не вышло. На самом деле в таком моем состоянии у меня вообще ничего не вышло бы. Я всё пытался вспомнить свою мотивацию моего к ней приезда, но эта часть воспоминаний была мыльной, и я решил не тратить на это силы.

Мы выпили. Точнее, выпила она, я пялился в бокал с вином и думал, что меня стошнит только если я понюхаю это. Мы даже о чем-то поговорили. Как-то отвлеченно и будто бы каждый говорил со своим невидимым собеседником, но, все же, у нас была иллюзия беседы.

Потом я встал, поправляя пуговицы на рукавах рубашки. Я расстегнул их, закатывая рукава и отошел к окну, смотря на Лондон. Снова ночь, и снова Лондон прекраснее всего, что было в моей жизни. Даже, может, чуть лучше Азирафеля. Ночью всегда ощущаешь свою безнаказанность и вседозволенность. Я смотрел на это черное марево, увешенное разноцветными слепящим бисером-огоньком, и снова ощущал это чувство: ночь тебе все простит. Но не Бог.

К черту Бога, мы никогда с ним не ладили.

— Ты перестала терроризировать Азирафеля? — спросил я, закатывая другой рукав. В окне я мог видеть отражение комнаты. Я видел её, сидящую в кресле. Такая, будто сошла с обложки. Какая потеря, Дьявол.

— Почему ты спрашиваешь про это? Жизнь твоего друга — не твоя жизнь.

Я обернулся к ней, улыбнувшись. Я заметил, что вырез стал больше, и я мог даже видеть каемку кружевного белья. Черное кружевное белье. Будто бы она прочла мои вкусы. Красная помада на этот раз не стерлась с её губ от вина, не отпечатывалась на бокале. В этот раз она преподнесла себя так, будто знала, какие у меня стандарты.

Вот Вам мой стандарт: Азирафель.

К черту красную помаду и кружевное белье.

Мифический тигриный взгляд по-прежнему был где-то далеко от меня. Где-то у какого-нибудь порно-актера, хотя и то вряд ли. Они все такие заебаные, что едва их взгляд может выдать что-то кроме: «хочу домой и полторашку пива».

— Моя жизнь это моя жизнь, да. И его — моя. Я, можно сказать, ответственен за его нормальный уровень жизни.

Когда я вспоминаю эти свои слова, мне захотелось рассмеяться. О, черт, человек, который, кажется, только и делал, что гадил в существование Азирафеля, сказал такое с таким лицом, будто это была правда. О, правда была далеко от меня и хорошо, что тогда я её не знал, иначе бы я выпрыгнул из окна прямо в тот момент. Будучи обдолбаным всегда выше вероятность суицида. Ну, это смотря под каким веществом, но не столь важно. Уж я-то знаю, чем мне надо будет воспользоваться.

— Звучит пугающе, — кивнула она моим словам, отставляя почти пустой бокал.

Я усмехнулся, чуть вскинув голову, все осматривая её. Золотой браслет на её правом запястье, кольцо — на указательном пальце правой руки. Такая роскошная, что, кажется, ее любовники всегда были высокого класса. С особой придирчивостью выбирать не только украшения, но и мужчин. И я абсолютно поддерживаю подобный подход. Какая же потеря…

Я подошел к ней ближе, все смотря ей в глаза. Она заинтересовано вскинула голову. Волосы будто бы заструились по ее плечам.

Я нагнулся к ней, оперевшись одной рукой о подлокотник кресла. От неё пахло каким-то хорошими духами, немного отдушкой от шампуня и вином. Она дышала прямо в мои губы, прикрыла глаза и сделал аккуратное движение вперед. Неловкая прелюдия. Попытка почувствовать партнера.

Моя свободная рука скользнула по острой коленке, вверх. Напряженное бедро, и она вздрогнула, когда я сжал свою руку. Судорожный выдох в губы, когда мои пальцы очутились на внутренней стороне бедра. Она затаила дыхание, опустив взгляд. Облизала губы и снова вздрогнула от того, как моя рука сдвинулась буквально на сантиметр.