— Я тебя ненавижу, капитан, ты мастер пыток, о-о! Болит!

— Что мастер сказал?

— Как спадет опухоль, видно будет. Капитан, а когда мы уедем отсюда, а? чего ждем?

Ниротиль вздохнул. Ему пришлось посвятить Трис в детали — в приготовления к казни, распоряжения Советника Правителя, который молчаливо, но решительно взялся за расследование преступлений против трона во Флейе. Не сказал он воительнице только о том, что у него есть еще нерешенное дело с Сонаэнь.

Он и так знал, что Триссиль казнила бы ее, будь на его месте; вероятно, действительно перерезала бы горло где-нибудь в темноте, далеко от посторонних глаз и ушей. Он и сам бы так сделал прежде.

Но один из четырех великих полководцев Элдойра, мастер войны, не мог так поступить с законной женой, не потеряв уважения других. Прежде Ниротиль не беспокоился столь сильно о репутации. В конце концов, он и его соратники были кочевыми войсками, какое-то время наемниками, и — Бога ради! — он даже с северянами-оборонями жил.

Но не теми, что теперь величаво расхаживали, почесывая бороды и потрясая богатыми шубами, по посольству в Элдойре. Не теми, которые припеваючи жили в своих северных городах, не интересуясь нимало тем, что происходит южнее Белозерья. Ниротиль долбанные месяцы провел бок о бок с теми, что не строили изб и не возводили теремов и городов за деревянными стенами, а ютились в землянках и не гнушались сожрать сородичей при случае или трахать матерей, когда больше никого рядом не оставалось.

Пропасть между тем, кем он был, и тем, кем его себе представляла Сонаэнь, становилась все более очевидна. Не перебивая, Трис выслушала его со скептическим выражением на лице.

— Зачем ты женился? — прямо сросила она, опрокидывая в себя стакан вина и не утирая рот — ожоги все еще не позволяли, — почему на ней?

— Ее отец был воин. Я не подумал, что она жила за чертой оседлости.

— Там, где платят за покатушки с деревянными копьями?

— Это турнир называется, сестрица.

— Одна херь, тупая затея и трата времени, — на ильти пробормотала женщина себе под нос. Мужчина не мог не рассмеяться.

— Пожалуй, ты гораздо больше похожа на жену полководца, — произнес Ниротиль. Воительница хрюкнула.

— Не смей, Тило. Не смей. Ты мне не нравишься даже.

— А я и имени твоего не знаю до сих пор, и присяги ты не давала. Уживаемся же как-то. Кстати, почему я тебе не нравлюсь?

— Член кривой.

— Трис!

Она тяжко вздохнула.

— Тебе не о бабах думать надо — пойми, ты всегда будешь хорошеньким, или как на хине? Привлекательным? Ты их найдешь десяток, сотню, капитан! А не захочешь их, — она запнулась, чуть смутилась будто, — тогда только позови — я согрею твою ночь всегда. Всегда. Чтобы ты от дури своей еще какую-нибудь шлюху не посадил на шею себе, и мы не оказались в дельце похлеще этого.

Он долго молчал. Оценивал и взвешивал каждое услышанное слово. Размышлял над тем, почему на нее не злился никогда. Правдивая. Такой она и была, хитрая Чернобурка; лгала и выкручивалась, но ему не врала никогда, ни о чем, даже когда он предпочел бы ложь. Один из немногих действительно верных друзей, которые остались у него.

— Твоя правда, лиса, — помолчав, согласился Ниротиль, — а с той, что у меня на шее сейчас, что делать?

Она отвела взгляд.

— Как посадил — так сам и снимай. Разберись с этим.

Больше он не услышал от нее ни слова. Но уходя и оглянувшись, не желая покидать тепло, в котором так часто тонул, забывая поблагодарить за него, не удержался, чтобы не напомнить:

— Мы ведь могли закопать тебя в могиле безымянной, знаешь ли. Так и не скажешь, как тебя на самом деле зовут?

— В другой раз, капитан! — неизменно бодро донеслось от нее.

*

«Разберись с этим».

…это было его первое задание; эскорт-ученики почти сразу отправлялись на поля сражений, никто не заботился о должной боевой подготовке, Школа Воинов потеряла почти все влияние на востоке.

Но в Сабе еще можно было притворяться, что Смуты не было, и Учитель зачитывал им книги, разговаривал с ними о доблести, о чести, позволяя высказаться им, затем говоря сам.

Учителя убили накануне испытания его учеников перед старшими воинами, и звание они все получали в спешке, без торжественности и поздравлений. Так было почти со всеми в эти дни. После Ниротиля отправили к десятнику Менда, и началась беспощадная муштра, продолжавшаяся три долгих, бесконечных месяца.

Окрестности Сабы наводнили рыцари из Сальбунии; неделя за неделей, месяц за месяцем они отступали на восток или север, в поисках приюта их семьи разбегались по всем окраинам королевства, а вместо воинов со стягами Элдойра все чаще стали встречаться сражающиеся за свои племена банды, представленные бывшими мастерами меча, присягнувшими воинами и бездомными рыцарями.

Наконец, явились и знамена Союза. Сытые, дисциплинированные, ведомые опытными командирами, воины южан действовали скоординированно и четко, отсекая территорию за территорией, долину за долиной, последовательно и неотступно. Но восточнее Сальбунии им продвинуться не удалось: кочевники Черноземья не позволили. Отбиваясь день и ночь и растворяясь в степи, куда тяжеловооруженные рыцари не рисковали углубляться, они устояли, все-таки.

— Если мы отбились, то зачем нам нападать на их пограничные стоянки? — недоумевал Ясень — юноша чуть постарше Ниротиля, служивший в той же сотне.

— Как ты не понимаешь! Они же будут снова нападать.

Лето было в тот год особенным - ощутимо бесконечным. Короткие, но наполненные танцами у костров ночи, любвеобильные девушки, не устающие принимать их ухаживания - это был если не рай, то что-то очень похожее. Море, на которое они любовались с обрыва, искрилось на солнце, а звуки настраиваемой мандолины за их спинами обещали очередной волшебный вечер.

— Мы будем в бою, значит? — нетерпеливо подпрыгивал кто-то за спиной Ниротиля, — нас поведут в бой, по-настоящему?

— Я бы не отказался, — солидно пробасил ему в ответ другой новичок, — что скажешь, Тило? Будет это их князь с войском или небольшой отряд?

Он крутанул меч в руке, любуясь своими движениями.

— Может, небольшая группа. Вряд ли мы могли бы устоять против сотни рыцарей или против копьеносцев…

Но все вышло иначе. На лиманах, где выпасали своих коров оседлые кельхиты, их ждали двадцать южан, в камышах засело не меньше полусотни лучников, и в первые же десять минут эскорт-ученики — все три десятки — были раскиданы ими с легкостью.

Отплевывая тину и ряску, Ниротиль едва выбрался на берег, одной рукой придерживая бесчувственное тело, он не знал, чье, но этот кто-то еще дышал, когда пускал лицом вниз пузыри в лимане. Кашляя и задыхаясь, он взглядом уперся в тяжелые сапоги перед собой — и это оказались сапоги сотника Гримора, упершего кулаки в бока и качающего головой, словно ругавшего нерадивого ребенка.

— Семь, восемь. Этот живой, балласт твой? — сил у Тило нашлось, только чтобы кивнуть, — приведи в чувство. Нужны все руки, какие есть. Мы их отбили. Тут две дюжины по кустам подранков.

Сотник посмотрел на него выжидающе. Ниротиль по-прежнему не мог взять в толк, чего командир от него ждет. Гримор закатил глаза: