Алёна была смелой трусихой. Она резким выдохом изгнала из души страх, взяла на руки сына, крепко прижала к груди и смело шагнула навстречу молодчикам.
С интонацией строевого сержанта:
– А ну, разошлись! – командно рявкнула на них, заставляя подчиниться. – Пропустить женщину с ребенком!
Она смело рассекла первую линию погромщиков, прошла сквозь вторую и третью шеренги изуродованных ненавистью лиц и юркнула в Серебряный переулок.
– Ты чего? – раздалось у нее за спиной.
– Чего, чего?
– Ты чего дал ей пройти?
Но было уже поздно. Навстречу ей по узкой улочке, вереща, мчались милицейские машины. Вид приближающихся стражей порядка означал серьезность происходящего и мгновенно превратил бесшабашность в оцепенение и страх за собственного ребёнка.
– (Что я делаю?)
Алёна выбралась на Калининский проспект в состоянии новорожденного теленка: на подгибающихся ногах и с затуманенным взглядом.
Афоня смотрел на нее большими карими глазами, соображая на ходу, что произошло и что они должны делать. Он еще никогда в жизни не видел ни демонстраций, ни погромов.
Калининский проспект жил своей суетливой московской жизнью. Никаких признаков происходящего в ста пятидесяти метрах на Старом Арбате здесь не чувствовалось.
– (Почему, если со мной, то никогда не просто? То Виторганы в троллейбусах и подъездах, то пожары в метро, то неофашисты в центре города. Есть люди, к которым приключения так и липнут, и среди них – я. Ты же хотела разнообразить свою жизнь – вот и получай, – думала Алёна, шагая к остановке «второго». – Хорошо, что пока всё хорошо заканчивалось, тьфу, тьфу, тьфу).
Ее не покидало чувство, что она только что вынырнула из другого мира.
– (Две соседние, параллельные улицы в одном городе и две параллельные жизни).
Подавляя в теле мелкую, похожую на зыбь на воде дрожь, она взглянула на сына. Тот был спокоен. Он шел рядом с мамой, и ничего плохого случиться не могло.
* * *
Вечером Алёна вместе с мамой, мужем и сыном смотрели репортаж о бесчинствах скинхедов, отмечавших на Арбате годовщину рождения Гитлера.
– Мама, смотри, это мы с тобой идем! – радостно закричал Афоня, показывая на экран телевизора.
Радость ребенка никто не разделил. Страна менялась, и кто знает, к худшему или к лучшему.
Раздался телефонный звонок.
– Кто это так поздно? – насторожилась Наталья Николаевна. – Доченька, сними, пожалуйста, трубку.
Алёна подошла к телефону в прихожей.
– Люлёк, привет, это Лерка.
Лерка была, пожалуй, единственной подружкой Алёны. И даже не подружкой, а человеком, с которым они с детства вместе шли по жизни, но в перпендикулярных направлениях. Когда-то давно обе переехали в новый дом и оказались на одной лестничной клетке. Лерка – миниатюрная смешливая блондинка, обожаемая парнями. Алёна – высокая, с рано сформировавшейся фигурой – была уверена, что мальчишки ею не интересуется. Она считала себя толстой из-за пышного бюста. Лерка проводила время с друзьями, ходила на дискотеки, целовалась на лавочке во дворе с одноклассниками. Алёна больше любила читать, поджав ноги в углу огромного дивана, и иногда ходить с родителями в театр или кино.
– Ты что так поздно? – удивилась Алёна.
– Я вас с Афоней только что по телевизору видела! А ты что, и в эту историю тоже попала? Я еще не успела опомниться от твоего пожара в метро, – Лерке не терпелось узнать подробности.
– Да, как обычно, – устало подтвердила подруга.
– Лёль, я не понимаю. Ты что, не могла пойти в другую сторону и, как все, спуститься в метро?
– Не могла, там намечалась давка, и ты же знаешь, я не езжу в метро.
– Слушай, они такой эффектный кадр показали. Ты с маленьким ребенком на руках и гневным лицом проходишь сквозь шеренгу головорезов. Просто Родина-мать! И как тебе всё это удается? Они же могли вас изуродовать!
– Очень просто: в долю секунды вспомнила, как в Переделкине из переулка на Афоню выскочила разъяренная овчарка. Я на нее так рявкнула, что она тут же села на задние лапы, заскулила и попятилась назад с поджатым хвостом. А сегодня я представила вместо этих ублюдков жалких щенят и пошла напролом. Ты знаешь, в моменты истины (что-то я высокопарна), особенно если это касается ребенка, во мне вспыхивает такой заряд энергии, что через забор перепрыгнуть могу.
– Ты же у нас неспортивная, – засомневалась подруга.
– В том-то и дело, – согласилась Алёна.
– Сколько тебя знаю, столько ты меня удивляешь.
– Спасибо и на этом. Лучше бы я тебя не удивляла. Лерк, я пойду спать. Извини. Ужасно устала. Спокойной ночи. Спасибо за звонок.
– Спасибо за звонок, – передразнила ее подруга и повесила трубку.
* * *
Алёна долго не могла уснуть: ворочалась, перемалывала дневной эпизод на Арбате.
– (Да, – думала она, – что-то моя эйфория по поводу «начала» новой жизни не продлилась долго. Может, наступают новые времена, и это надо иметь в виду? А Вершинский – говнюк. Как он мог бросить женщину с ребенком в такой ситуации? Или это простое совпадение? Человек не подумал? Спешил? Дать ему еще шанс?) – негодовала и одновременно уговаривала себя Алёна.
* * *
Урбанова не жалела, что ушла из университета, но и особых восторгов по поводу «налаживания новых взаимоотношений» у нее уже не возникало. Ей хотелось просто творить на собственной площадке – и чтобы никаких проблем, и чтобы никто не мешал.
– (Хорошо там, где нас нет), – думала она, глядя в окно троллейбуса по дороге на работу.
Весна разбушевалась. Всё зеленело и цвело. Она чихала и кашляла. Аллергия.
– (На кафедре тетки жизни не давали. И почему они меня так не любили? – она вынула из сумки носовой платок и высморкалась. – А ты сама не понимаешь? Везде лезешь со своими инновациями, покоя от тебя нет. А им нужна размеренная заболоченная жизнь. В Центре мужское царство, но от этого не легче, – Алёна тяжело вздохнула, представляя себя жертвой ситуации, но тут же придержала грусть. – Не кокетничай, Урбанова. Конечно же, тебе с противоположным полом проще. Они тебя вожделеют, а ты входишь в роль Колобка и удираешь от преследования. И пока тебе это прекрасно удается. Ты умеешь маневрировать, так что нечего ныть, прорвешься).
Проектом «Наука и сотворение мира» она увлекалась уже давно, а начала случайно. Как-то Наталья Николаевна, ее мама, перебирала книжные шкафы и наткнулась на старую потрепанную Библию. Посмотрела, полистала, хотела почитать, но не донесла до своей комнаты: отвлек Афоня. Она оставила книгу на столике в прихожей.
Через несколько дней, проходя мимо, Алёна взяла в руки Библию и открыла на первой попавшейся странице: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их…. И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма».
Дочитав до конца страницу, ее неожиданно осенило:
– (Так вот, оказывается, в чем дело. Вот о чем мой проект. Вот какой моя образовательная среда должна быть… Бог создал человека по Своему подобию! Свое подобие… подобие Творцу! А это означает, что мы можем и должны обучать студентов точно так же, как это делал Бог, то есть через сотворение, а не запоминание и понимание! Студенты будут дизайнить наш мир в компьютерной среде и познавать его таким образом, а мы им в этом поможем. Сделаем и ресурсы для чтения, и исчерпывающую информацию для поэтапного открытия новых знаний, и виртуальные лаборатории, и многое другое), – пазлы сложились в голове, показав большую картинку ее замысла. Дело оставалось за малым: превратить идеи в реальность.
Работая в Центре, Урбанова узнала, что доставать деньги для развития своих идей можно не только у вышестоящего начальства, как было раньше в университете, но и напрямую из Министерства или из частных или государственных фондов. Теперь такое финансирование называлось новым словом – грант.
Шаг за шагом в жизни Алёны появлялись новые лица. Урбанова добывала деньги, находила программистов, вовлекала своих бывших коллег в новый проект. Времена перестройки изменили многое в науке и образовании. Ученым была нужна дополнительная работа, чтобы выжить. Многие бросали науку и уходили в «челноки», но Алёна держалась изо всех сил. Вернее, ее оставляли на плаву замыслы нового подхода к обучению и Нахимов, который любил и верил в завиральные идеи жены.