За сообщениями о намеченных темпах роста производства современной, изготавливаемой на основе нефтехимических технологий продукции в общественном восприятии как-то отошла на задний план оборотная сторона Программы. Дело в том, что она одновременно имела своей целью и расширение углехимической отрасли. Эта двунаправленность отражала дилемму промышленной политики ГДР. Из эксплуатации была выведена лишь часть углеобогатительных фабрик. Более или менее значимые поставки сырой нефти стали возможными лишь с середины 1960-х годов после завершения строительства нефтепровода «Дружба». Чрезвычайно дорогостоящие геологоразведочные работы по выявлению собственных нефтяных залежей не увенчались успехом, так же как и усилия ГДР заключить договоры на поставку сырой нефти с арабскими государствами[55]. Единственным крупным поставщиком оставался в конечном итоге Советский Союз. Соответственно именно возможность доступа к нефтегазовым ресурсам устанавливала пределы структурным преобразованиям в химической промышленности ГДР.

Программа 1958 г. была попыткой восполнить инновационный пробел собственными силами. Требовалось остановить регресс в химической отрасли ГДР. Однако уже в марте 1961 г. отдел тяжелой промышленности ЦК СЕПГ был вынужден констатировать: «Программа развития химической промышленности при нынешнем планировании более не существует. <…> По химии мы гарантированно скатимся на уровень второстепенной страны, если продолжим следовать запланированным курсом. <…> Даже в случае сохранения темпов, как они первоначально предусматривались Программой развития химической промышленности ГДР, в 1965 г. наше отставание от Западной Германии будет больше, чем к началу реализации Программы»[56].

В начале 1964 г. принимается вторая Программа развития химической промышленности. Ее цель – обеспечить продолжение начавшихся структурных преобразований. Однако, несмотря на солидные инвестиции, результаты оставались скромными. Особенно в растущих отраслях – в производстве пластмасс, синтетических волокон и в фармакохимии – предприятия ГДР в результате запоздалой модернизации оказались на положении отстающих. «Омоложение» химической промышленности не удалось, так как приобретение нового оборудования не сопровождалось соответствующим списанием устаревшего. Вследствие этого выросли затраты по его техническому обслуживанию и ремонту.

В Восточной Европе у химической промышленности ГДР почти не было равноценных партнеров, а на Западе ее возможности по кооперации – по политическим причинам – носили ограниченный характер. В то же время такая небольшая страна, как ГДР, была не в состоянии самостоятельно разрабатывать все наиболее важные химические технологии.

На сокращение поставок советской нефти в ГДР после второго нефтяного кризиса 1979–1980 гг. хозяйственная бюрократия ГДР отреагировала принятием программы, предусматривавшей отказ от использования нефти в качестве жидкого топлива и увеличение доли угля в топливном балансе. Вместо давно запланированного сокращения углехимического производства в 1980-е годы его объемы еще больше выросли. Повышение экономической эффективности химической промышленности больше не рассматривалось как самая важная задача, в качестве таковой теперь выступало сокращение импорта нефти[57]. Лозунг «выбор в пользу нефти» эпохи Ульбрихта превратился в лозунг «назад к углю» эпохи Хонеккера. Сохранение углехимии в конечном счете вылилось в фиаско всей энергетической и экологической политики.

От строительства атомных электростанций в 1960-е годы пришлось вынужденно отказаться в пользу традиционных источников получения электроэнергии на базе бурого угля. Причины имели как экономический, так и политический характер. Планы Ульбрихта по созданию атомных электростанций вплоть до независимого топливного цикла – важнейшим аргументом в пользу такого выбора являлись крупные инвестиции в развитие добычи урановой руды на комбинате «Висмут» – были отвергнуты ответственными товарищами в Советском Союзе: восточные немцы ни в коем случае не должны были получить автономию в области изготовления ядерных установок[58].

Программа создания полупроводниковой промышленности (завод элементной базы для техники связи в Тельтове, производство полупроводников во Франкфурте-на-Одере, центр молекулярных технологий в Дрездене) хотя и не была отменена, однако ее реализация была отложена на неопределенный срок. При этом ГДР, которая довольно рано начала разработки в этой новой области, имела хорошие шансы стать одним из важнейших производителей полупроводниковой продукции, сравнимым, например, с Южной Кореей. Руководство Академии наук и Совета по научным исследованиям не рассматривало, однако, создание полупроводников, а позднее микроэлектронных компонентов в качестве приоритетного направления[59]. Все еще свежи были впечатления от провала программы создания гражданского авиастроения, никто не желал вновь услышать в свой адрес критику по поводу ненадлежащего использования ресурсов.

Причины неудачи большинства крупных технологических проектов в эпоху Ульбрихта были многоплановы. Назовем пять главных из них: неэффективность плановой экономики, западное эмбарго на экспорт технологий, советские возражения по поводу идеи Ульбрихта о развитии ГДР как страны высоких технологий, недооценка возможностей ГДР, а также непоследовательность ответственных функционеров в поддержке технологических проектов. Напротив, значительные успехи отмечались в промышленных отраслях, на которые экономическая политика руководства СЕПГ обращала не столь пристальное внимание.

Примерно с середины 1950-х годов с внедрением программного управления началась технологическая революция в станкостроении. Была поставлена задача сохранять все необходимые команды по обработке какой-либо детали таким образом, чтобы стало возможным любое количество их повторов. В результате упрощалась переналадка оборудования и сокращались издержки производства[60].

В экспериментах использовали перфокарты, реле и вращающийся распределитель. Эти элементы управления позволяли сформулировать технологические команды с помощью цифр (цифровое управление). Таким образом, станкостроение ожидал скачок в производительности.

В целях объединения имеющихся исследовательских ресурсов в 1956 г. был создан Институт станкостроения (ИС) в городе Карл-Маркс-Штадт. Инженеры-исследователи нового института, в большинстве молодые люди, с самого начала с огромным энтузиазмом взялись за разработку проблем числового программного управления, хотя на тот момент экономика ГДР не испытывала потребности в станках с числовым управлением; интерес к ним был не слишком велик и в других странах – членах СЭВ[61].

В ИС были созданы первые лабораторные образцы аналоговых устройств контурного управления, на основе которых в итоге возникла программа числового управления «Парамат». Ввиду недостатка валюты ИС не мог приобрести лицензии за рубежом и поэтому был вынужден рассчитывать только на полупроводниковую промышленность ГДР, что сдерживало дальнейший ход работы. Оставался только путь затратного по времени дублирования разработок существующих технологий. Хотя уже в 1950 г. институт располагал действующим образцом, потребовалось еще пять лет, прежде чем на весенней Лейпцигской ярмарке впервые были представлены три станка с числовым управлением, изготовленные на народных предприятиях из Карл-Маркс-Штадта «VEB Großdrehmaschinenbau 8. Mai» и «VEB Fritz Heckert Werk».