Прошу меня простить за некоторые дополнения в ходе повествования моей истории, надеюсь, что они не будут отвлекать вас или казаться лишними, так как мне они необходимы, для создания полноты картины происходящего.

Воспоминания важны, я убеждена в этом. Особенно, когда живёшь больше трёх сотен лет. Воспоминания уже становятся необходимыми. Не помня прошлого, невозможно строить будущего.

Я никогда не вела дневников, о чём жалею теперь, потому, что многое забывается. И я надеюсь, что поделившись своими воспоминаниями сейчас с вами, я смогу оставить эти события в вашей памяти, и вы не забудете меня.

Ты жив, пока тебя помнят, а не пока ты оплакиваешь прошлое.

Кругом было темно, но я отчётливо видела каменную дорожку, по которой шла. Холод пробирался по ногам выше, заставив меня дрожать. «Это сон» – твердила я себе, – «бояться нечего».

Я шла достаточно долго, ноги словно начали наливаться свинцом, из-за чего стало трудно идти. Становилось всё холоднее и холоднее. Когда я посмотрела под ноги, то увидела, что мои ступни покрыты льдом. Я примёрзала к полу. Тогда, я зашагала быстрее и споткнулась обо что-то, упав на холодную поверхность, из-за чего твёрдый край чего-то врезался мне в живот. Поднявшись, я разглядела гроб. Он был чёрным, сливаясь с темнотой. Глядя на него, я поняла, что непременно должна его открыть.

С трудом сдвинув крышку, я увидела в нём Грету. Она лежала с закрытыми глазами, не дышала, руки сложены на животе. Шёлковая обивка гроба словно светилась, играя на её белой коже. Что странно, на ней было надето свадебное платье, но оно было чёрным.

Одновременно её глаза распахнулись и меня схватили за руку. Грета шипела, обнажая клыки, села в гробу и дернула меня вниз. Я закричала, но отскочить не смогла, так как мои ступни насмерть примёрзли к камню.

Убийственный взор, выворачивавший душу наизнанку, блеклых глаз её вперился в меня.

И она зашипела, криво ухмыляясь:

– Теперь ты одна из нас!

Когда я закричала вновь, пытаясь вырваться, она поднесла ко рту мою руку и укусила её.

Просыпаюсь.

Моя комната, я всё ещё в доме своих родителей. Окно было открыто, ветер колыхал шторы. Так вот почему было так холодно!

Машинально осмотрела руку – всё в порядке, никаких укусов.

– Феликс, – позвала я шёпотом, – зачем ты открыл окно?

Лунный свет освещал его, словно сама луна ласкала его прекрасное лицо:

– Было душно, прости. Замерзла?

– Не очень, – однако, в шёлковой сорочке было холодно.

– Иди сюда, – поманил меня он к себе.

Я укуталась в одеяло, скрыв голые плечи, и подошла к нему. Феликс обнял меня, и я вовсе позабыла о холоде.

– Посмотри, – он обратил моё внимание на то, что творилось за окном, – луна сегодня ближе всего к Земле, – от действительно прекрасного небесного светила, я перевела взгляд на Феликса, глядя на него снизу вверх, подняв голову, и поняла, что даже луна сегодня не сравнится с ним. Он продолжал говорить:

– Такое бывает очень редко. Ты только послушай, – рукой он провел по моим волосам и заметил, что я смотрю на него. Потом он повернул лицо ко мне и взглянул мне в глаза. Его зрачки засветились алым, как угли на которые дул ветер, что шумел сейчас в кроне дерева, растущего рядом с моим окном.

Феликс нежно улыбнулся:

– Что ты слышишь?

– Ветер. – Не отрываясь, смотрела я на своего любимого.

Феликс вздохнул, по-прежнему улыбаясь.

Я пожала плечами, с которых сползло одеяло:

– Ну не умею я слышать красоту.

– Не в этом дело, – он провёл ладонью по моим волосам и остановил её у моей щеки, – ты прекрасна. – Его глаза заалели ярче, моё сердце забилось так, что голова начала кружиться. Феликс поправил на моих плечах одеяло, после того как его взгляд скользнул по моей ключице. Очень жаль, что ему придётся покинуть меня утром, так как в доме он находился не легально. По моей просьбе, он оставался со мной на ночь, так как одна я просто-напросто боялась. Страх преследовал меня с того момента, как неделю назад закончилась история с Альфредом и уехал Гепхард.

– Ложись спать, – шепнул мне на ухо Феликс, обнимая меня, – завтра я снова приду.

– Мы встретимся днём? – С надеждой спросила я.

Феликс поцеловал меня в лоб:

– Нет, мне нужно ещё кое-что решить…

Он не успел отстраниться, когда я поднялась на цыпочки и поцеловала его в подбородок, после чего его горячие губы нашли мои.

– Что тебе нужно решить? – Шепнула я.

– Скоро узнаешь.

Его горячие губы обжигали мои, кажется, что с каждым их движением они нагревались сильнее. Эта его особенность просто сводила меня с ума.

Как только его руки начали плотно прижимать меня к себе, я отстранилась. Не насытившись поцелуем до конца, Феликс вздохнул, с укоризной глядя мне в глаза.

– Надеюсь, что это того стоит. – Вздохнула я.

Феликс лишь улыбнулся мне в ответ.

Когда я привела себя в порядок, и спустилась на кухню утром, мамы дома уже не было. Папа точно уехал на работу, ещё часов в семь, как обычно.

Находясь в упадническом настроении, я ходила по дому, как приведение.

И Иры рядом нет. Давид заверил, что в ближайшем времени работы для меня не предвидится и он не появлялся. Такое впечатление, что я осталась одна, пусть родители были рядом. И те разбегались каждый день по своим делам.

Дом был пустым. Я ходила по комнатам, осматриваясь, словно впервые оказалась здесь. Мой родной дом… Столько воспоминаний!

На секунду мне стало жутко от того, насколько мне было некомфортно одной.

Вспомнился ночной кошмар…

– О, нет, нет, нет, – затараторила я, отгоняя от себя жуткие мысли, поднимаясь в свою комнату, чтобы переодеться во что-нибудь менее домашнее, так как появиться в штабе в мятых шортах и застиранной футболке будет неприлично.

Я хотела надеть туфли, но решила остановить выбор на кедах, так как от моего образа жизни можно ожидать только сюрпризов – вдруг придётся спасаться бегством от очередного монстра… и вместо платья пришлось надеть джинсы и топ.

Прежде, чем спуститься вниз, я остановилась, глядя на широкие деревянные ступени лестницы. Помню, как малышкой я спрыгивала по ним по очереди, обеими ногами, не торопясь. Когда я спрыгнула сейчас, то шума было гораздо больше.

Подумаешь, пожала я плечами и продолжила своё развлечение. Так, через несколько долгих и утомительных минут моего пути прыжками, вызванного ностальгическим настроением, я оказалась у последней ступени. Спрыгнув на неё, я подняла голову и вздрогнула: в коридоре стоял Давид. Его лицо не выражало ничего, кроме спокойствия. Лишь одна его бровь была иронично вздёрнута. Неловкое молчание.

– Веселишься. – Заговорил он лениво, явно наигранно. – Веселись, веселись…

– Я закончила. – Появление моего наставника означало только одно: новые приключения.

Он вздохнул:

– Тогда, идём. – Тут его серьёзное выражение слетело подобно сорванной маске, и он рассмеялся, – Рита, я уже ничему не удивляюсь… но ты что-нибудь да выкинешь.

Я шла следом за Давидом по пути в кухню:

– Что привело тебя сегодня в мой дом?

На столике у стены, на которой висел тёмно-серый телефонный аппарат, Давид обнаружил оставленный мамой флакон её французских духов. Он взвесил его в руке, рассматривая, потом поднес к лицу, вдыхая аромат:

– У Марии Алексеевны хороший вкус, – проговорил он, свернув с пути в гостиную. Поставив духи так, как они стояли до того, как их потревожили, я проследовала за Давидом.

– Ты не ответил на вопрос. – Мои слова были проигнорированы. Давид рассматривал фотографию на комоде с рамками, сделанную ещё до моего отъезда в первый год обучения в университете. На ней были запечатлены я и родители на одном из наших пикников. Он снял рамку с фото с комода, чтобы рассмотреть поближе:

– Ты была такая милая тогда, – улыбнулся Давид, продолжая рассматривать фото, – мама у тебя, я скажу, прелесть…