– Монстры, – прошипела я и тут же прикусила язык. Эрнест улыбнулся знакомой ухмылкой, потом серьёзно посмотрел на Феликса, стоявшего позади меня.

Когда тёплый взгляд, цвета вина, устремился на меня, я замерла, слушая Эрнеста:

– Ты балансируешь, Рита, на тонкой грани. Не позволяй себя тянуть за руки.

Всё утихло. Меня ещё трясло, маму тоже, отец долго ещё прибывал в шоке от увиденного, в ужасе глядя на вынесенное окно.

– Сейчас привезут новое, – проинформировал Феликс. – Всё уже оплачено.

Отец в недоумении хмуро смотрел на него:

– И кто ты?

– Феликс, папа, – отозвалась я, – мой жених.

Он не стал даже жать ему руку, просто оглядел его и подошёл к маме, успокаивая её.

– Мам? – Повернулась к ней я, и её глаза наполнились слезами.

– Кто ты, детка? – Всхлипнула она, прижимая к губам платок, папа накинул ей на плечи плед, который был оставлен мной днём на диване.

Грета обратилась ко мне:

– Мне пришлось объяснить кое-что твоей маме. Она знает, что мы не люди.

– Объясните, что, чёрт возьми, здесь произошло? Какие ещё «не люди», Мария! Кто они? – Гремел голос отца.

Мама, не отрываясь, смотрела на меня.

– Папа, я…мы… – Я не знала, как это объяснить. Феликс склонил голову, вздохнул, потом произнёс, глядя прямо на отца:

– Я – не человек, маг-оборотень, Рита теперь тоже одна из нас. Грета – вампир, и все, кто находится здесь, кроме вас, принадлежит к тому или иному виду потусторонних сил…

– Что? – Явно не поверил отец, расстегнув пуговицы пиджака своего дорогого костюма, – вон из моего дома! – Махнул он в сторону двери, багровея от злости. – Вон отсюда, все! Проваливайте! В полиции мне дадут все ответы… – Он нервно рассмеялся, прежде, чем сказать, – вампиры и… как ты сказал? Оборотни, чёрт бы вас побрал, психи! Выметайтесь! – Он был просто в ярости.

Раздалось оглушительное рычание, и Давид обратился в огромного лиса прямо на глазах моих родителей, благо, что просторная комната позволяла ему это сделать, но пару ваз он расколотил.

– Господи Иисусе! – Вскричала в панике мама. Отец отпрыгнул к ней, закрывая её собой, я вскочила с места, готовая растерзать Давида голыми руками. Он сильно испугал их.

– Она и так натерпелась, Давид! – Закричала я, указывая на маму, рыдавшую в руках отца, – что ты творишь!

Когда он принял человеческий облик, то заговорил непривычно серьёзно:

– Теперь, вы понимаете, о чём идет речь. Рита, иначе никак. Да он вывел меня!

– Ещё хоть слово…– Прорычала я.

Мамин голос срывался:

– И ты хочешь сказать, что Феликс – это такое же существо?!

– Нет, – вклинился Давид, – гораздо опаснее!

Мама подозвала меня к себе, и я бросилась в её объятья. Папа тяжело дышал, вытирая пот со лба галстуком, забывшись. Всё происходящее ввергло его в ещё больший шок.

Мама заглянула мне в лицо:

– Когда ты всё хотела рассказать нам? – Поняв, что я вовсе этого не хотела, мама переменилась в лице, – ты была готова лгать?

– Я хотела уберечь вас от всего этого! И сейчас мы можем сделать так, чтобы вы ничего не помнили…

– И всё равно лгать? – Её пальчики были холодными, как лёд, она держала моё лицо в своих ладонях, не давая отвернуться, – но как такое могло произойти? Ты всегда была нормальной девочкой, моей девочкой…

– Мама, это долгая история.

– По всей видимости, – раздался папин грозный голос, – всё случилось не без его участия! – Ткнул пальцем в Феликса.

– Нет, нет, он здесь нипричём…

– Это сделал я, – на мой гневный взор Феликс и бровью не повёл, – Рита нуждалась в этом. Без «сил» она могла умереть.

– Нет, всё, – прервала его мама, – ничего больше слышать не хочу. И забывать всё это я тоже не хочу.

Грета и Давид в панике переглянулись, последний вперил беспомощный взгляд в Феликса. Он озвучил причину:

– Знание о нас представляет опасность не только для вашей жизни, но и для нашего существования. Те, что напали на дом – обычные люди, охотятся на таких, как мы. Их достаточно много. Представьте, что произойдёт, если о нас узнают…всё.

Мамины губы задрожали:

– То есть, вы боитесь утечки информации?

Папа долго дергал узел галстука, который, в конце концов, сорвал с себя и отбросил в сторону.

Когда я вновь расплакалась, мама обнимала меня, крепко, отчего мне стало спокойно и легко. Я начала расслабляться. Но, в коридоре раздались шаги. Когда вошёл Эрнест, Давид и Грета расступились перед ним. Родители хоть и не знали, кто это, но тут же уловили его настрой. Мама крепче меня обняла, папа в упор смотрел на гостя своим тяжёлым взглядом.

– Я думаю, – спокойно вздохнул Эрнест, – представляться не стоит, пусть это и дурной тон. Он компенсируется, ведь более грубым будет сейчас стереть этот эпизод из вашей памяти навсегда.

Я замотала головой:

– Нет.

Давид беспомощно и одновременно раздражённо по-лисьи заурчал:

– Рита, прекрати.

Эрнест хотел, видимо, смерить меня своим властным взглядом, но вышло излишне мягко. Знакомый прищур сытого кота, улыбка-ухмылка, горящие рубины вместо зрачков: – Тебе не достаточно того, что произошло сегодня? С каждым полученным знанием они подвергаются опасности, возведенной в десятую степень…

– Если бы они знали, – зарычала я, – то сегодня не подверглись такому стрессу, и уж тем более, опасности! Зная, как действовать, они бы уберегли себя.

– Ты не понимаешь, что говоришь, – вздохнул Давид.

– Понимаю! Почему я должна врать им? Почему? Они мои родители, никто, кроме них, никогда не окажет мне той поддержки, в которой я нуждаюсь! Он нужны мне! – Отчаяние заставило меня высказать то, что было на душе, долго её терзая.

Эрнест покачал головой:

– Вопиющий эгоизм. Ты думаешь, что они сами хотят этого? Спроси же, чего они хотят! – Вот теперь он был по-настоящему суров.

Слезы подступали, но я прогоняла их:

– Мам?

Её взгляд бегал от лица к лицу:

– Рита, я… Я не могу.

– Что? – Я попятилась, – пап?

Отец тяжело задышал:

– Нет, Рита. Мама права.

– Пойми, детка, – мама качала головой, глядя в пустоту, – я с трудом пытаюсь переварить случившееся, боюсь, что никогда не смогу, и лучше всё забыть. Я не смогу мириться с тем, что моё дитя так страдает во всем этом. И я не хочу с этим мириться! И это ужасно, что я не буду помнить того, что знаю сейчас, потому, что буду дальше от тебя настолько, что… Тебе будет очень трудно… Рита, ты ещё можешь вернуться?

– Нет, мама.

– Здесь за ней есть кому присмотреть, – папа говорил это маме, успокаивая, – Феликс, – посмотрел на него, – надеюсь, когда мы встретимся, то ты произведёшь должное впечатление.

Феликс невозмутимо кивнул.

Я поняла, что бессильна.

Эрнест не удостоил меня своим взглядом:

– Я сам займусь ими, Рита. – Подошёл к моим родителям. – Вы сделали правильный выбор. Завтра вы проснётесь, и не будете помнить ровным счётом ничего из того.

Дальше я уже ничего не слышала. Я вылетела из гостиной, оттолкнув Давида, попытавшегося меня остановить.

В комнате было темно, дверью я хлопнула так сильно, что затрещал косяк. Я хотела, чтобы мои родителя были со мной, чтобы мне не нужно было им врать. Кто бы мне помог сейчас? Кто бы понял меня? Феликс? Он просто стоял и молчал, не поддержав ни меня, ни Эрнеста. О чём он думал в этот момент? На чьей стороне он был?

Я обхватила себя руками и, ощутив под ладонью липкую, подсохшую кровь на предплечье, в которой было и платье, брезгливо от себя отдернула их. Бинт на руке растрепался и был испачкан.

Вновь накатило ощущение чьего-то присутствия. Я огляделась: кругом темно. Кто-то приближается…

К горлу подступил готовившийся вырваться крик.

– Как ты? – Феликс стоял у окна. Я протянула к нему руки, сидя на кровати, и он уже оказался рядом со мной, обнимая.

– Натерпелась же ты сегодня, – вздохнул он, – мы всё выясним, обязательно. Как охотники узнали о тебе и почему так дерзко напали.