— Ну давай, торгуйся со мной дальше, Миротворец, — прошипел Лияри, и в эту секунду Сонаэнь тенью метнулась между ним и полководцем, Ниротиль только успел втянуть воздух со свистом, не успел произнести «Не смей, дура!», —

— не хочу запомнить тебя такой: ненавистное серое платье, вздрагивающие плечи, следы на шее сзади, под волосами, до сих пор спутанными; жалкая, маленькая, глупая девочка, любившая рыцаря и нашедшая вместо него чудовище, я виноват был и буду, я не умею иначе, прости, прощай —

Но зеленый огонь погас в мстительных ярких глазах, и Лияри медленно, очень медленно ослабил тетиву.

Улыбка и даже ее тень пропали с его лица, и глядел он теперь не на полководца, а на леди Орту. Ниротиль не шевельнулся, пока Наместника опускали на колени, быстро разоружали и связывали, тихо переругиваясь, присягнувшие воины мастер-лорда Сартола.

С губ Лияри не сорвалось больше ни звука, ни слова. Ниротиль тоже ничего не сказал, глядя в спину своей жены. Она так и не обернулась, чтобы встретить его взгляд. Мужчина поднял руку, чтобы коснуться ее плеча, возможно, в знак признательности. Или в знак того, что, как он знал, признательность должна быть тем, что следует чувствовать. Но стоило Тило только потянуться к ней, и ее плечи чуть сжались, как в предчувствии удара, и он замер.

Та самая рука, что держала ее за волосы накануне, пока он насиловал ее. Та, которой он оставил следы на ее теле прошлой ночью. Которой убивал — чаще всего, в самом недалеком прошлом; рука, бросившая факел в сеновал в Сальбунии и заставившая гореть заживо беспомощных горожан, запертых внутри, рука, оскверненная слишком многими темными деяниями.

Ниротиль сжал кулак, поднес его к губам, прикрыл глаза на мгновение, понимая, что, возможно, предпочел бы на ее месте виселицу такому прикосновению.

*

Из всех воинов Ниротиля Литто один заметил, что его командир слегка не в себе. Остальные, даже Ясень, словно и забыли, что их предводитель был однажды тяжело ранен. Только не Литто, подхвативший Ниротиля сразу по выходу из его шатра. Литто также принадлежал к семье полководца — степень родства никогда не занимала обоих, и, сколько бы раз они ни пытались выяснить ее, результаты отличались от предыдущей попытки.

Объятия Литто были, возможно, чересчур фамильярными, когда он и Ясень провожали полководца к госпитальерам. Сами воины заняли место снаружи, у тентов, занявшись делом: быстрым зашиванием саванов.

Сегри тоже не оказал полководцу особого почтения.

— Чем ты меня опоил, — едва ворочая языком, пробормотал Ниротиль. Сегри безжизненно растянул успокаивающую ухмылку на губах. Горцы редко умели проявлять понятные другим эмоции.

— Успокоительное. Ваш пульс, мастер войны, слишком частый. Я бы порекомендовал также кровопускание.

С лежанки Трис донеслось сдавленое хихиканье.

— С вами, душегубами-лекарями, только свяжись, — Тило закрыл глаза и потер веки, — Ясень, ты проследил, чтобы…

— Все уже сделано, мастер. Нарочный с письмом отправлен. Сокол и голубь отправлены вперед него. Дозор выставлен. Если они попробуют отбить своего командира, мы продержимся до подкрепления. Но я не думаю, что они попробуют.

— Хорошо. Это — хорошо, — он по-прежнему не открывал глаз, — а кстати… Что с козами — и ослами, которыми вы отвлекали их?

— Ослов реквизировали уважаемые госпитальеры для нужд раненных. А коз… Ребята хотели бы поинтересоваться, мастер войны…

— Я бы лучше воронье мясо ела, чем козлятину, — встряла Трис; слабый, голос ее уже обретал прежние интонации, — ты вообще вроде мясо бросил есть, брат Ясень?

— Что тебе до моего пайка, а? — эти двое никогда не переставали свариться. Но, как мог видеть из-под тяжелеющих век Ниротиль, Ясень с величайшей осторожностью помог женщине сесть, старательно расправил одеяло вокруг ее ног и аккуратно подал ей стакан с соломинкой, придерживая его так, чтобы ей было удобнее пить.

Отключался Ниротиль, уткнувшись Трис куда-то в район колен, слушая тихую перебранку оруженосцев и чувствуя предрассветный ветер, ласково целующий его лицо.

…

Флейя не была разорена. Ниротиль не верил сам, что этого не случилось, но в полдень, зевая, спотыкаясь и чувствуя ломоту во всем теле, он нашел Дворец Наместника точно таким же, каким оставил накануне.

Что ж, вероятно, в кои-то веки издевательская кличка «Миротворец», приставшая к нему, оказалась правдой. Если не считать ряда виселиц на площади, город выглядел безмятежно, как и в прочие зимние дни.

Вид виселиц заставил Ниротиля вспомнить о предстоящем наказании Сонаэнь, и хорошее настроение улетучилось вновь. Он не мог позволить себе даже посоветоваться с братьями-воинами и был слишком горд, чтобы искать Наставника в храме. К тому же, с флейянскими Наставниками он дел иметь не желал.

День был бестолковым, холодным и полным сожалений и скорби. Даже разбор накопленных за годы контрабанды богатств Флейи не мог отвлечь от другого подсчета: требовалось похоронить погибших.

Мастер-лорд Сартол нашел последний приют в обстановке, мало отличавшейся от всей его жизни: в его могиле забыли лопату, и час, если не больше, шли бурные дебаты о допустимости ее откапывания обратно. Все решили десятники, направившие на работы трепещущих перед собственным кощунством эскорт-ученика.

— Это осквернение могил, — жалко протестовал один, совсем мальчик.

— Я тебя сам оскверню, ходить неделю не сможешь, если не отроешь обратно! — выдал десятник и прибавил к словам подзатыльник, — мастер-лорд встал бы мертвым из могилы и сам бы тебя лопатой огрел, как о такой растрате узнал бы!

Двое из его сыновей были похоронены с ним тем полуднем. Кладбище чуть поодаль от центрального тракта за несколько дней противостояния Наместника власти Военного Совета сползло в долину, разрослось.

— Раньше мертвецов они не хоронили, — задушевно поведал Сегри, на правах соседа сообщая сплетню о флейянцах, — просто клали на камни и сушили, а потом относили на гору как можно выше.

— Гадость какая. А сушили зачем? — это любопытная Трис не смогла остаться в стороне от интригующего обычая. Ниротиль недовольно покосился на миску у ее лежанки. Еда уже третий раз осталась нетронутой.

— Кто бы знал, может, чтоб легче в гору тащить было…

Когда Сегри ушел из палатки, женщина заговорщицки округлила глаза, подаваясь к Ниротилю:

— Думается мне, капитан, все эти горцы камнем шибанутые, без исключения, что эти, что асуры… Ох надоел мне он, как квочка, вокруг.

— Ты серьезно ранена, — напомнил Ниротиль. Трис скосила глаза на пока все еще недействующую правую руку, покусала губы по привычке, тут же зашипела, коснувшись зубами свежей корочки на ожогах. Она снова больше лежала, хотя уже пробовала до этого садиться, и почти весь день проспала.

Прежде она никогда не попадала под столь жестокий удар, исключая первую их встречу; Ниротиль в очередной раз задумался, что она пережила тогда. Но он не готов был ранить ее еще и расспросами. Да и ни к чему это было.

— Если мастер Сегри разрешит, заберу тебя к нам, — решился он, наконец, — хватит прохлаждаться. Да и уход за тобой тут не очень…

— Много от меня пользы теперь будет? — она кивнула на искалеченную руку с недовольной гримасой, — или я тебе для веселья потребна? Заведи себе эту, вашу сабянскую птицу…