Всё было так хорошо, не окажись я здесь.

Выбор, который я не делал.

Выбор, который испортил мне все — личную жизнь, мою повседневность, мою психику, моё мировоззрение.

Я моргаю.

Всё было бы так хорошо, если бы не то решение, которое я не принимал.

Вся наша судьба — это просто сплетение решений. Ваших и нет. Не имеет значения. Вот что такое судьба.

решения.

— Знаешь, что я подумал?

— Ммм? — я будто отхожу от сна, когда слышу его голос. Он бесконечное количество раз вытягивал меня из какого-то странного омута. Вытаскивай меня. Нечто многим больше обычных слов. Дело в интонации. В том, что он хочет до меня донести.

— Как насчет поужинать у меня?

— Как ты захочешь, — я улыбнулся, прикрыв глаза, сказав на выдохе. Ощущение внезапного тепла и сухости. Чувство уюта. Век бы так стоял с ним, ощущая телом тепло его кожи.

Мы просто кожа и кости.

Космический мусор. Скелет.

Частицы, находящие свой смысл в других людях. Так не хочется смотреть на трупы, на мутации, на жестокость, когда находишь нечто многим более важное в другом человеке. Находишь не власть. Находишь равновесие. Покой. И понимаешь в миг, что все эти перегонки, рвение за первенством, все эти проигрыши и победы — такие глупости. В миг обретешь покой и силу, когда стоишь вот так, и понимаешь, что большего тебе не хочется.

Стоять вот так, ладонью прижимаясь к изгибу талии, изучая. Уткнувшись щекой в чужую макушку, ощущая приятную тяжесть на плече.

Не хочется убийств и наркотиков. Не хочется никакой власти.

Погоня за властью — всегда от несчастья.

Счастье кроется в понимании, принятии себя как личности и отклике.

Мы не позади, мы не проигравшие. Но и не выигравшие.

Мы просто стоим вот здесь, в этом хранилище людского несчастья, в месте, где отчаянность, где голод и одиночество скрывается за злобой и раздражительностью, и мы оба ощущаем себя как никогда более полными и понятыми. Ощущая тепло друг друга сквозь одежду, сквозь такую простую преграду, почувствовать счастье.

Так ничего не хочется.

Ни драк, ни поражений, ни наград.

Я привык ко всем этим неудачам. Только в них обретаешь силу и рост.

Но сейчас. Ох, сейчас…

…я обрел себя.

Не хочется больше скрывать обиду за злостью, страх за ненавистью, бессилие за раздражением.

Потому что внезапно ничего не остается.

Есть только планы на сегодняшний вечер и тепло чужого тела.

Плоть и кости.

я был создан для того, чтобы встретить тебя.

падай ко мне.

я ведь словлю.

***

Дома у Азирафеля все как всегда. Уютный беспорядок. Куча вещей, которые расскажут вам об одной стороне Азирафеля. Книги, брошюры, блокноты, ручки. Всё в светлых тонах. Слишком много светлых оттенков. Я посреди этого выгляжу как чучело. На фоне его светлой квартиры, на фоне того, как он проходит вперед, разминая плечи и потягиваясь, скидывая с себя обувь.

И вот я — черное скрюченное пятно на его биографии. По-паучьи длинные ноги и руки, худощавый и в черных очках. Холодный и хмурый, меня будто по ошибке здесь забыли. Как оставляют младенца у дверей приюта. Подкидыш. Неуместное в мусорной корзине. Оно все равно приведет тебя к этому. Так или иначе.

Я снимаю обувь.

Азирафель предлагает приготовить что-нибудь вместе. Я готовить не люблю. Виски и хлопья в моей кухне — верхушка моего кулинарного таланта. Азирафель предлагает сделать пасту карбонара. Ну, наверное, сварить пасту я и смогу. На большее надеяться не приходиться.

Я скидываю свой пиджак в гостиной и закатываю рукава. Мыло в ванне у Азирафеля пахнет фисташками. Столько милых приятных мелочей, которые покупают люди потому что они им нравятся. Сладкие запахи, милые побрякушки, рюши на подушках. Столько вещей, которые могут сделать твое пребывание в доме приятнее.

Из такого количества приятных и расслабляющих вещей я выбираю запачканное кровью полотенце и зеркало.

Разве тут можно о чем-то ещё говорить? Разве же это имеет смысл?

Я стряхиваю руки.

На входе в кухню я зависаю на минуту, прислонившись плечом к косяку. Я смотрю, как Азирафель хлопает ящичками, достает нужные продукты. Сконцентрированный, думающий о чем-то своем, он берет продукты для того, чтобы мы вместе что-то приготовили. Я так не люблю готовить. Но за этот момент я снова готов отдать всё, что имею. Я могу представить, будто бы у меня в жизни нет никаких проблем, нет убийств, нет Босса-шизофреника. Могу представить, что мы — обычная пара, отпросились с работы и собираемся вместе поужинать. Потом поставить будильник на семь утра и ограничиться петтингом, потому что оба слишком сильно устали.

Я могу представь это.

А потом сделать выдох (осознав, что не дышал) и снова провалиться в реальность, где завтра все вернется на круги своя. На круги ада.

Азирафель поворачивается ко мне. Оглядывает. Спрашивает:

— Что у тебя с запястьем?

Я снял бинт ещё утром, но царапины ещё не сошли.

— Поцарапался. Что мне делать?

— Поставь воду, — просит он и снова щурится. Говорит: — это не похоже на царапины. Или на тебя напал енот и разодрал тебе запястье?

— Азирафель, я же сказал, что..

— Кроули, я разбираюсь в ранениях. В любых. Это раздраженная кожа. Откуда это? — настаивает он.

С тяжелом выдохом я наливаю в кастрюлю воду. Ставлю на огонь и закрываю крышкой. Мама говорила, что так она якобы быстрее вскипит. Или не говорила. Не помню.

Азирафель смотрит на мое запястье. И, наконец, он говорит:

— Ты разодрал его? Сам? — его интонация нечитаемая. То ли строгость, то ли злость, то ли непонимание. Зная его — всё сразу.

Я пожимаю плечами. Говорю:

— Азирафель, я просто хочу провести хотя бы один день не думая об этом. Как только стукнет двенадцать — спрашивай, что хочешь. Не сейчас. Пожалуйста.

Он открывает рот и резко снова закрывает. Хмурится. Качает головой.

— Хорошо. Извини, это просто выглядит… пугающе, — и после небольшой паузы он добавляет: — я волнуюсь.

Я киваю.

Я бы не хотел больше волноваться никогда.

— Иногда я думаю о том, как мы бы могли сойтись вместе, — говорю я, разбивая яйцо. — У нас ведь абсолютно разные ценности. И буквально сегодня я задумался о том, насколько вероятна наша встреча в других ситуациях. Я подумал, что абсолютная.

— Ну, возможность нашей встречи в любых других «вселенных» всегда одинакова. Теория вероятности в таких вещах всегда работает только на удаче.

— И на решениях других людей, ага-м. Например, не реши твой друг продать тебе эту квартиру, и мы бы так и не встретились.

— Сними это, — он срывает мои очки так резко, что я морщусь. Он наклоняется чуть вперед, смотря мне в глаза. — Мне нравятся твои глаза. Ты в курсе, что у людей очень редко бывают зеленые глаза? — он аккуратно кладет мои очки на столик поодаль продуктов и разделочной доски.