— Как я понимаю, ты тоже нихрена не знаешь?

— Я знаю, что чуть не умерла, когда мне сообщили, в каком ты состоянии.

— В каком? — сипло спросил я, повернувшись к ней. Анафема выдохнула, покачала головой и помассировала виски.

— Ты ведь не читал то, что тебе прислал Ньют, да?

О, черт. Ньют! Я забыл об этом парне с его смешными очками. О, черт возьми, какого хера. Мне надо было… Тьфу ты, мне так много чего «надо было» и «не надо было», но я все перепутал. Моя самоуверенность меня убьет. Не сегодня, не сейчас, так через неделю. Никакие маньяки и убийцы не нужны. Никто не сделает ничего хуже того, что я делаю с собой сам.

— Я отключил телефон рано утром, чтобы меня не досаждали, так что…

— Пойдем покурим, — она резко встала и дернула меня за рукав рубашки.

— Ты разве куришь?

— Нет, но сейчас бы закурила.

Я кивнул.

Сейчас я понимал её так, как никогда.

В курилке пахло куревом и антисептиком. Даже тут пахло лекарствами. Я поморщился. Анафема достала из внутреннего кармана куртки сигареты и зажигалку. Сигареты я узнал — такие курил Босс. Откуда у нее зажигалка я не знал. Она протянула мне одну, и я на секунду завис. Желудок урчал и выворачивался. Я и не совсем был уверен, что от вкуса курева меня не стошнит. Но я все-таки принял сигарету.

Закурив, некоторое время мы молчали.

Меня не тошнило, и я с упоением сделал вторую затяжку. От Анафемы пахло кофе. И валерьянкой. Почему-то я ощутил себя перед ней неудобно, будто стоял голым. Поэтому сделал третью затяжку, и все стало на круги своя. Кровь больше не стекала со стен. Я стоял и думал о том, в чьей спальне тогда был.

В голову закралось подозрение, и я спросил:

— Мы с тобой… не пересекались за эти четыре дня?

— Что? Нет, — она покачала головой, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди. — Если бы встречались, то я бы все предотвратила. Или, во всяком случае, это кончилось бы в тот же день, когда мы с тобой виделись.

Я облегченно выдохнул. Если бы я с ней переспал — то до неё неприменимо бы добрались. Сердце колотилось в своем привычном ритме. Я старался не думать о лишних вещах, хотя вопросов было слишком много, но в голове было пусто. Я понял, что меня напичкали лекарствами. И я был за это благодарен.

— Хорошо, — внезапно сказала она, видимо, собравшись с мыслями. — Начнем с наркотиков или с шизофрении?

Я снова ощутил этот мерзкий холодок в своих легких. Поджал губы и посмотрел на неё так, будто молил вообще ни о чем не говорить. Потом я вспомнил, что на мне были очки, и она моих глаз не видела. Мысленно я сказал Дьяволу за это спасибо.

— Начни с начала, — предложил я, стряхнув пепел и почему-то ощутил, что мне, в общем-то, не страшно. Был ступор и шок, но страх? Нет, я ощутил какое-то другое чувство, очень далекое от того, что я ощутил тогда, сидя в её кабинете и когда она выдвинула свое предположение. Может, я привык к этой мысли. Может, это все лекарства. Я попросил вторую сигарету.

— Скажи, когда ты видишь галлюцинации, ты понимаешь, что этого на самом деле нет? Видел ли ты какие-то странные вещи и думал, что это на самом деле? — спросила она, протягивая мне сигарету. Щелкнула зажигалка. Я нахмурился.

Я постоял так с долгие полминуты с зажатой меж губ сигаретой. Потом выдохнул и сказал:

— Кажется, да, понимал.

— Кажется?

— В большинстве случаев я понимаю, что это бред. Но иногда есть маленькие вещи, в которых я не уверен. Например, как-то Азирафель сказал про Люцифера, я попросил его повторить, и он уже ничего про него не сказал. Я не знаю, что это было.

— Могло послышаться, — пожала плечами она, — и все же?

— Если мы говорим про абсолютное большинство — то да. Понимаю. Пытаюсь выпить нейролептик и не создавать лишних проблем.

Про не создавать лишних проблем — это я просто пытаюсь не выходить из дома или хотя бы не умереть. В бредовом состоянии мысли о суициде кажутся такими утешительными.

Она кивнула. Нахмурилась.

— Я больше склоняюсь к психотической депрессии, которая у тебя, к слову, уже была… Сначала у тебя началась подавленность, бессонница и другие признаки депрессии, а лишь потом пошли, спровоцированные наркотиком, галлюцинации. Галлюцинации и бред. Не обольщайся, это не намного лучше шизофрении. Разве что пока ты не хочешь захватить мир. Хотя в прошлый раз тебе и без наркотиков несладко было.

— Ну, меня это в любом случае утешает.

— Что, если я скажу тебе, что при этом виде депрессии совершают суицид многим чаще, чем при шизофрении?

— Но я не хочу умирать, — я растерянно почесал затылок, зажимая меж зубами сигарету.

— Ага, а как часто ты об этом думаешь? Когда ты говоришь мне: «Знаешь, иногда я думаю о своей смерти, и я думаю об этом, как о единственном выходе, но я не хочу умирать» — думаешь, меня успокаивает эта часть после «но»? Черт возьми, Энтони, ты доведешь меня, клянусь Богом, доведешь! — она прервалась, выдохнула и постаралась успокоиться. Попыталась сделать затяжку, но, закашлявшись, затушила её и выкинула недокуренную. — Послушай, я волнуюсь о тебе. Как о человеке. Когда мне позвонили и попросили посидеть с тобой — я думала, что мне самой понадобится помощь. Мне в ночных кошмарах снилось, что ты доведешь себя когда-нибудь до этого. Я ехала и молилась, чтобы тебе там, не знаю, мертвый отец привиделся! Что угодно, что может быть симптоматикой твоей болезни, но нет, я приезжаю и вижу перед собой Энтони. Дж. Кроули такого бешеного, который не знает ни как его зовут, ни где он, ни что он. Я увидела твои глаза, и поняла, что это я проебалась. Я думала, что…

Она прервалась. Её дыхание сбилось. И я снова ощутил себя так, будто стоял пред ней голый. И ещё в смоле и куриных перьях. Её руки снова затряслись. От неё по-прежнему пахло валерьянкой.

Я неуверенно положил руку на её плечо и она посмотрела на меня так, будто больше всего хотела ударить меня по лицу, убежать и больше никогда не знать меня.

Я так тебя понимаю, Анафема. Мне тоже хочется ударить себя по лицу и убежать от всех вас. Все мои близкие умирают ужасной смертью, а я ничего не могу с этим сделать.

или можешь?

Она уткнулась в мое плечо, тяжело выдохнув. Густые темные волосы упали на мою грудную клетку, а она выдохнула так судорожно, что едва не затряслась.

Она сказала:

— Я рада, что ты хотя бы остался жив.

— А не должен был? — я усмехнулся, погладив её по волосам. Таким мягким и пушистым, будто облако.

— Ты пытался убить себя.

Повисла тишина. Такая, что я слышал, как стучит мое сердце. В своем привычном, нормальном ритме оно стучало так, будто я услышал прогноз погоды. Мои плечи обдало изморозью.

Что?

— Что? — спросил я. Она выпрямилась и посмотрела мне в глаза. Так, что я понял: она не шутила.

Энтони Дж. Кроули пытался покончить с собой.

теперь ты официально числишься в клубе неудачников, кретин.

— Я приехала и крови было столько, что я сначала и не поняла, были ли на месте твои руки. Тебе зашили руку. Бинты на твоем запястье — под ними швы.