Я включил музыку. Вбил в сенсор Holywood Undead. Абсолютно не мой вкус (тексты заставляют вспоминать слишком много ненужного), но Queen я не хочу слушать в момент, когда ощущаю себя так, будто вместо моих органов — битое стекло. Ведь музыка лучший проводник воспоминаний, а я хочу, слушая их дальше, вспомнить, как мы ехали куда-то с Азирафелем (и рыдать, разумеется), а не проматывать в свей голове момент, как я еду, чтобы проверить, какую несчастную свинью я расчленил в доме родителей во славу Сатане.

Хотя на секунду мне показалось, что жертвоприношение будет куда более приятным воспоминанием, чем любая мысль про Азирафеля, которая сейчас не приносила мне ничего, кроме странной колющей боли в груди.

Возможно, он остынет, или ситуация прояснится, но сейчас я мог только томиться в ожидании, страхе и неизвестности. И в предвкушении жертвоприношения, конечно же.

Из динамиков доносился срывающийся голос:

И мы подозреваем, что это ты,

Ты полосуешь их из автомата.

Этот проклятый майский день,

Они клянутся, что я сумасшедший.

Я вздергиваю в отвращении губу. Вот о чем я говорил. Эти текста — как библия моей жизни. Святые писание об одном сумасшедшем, который почему-то решил, что у него есть возможность править чужими судьбами и жизнями.

Это они умирают. Не ты.

Смерть не существует, пока не коснется лично тебя.

Все до этого — всего лишь сказка, миф и крутой спецэффект.

Сейчас я способен почувствовать твою боль, прости меня,

Прощай!

Если бы он мог почувствовать мою боль, может, он бы не…

Ладно, хватит. Нет смысла думать об этом. Нет смысла. Бессмысленно. Глупо.

Глупо. Глупо. Так глупо и смешно. Ты глупый.

Я поморщился, когда выехал за город и повысил скорость. Открыл окно, порыв ветра был настолько мощный, что я едва не задыхался.

Вряд ли кто-то, стоя в воде по пояс, не умеющий плавать, решится пойти вперед. Понадеется на чудо, что он, внезапно научится плавать или ходить по воде. Возможность ходить по воде, конечно, намного выше. В коэффициентах в отношении плавать и ходить где-то шестнадцать и семнадцать и три десятых.

Или ты самоубийца.

Я кладу локоть на раму окна.

Не знаю, кто я, но я знаю, что плавать я точно не научусь.

Как-то мне приснилось, что я тону в воде. В огромном пространстве из воды. Понимаете, будто бы тебя закрыли в бочке, которая полна водой доверху. Нет смысла плыть выше, потому что вода везде. В твоих легких. Я весь сон задыхался, но никак не мог умереть. Я проснулся весь в поту, будто бы я только что вышел из сауны.

Тогда мне казалось, что кто-то и вправду пытался меня утопить.

Или задушить. Дышалось тяжело.

Тогда я не думал, что кто-то может ходить за моей спиной, дышать мне в затылок. Кто-то, кто имел под своей рукой красную кнопку с надписью «в конце концов Энтони Кроули умрет». Кто-то, кто мог убить меня в любой момент времени: он выбирал особо изощренные и садисткие пути.

Возможно, этим занимается Иисус или моя карма. Кто-то из этих двоих.

Мне всегда думалось, что у моей кармы голубые глаза. Поэтому я так устал от томления, от нежных касаний, от невесомого чувства любви в воздухе, которое было ко мне так близко, но я никогда не мог до него достать.

Моя карма добавила меня в чс, так, что, наверное, я мог расслабиться.

Нет, черт возьми, не мог.

Я устал от его нежных взглядов, но без них я будто все ещё нахожусь в этой бочке. Я стучу ногами и руками по ржавому железу, но ничего не происходит.

Чувство тревоги, потерянности и страха, что ты никогда не приедешь домой. В глаза врезались неясные воспоминания и я очнулся, как ото сна из-за клаксона машины, резко сворачивая направо. Я случайно свернул на встречную. Меня чуть не размазала, не разобрала на детальки лего, фура, везущая какую-то газировку бренда, название которого я так и не успел прочитать.

Что-то неясное и смазанное. Я за рулем, и это чувство потерянности, отсутствия понимания даже своего имени — внутри меня. Потом взрыв и над моей головой погас погнутый фонарь, в которой я врезался.

Ох, бедный бентли. Так жаль, что ты не человек: ты встал бы первым в очередь на мой расстрел. Я переключил трек на более адекватный и достал сигарету, зажигая от прикуривателя.

Сердце на секунду бешено заколотилось от подобного воспоминания, но снова успокоилось.

Я прикрыл окно, оставляя его открытым на четверть, чтобы скидывать пепел.

Через пять треков я был на месте.

Район был тихий и для очень богатых людей. Я не вспомню его названия, поскольку дорогу до сюда я выучил уже так хорошо, что мог бы приехать сюда с завязанными глазами и не спрашивая нечего у встречных водителей.

Я просидел несколько минут, пялясь на особняк через высокую изгородь, выключив музыку.

Выдохнув и звякнув ключами, я вышел. Сердце снова утяжелилось в своем ритме. Часть тепла покинула меня и руки оледенели. Я снял сигнализацию и, открыв калитку, сделал нерешительный шаг вперед. Я посмотрел на дверь в дом и, сделав шаг, заметил что-то, что привлекло мое внимание.

Я, будто сделанный из олова, с трудом повернул голову направо, к гаражу. Вплоть до самых дверей тянулся кровавый след. Я стоял как вкопанный, оледеневший от страха и неизвестности. Подул сильный ветер, встрепнув листву деревьев и полы моего пиджака. Но холода я не ощутил, потому что мое тело и так оледенело от страха перед неизвестным. Я стоял и пялился на след от крови. Я спрятал труп в гараж.

Я идиот.

(зато теперь без всяких сомнений ясно, что все четыре дня я плотно сидел не только на мете, но и на кокаине, теперь понятно, почему у меня нос заложен)

Внезапно, я обнаружил, что у меня нет сил пошевелиться к гаражу. Поэтому я решил, что сначала я осмотрю дом.

На самом же деле, я просто струсил и решил, что после того, как обойду дом, выбегу отсюда, закрою все, сяду в машину и уеду. И забуду про этот труп.

Хоть я и понимал, что не смогу забыть, и, рано или поздно, но мне придется приехать заново.

Вам может показаться, что это смешно. Вот стоит убийца тысячи людей, который их периодически пытал, потому что ему это нравится, и боится посмотреть на какого-то сраного трупа. Если Вы так думаете, то идите в жопу. Я даже не буду извиняться за грубость.

Я засунул ключи в скважину и открыл тяжелую стальную входную дверь.

Понимаете, одно дело, когда ты убиваешь в более-менее стабильном состоянии, когда рядом с тобой твои сослуживицы или, как минимум, твоё нормальное восприятие действительности. А другое ты стоишь перед кровавой дорожкой и ты знать не знаешь, кому принадлежит этот труп.

Азирафелю? Лигуру? Моему страховому агенту?

Вы не поверите, но ни один из этих вариантов не хорошо.

Кодекс чести, ага. Когда ты начинаешь резать своих сослуживцев, неважно, насколько они тебя бесили, тебя достанут за шкирку, посадят в один неприятный кабинет и будут проверять на вменяемость, мотивацию и вообще способность работать дальше там.